Она сосредоточенно глядела на горящие угли, всемтеломвпивала
их тепло, ноотступилаподнепереносимойласкойогня.Языкипламени
бросали на ее смуглую кожу дрожащие отсветы.
- Ихсейчассожгут,онисгорят,-произнеслаонахриплым,чуть
задыхающимся голосом, - а мы тем временем...
Ее взгляд старался проникнуть всамоепеклоогня,словноМаргарита
желала опьянить себя картиной ада.
Потом она резко обернулась и, глядя в лицо Филиппа, отдаласьему,как
нимфа отдается в лесу фавну.
Пламя камина отбрасывало на стену их огромные тени, касавшиеся головами
сводчатого потолка.
8. "ПРИЗОВУ НА СУД БОЖИЙ"
Дворцовый сад отделялся от Еврейского островаузкойпротокой.Костер
сложили как раз напротив королевской галереи - отсюда Филипп Красивыймог
без помех наслаждаться зрелищем.
Все новые и новые толпы зевак прибывали к месту казни,онизаполонили
оба берега реки, все свободноепространствонаостровке.Этимвечером
парижские лодочники изрядно подзаработали.
Но лучники стояли нерушимым строем; стражники врезалисьвсамуюгущу
толпы; отряды вооруженной стражи были расставлены на всех мостах и в конце
всехулиц,выходившихкСене.Итак,сэтойстороныопасностине
предвиделось.
- Мариньи,можетепоздравитьпрево,-обратилсяФилиппксвоему
коадъютору, который ни на шаг не отходил от королевской персоны.
Еще утром приближенные короля боялись, что волнение можетперерастив
бунт, ивдругвсекончилосьнароднымгуляньем,ярмарочнымвесельем,
театральным зрелищем, которым монарх решил угоститьсвоюстолицу.Даи
впрямь все здесь напоминало празднество. Рядомспочтеннымигорожанами,
которые привели посмотреть на тамплиероввсехсвоихчадидомочадцев,
толкались нищие, сюда сбежались разрумяненные инасурмленныенепотребные
девки, покинув улички, прилегающиексоборуПарижскойБогоматери,где
процветала торговля любовью. В ногах у взрослых путались мальчишки, норовя
пробраться в первые ряды. Евреи с желтым кружком на плаще боязливожались
друг к другу - они тоже пришли посмотреть на казнь,котораянасейраз
миновала их. Прекрасныедамывподбитыхмехомнакидках,искательницы
сильныхвпечатлений,льнуликсвоимкавалерам,времяотвремени
истерически вскрикивая.
Ночь выдалась холодная, с реки порывами налетал ветер.Пламяфакелов,
отражавшееся в воде, бежало по ее зыби длинными багровыми струйками.
Мессир Алэн де Парейль, в шлеме с поднятым забралом, храня свой обычный
скучающий вид, красовался на коне перед строем лучников.
Костер сложили выше человеческого роста; главный палач и егоподручные
в красных кафтанах и с капюшонами на голове, созабоченнымвидомлюдей,
которым хочется выполнить свое дело какможнолучше,суетилисьвокруг,
подравнивали сложенные дрова, готовили охапки хвороста про запас.
На вершине костра стояли привязанные к столбам ВеликиймагистрОрдена
тамплиеров и приор Нормандии, лицомккоролевскойгалерее.
На вершине костра стояли привязанные к столбам ВеликиймагистрОрдена
тамплиеров и приор Нормандии, лицомккоролевскойгалерее.Длявящего
бесчестья на голову им водрузили бумажные митры, какие обычно надеваютна
еретиков. Ветер играл их длинными бородами.
Монах, которого зоркаяМаргаритазаметилаизокнаНельскойбашни,
протягивал осужденным огромное распятие и обращалсякнимспоследними
увещеваниями. Притихшая толпа прислушивалась к его словам.
- Сейчас вы предстанете перед лицом Господа, - надрывно кричал монах. -
Признайтесь, пока еще не поздно, в вашихпрегрешенияхипокайтесь...В
последний раз заклинаю вас!
Осужденные, неподвижно стоя на самой верхушке костра, ужеотрешившиеся
от всех земных забот, словно вознесенные в черное небо над чернойземлей,
не отвечали наегозаклинания.Онимолча,снескрываемымпрезрением
смотрели на монаха, беснующегося где-то внизу.
- Не хотят исповедоваться, не желают раскаиваться, -прошелпотолпе
шепот.
Тишина стала ещенапряженнее,ещеглубже.Монах,бормочамолитвы,
опустился на колени. Главный палач взял изруксвоегоподручногопучок
горящей пакли и помахал ею в воздухе, чтобы огонь сильнее разгорелся.
От едкого дыма чихнул какой-то ребенок, но звонкая пощечина тут жеего
усмирила.
Капитан Алэн де Парейль повернулся к королевской галерее, словно ожидая
знака, и все головы, все взоры медленно, как по команде, обернулисьвту
же сторону. И каждый невольно затаил дыхание.
Филипп Красивыйстоялвозлебалюстрады;членыКоролевскогосовета
почтительностолпилисьвокругнего.Вневерномсветефакеловчетко
вырисовывались их лица,ивсягруппапридворныхнапоминалабарельеф,
высеченный на башенной стене из розового камня.
Даже осужденные подняли глаза к королевской галерее. Взгляды Филиппаи
Великого магистра скрестились, будто меряясь силой, застыли, не отрывались
друготдруга.Никтонезнал,какиемысли,чувства,воспоминания
проносятсявэтуминутувголовахдвухзаклятыхврагов.Нотолпа
инстинктивно почувствовала, что происходит нечто непередаваемоужасное-
так нечеловечески страшен был этот молчаливыйпоединокмеждувсемогущим
государем, окруженным свитой исполнителей его воли,иВеликиммагистром
рыцарства, привязанным кпозорномустолбу,междудвумяэтимилюдьми,
которыхправорожденияислучайностиИсториивознеслинадвсеми
остальными.
Быть может, Филипп Красивый,движимыйвысшимсостраданием,помилует
осужденных? Быть может, Жак де Молэ смирится наконец и попросит пощады?
Король махнул рукой, и на пальце его сверкнул крупный изумруд. Алэнде
Парейль точно таким же жестом махнул палачу, и палач сунулпучокгорящей
пакли под хворост, сложенный у подножия костра. Из тысячи грудейвырвался
вздох - вздох облегчения и ужаса, вздох удовлетворения,страхаитоски,
вздох почти сладострастного отвращения.