Людовик Наваррский, обычно понимавшийсловасобеседникалишьспустя
некоторое время, спросил брата:
- Значит, ты говоришь, что видел в Нельской башне свет?Инахмурился,
словно какая-то докучливая мысль пришла ему в голову.
Ангерран де Мариньиневольноподнесладоньклицу,какбыжелая
защитить глаза от ярких вспышек пламени.
-Чудесноезрелищевыуготовилинам,Ногарэ,подлиннаякартина
преисподней, - произнес Валуа.-Должнобыть,освоейбудущейжизни
задумались?
Гийом де Ногарэ ничего не ответил на шутку его высочества.
Костер разгорелся с новой силой, и Жоффруа де Шарнэ,приорНормандии,
охваченный пламенем, уже напоминал обуглившийся ствол, который потрескивал
в огне, покрывался пузырями,обращаясьпостепенновпепел,рассыпаясь
пеплом.
Многие женщины теряли сознание. Другие сломя голову бросались к берегу,
нагибались над протокой и даже не боролись с приступами рвоты, хотя король
сидел чуть ли не напротив. Толпа, охрипшая от крика, примолкла, икое-кто
уже уверял, что совершится чудо,ибоветерупорнодулвсевтомже
направлении и пламя еще не коснулось Великого магистра. Нет, неспроста его
так долго не берет огонь, неспроста костер с его стороны не желает гореть.
Но вдруг верхние поленья осели, и пламя,получивновуюпищу,взмыло
вверх, к ногам Жака де Молэ.
- Наконец-то, - воскликнулЛюдовикНаваррский,-наконец-тоиего
взяло!
Вытянув и без того длинное лицо, напружив худую шею, он весь сотрясался
в приступе необъяснимого смеха, который неизменно нападал на него в самых,
казалось бы, трагических обстоятельствах.
На огромные холодные глаза Филиппа Красивого ни разу, дажесейчас,не
опустились веки.
Внезапно завесу пламени прорвал голос Великого магистра,исловаего
были обращены ко всем и к каждомуибеспощадноразиликаждого.Итак
неодолима была сила этого голоса, чтоказалось,принадлежитонужене
человеку, а идет из нездешнего мира. ЖакдеМолэсновазаговорил,как
нынче утром, на паперти собора Парижской Богоматери.
- Позор! Позор! - кричал он. - Вывсевидите,чтогибнутневинные.
Позор на всех вас! Господь Бог нас рассудит!
Коварный язык пламени подкрался к нему, опалил бороду, в мгновениеока
уничтожил бумажную митру, поджег седые волосы.
Толпа безмолвствовала в оцепенении. Людям казалось, чтонаихглазах
жгут безумного пророка.
ЛицоВеликогомагистра,пожираемогопламенем,былоповернуток
королевской галерее. И громовой голос, сея страх, вещал:
- Папа Климент... рыцарь Гийом де Ногарэ, король Филипп... не пройдет и
года, как я призову вас на суд Божий и воздаетсявамсправедливаякара!
Проклятие! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена!..
Пламя закрыло ему рот и заглушило последний крик Великого магистра. И в
течение минуты, которая показалась зрителям нескончаемо долгой, он боролся
со смертью.
Наконец тело его, перегнувшись пополам, бессильно повисло наверевках.
Наконец тело его, перегнувшись пополам, бессильно повисло наверевках.
Веревки лопнули. Великий магистр рухнул в бушующий огонь,иизбагровых
языковпламенивыступилаподнятаярука.Ипоканепочернела,не
обуглилась, все еще с угрозой вздымалась к небесам.
Толпа, напуганнаяпроклятиямитамплиера,нетрогаласьсместа,и
тяжелые вздохи, неясный шепот выражали растерянность, тревожноеожидание.
Всей своей тяжестью навалились на людей ночь и ужас:мракпобедилсвет,
падавший от затухавшего костра.
Лучники расталкивали толпу, но никто не решался пойти домой.
-Ведьонненаспроклял,акороля,верноведь?-вполголоса
переговаривались люди.
И все взоры невольно обращались к галерее. Король по-прежнемустоялу
балюстрады.НеотрываясьсмотрелоннаобуглившуюсярукуВеликого
магистра, которая чернела нафонебагрово-красныхполеньев.Обугленная
рука - вот и все, что осталось от могущества иславыВеликогомагистра,
все, что осталось от знаменитого Ордена тамплиеров. Но недвижимая эта рука
застыла в жесте, предающем проклятию.
- Ну что, брат мой, - сказал его высочество Валуа, криво улыбнувшись, -
надеюсь, вы теперь довольны? Филипп Красивый обернулся на голос.
- Нет, брат мой, - ответил он. - Я недоволен. Я совершил ошибку.
Валуа напыжился от гордости - наконец-то пришел его часторжестванад
братом.
- Да, я совершил ошибку, - продолжал король. - Я долженбылприказать
вырвать им язык, а уж затем посылать их на костер.
И невозмутимо спокойный, как и всегда, король всопровожденииНогарэ,
Мариньи и первого камергера удалился в свои покои.
Костер подернулся серым пеплом, только там и сям вспыхивалиискоркии
тут же гасли. Галерею заволокло дымом, принесшим с собойудушливыйзапах
жженого человеческого мяса.
- Фу, как воняет, - сказал Людовик Наваррский. - Нет, право же,ужасно
воняет. Уйдем отсюда поскорее.
А юный принц Карл с тревогой думал,сумеетлионвобъятияхсвоей
супруги Бланки забыть все, что он видел.
9. НОЧНЫЕ ГРАБИТЕЛИ
ПокинувгостеприимныйкровНельскойбашни,ГотьеиФилиппд'Онэ
нерешительно брели по скользкой грязи, напряженно вглядываясь в темноту.
Лодочник, доставивший их сюда, исчез, словно сквозь землю провалился.
- Я же тебе говорил. Этот старикашка мне сразу не понравился,-начал
Готье, - нельзя доверять первому встречному.
- Ты слишком щедро с нимрасплатился,-возразилФилипп.-Просто
мошенник решил, что пора ему развлечься, и отправился смотреть на казнь.
- Дай-то Бог, чтоб оно так и было.
- А что же, по-твоему, еще может быть?
- Не знаю. Но чувствую, что все это не к добру. Старик сам вызвался нас
перевезти и всю дорогу плакался, что ничего не заработал с самого утра.А
когда ему велели подождать, взял да уехал.
- А что нам было делать? Ведь,кроменего,мыненашлиниодного
перевозчика.