- Беатриса, - продолжала Маго, - велиподатьмненосилкиизапрячь
шесть лошадей. Едем в Понтуаз!
Но Беатриса по-прежнему не отрывала глаз от Робера,точнонеслышала
слов своей благодетельницы. В этой молодойкрасавицебылочто-тоостро
волнующее, что-то темное. При первом же взгляде между нею и любым мужчиной
устанавливалось негласное сообщничество, и каждому казалось, что при любом
его решительном шаге она немедленно уступит домогательствам.Ивтоже
время каждый втайне спрашивал себя, уж не дурочка ли она или, можетбыть,
просто втихомолку насмехается над людьми.
"Рано или поздно, -думалРобер,глядя,какБеатрисавсетойже
неторопливой походкой удаляетсяизкомнаты,-раноилипозднояее
заполучу, не знаю когда, но заполучу непременно".
От фазана не осталосьдажекосточки,ибообглоданныйкостякРобер
бросил в камин. Ему захотелось пить. Новинаемунепринесли.Поэтому
Робер из осторожности - еще отравят, с них станется,-взялспоставца
кубок, из которого пила дражайшая тетушка, и допил оставшееся вино.
Графиня взволнованно шагала по спальне,машинальнымжестомзасучивая
рукава и кусая губы.
- Сегодня я вас ни за что не оставлю одну, тетушка, - сказалАртуа.-
Буду вас сопровождать. Это мой прямой долг как вашего племянника.
Маго вскинула на Робера глаза, в которых вспыхнулопрежнеенедоверие.
Потом вдруг решилась и дружески протянула ему руку.
- Ты причинил мне много зла, Робер, и, уверена, причинишьещенемало.
Но сегодня, должна признаться, ты вел себя молодцом.
9. КОРОЛЕВСКАЯ КРОВЬ
В комнату,вернее,вузкийидлинныйподвал,идущийподстарым
Понтуазским замком, где Ногарэ вел допрос братьев д'Онэ,прониклипервые
проблески зари.Вкрохотныеоконца,которыепришлосьоткрыть,чтобы
освежить спертыйвоздух,вползаликлубыпредутреннеготумана.Пропел
петух, ему ответил второй, над самойземлейпролетеластайкаворобьев.
Факел, прикрепленный к стене, трещал, и едкийчадсмешивалсясзапахом
измученных пыткой тел. Видя, что огонь вот-вот потухнет, ГийомдеНогарэ
коротко бросил, ни к кому не обращаясь:
- Факел!
Возле стены стояли два палача; один из них шагнул вперед и взял вуглу
запасной факел, затем сунул его концомвугли,накоторыхраскалялись
докрасна ненужные теперь железные прутья. Зажженныйфакелонвставилв
кольцо, вделанное в стену.
Палач вернулся на место и встал рядом со своимтоварищемпоремеслу.
Оба палача - "пытошники", как их называли в народе, -былипохожибудто
близнецы: те же грубые черты,тежетупыефизиономии;глазауобоих
покраснели от бессоннойночииусталости.Ихмускулистые,волосатые,
забрызганные кровью руки бессильно свисали вдоль кожаных кольчуг. От обоих
сильно несло потом.
Ногарэ бросил на них быстрый взгляд,затемподнялсястабурета,на
котором просидел не вставая все время, пока длился допрос, ипрошелсяпо
комнате;посерымкаменнымстенампробежала,заколебаласьтень,
отброшенная его тощей, костлявой фигурой.
Издальнегоуглаподваладоносилосьтяжелоедыхание,прерываемое
всхлипами: казалось, это стонет один человек. Окончив свою работу,палачи
оставили несчастных лежать прямоназемле.ДаженеспросивуНогарэ
разрешения,онивзялиплащиФилиппаиГотьеинакинулиихна
бесчувственные тела, как бы желая скрыть от самих себя дело рук своих.
Ногарэ нагнулся над братьями: их лица приобрели удивительноесходство.
У обоих кожа, прочерченная дорожками слез,сталаодинаковогоземлистого
оттенка, а волосы, слипшиеся отпотаикрови,подчеркивалинеровности
черепа.Обадрожалимелкойдрожью,стонытоиделосрывалисьс
окровавленных губ, на которых отпечатались следы зубов.
На долю Готье и Филиппа д'Онэ выпало безоблачное детство,анасмену
пришла столь же безоблачная юность. Смыслом жизни для нихбыловыполнять
любые свои желания, получать наслаждение, удовлетворятьсамыетщеславные
притязания.Какивсесыновьястаринныхдворянскихродов,онис
малолетства были записанывполк;досеговременисамымбольшимих
страданием были незначительные болезни или вымышленные муки. Еще вчера они
принимали участие в королевском кортеже и не было длянихнеосуществимых
надежд. Прошлавсегооднаночь,ионипотеряличеловеческийоблик,
забитые, сломленные пыткой; если они могли бы еще желать, они пожелалибы
небытия.
Ногарэ выпрямился;ниодначертавеголиценедрогнула.Чужие
страдания, чужаякровь,оскорбления,которымиегоосыпаливраги,их
отчаяние иихненавистьскользилипонему,неоставляяследа,как
скатывается дождевая вода с гладкого камня. Своей легендарнойжестокости,
этой поразительной бесчувственности он был обязантем,чтосталверным
исполнителем самых тайных замыслов короля, и надо сказать,чторольэта
далась ему легко, далась без труда. Он стал таким, каким хотелстать:он
чувствовал в себе призвание к тому, что полагал общественнымблагом,как
призванием иного человека бывает любовь.
Призвание,склонность-такназываютстрасть,когдахотятее
облагородить. В железной, в свинцовой душе Ногарэ таился тот же эгоизм, то
же ненасытное желание, которое заставляет влюбленного жертвовать всем ради
обожаемого существа. Ногарэ жил в некоемвымышленноммире,гдемерилом
всего была государственная польза. Отдельные личности ничего не значилив
его глазах, да и себе самому он не придавал никакого значения.
Через всю историючеловечествапроходитвечновозрождающеесяплемя
таких вот фанатиков общего блага и писаного закона. Их логикаграничитс
бесчеловечностью, бездушием как в отношениидругих,такивотношении
самих себя; эти служители отвлеченных богов и абсолютных правилберутна
себя роль палачей, ибожелаютбытьпоследнимипалачами.