В довершение жестокости или для вящего издевательства ЖакадеМолэи
его главных сподвижников заключили внизкихзалахбашниотеляТампль,
превращенной ныне в темницу,заточиливсобственномихжилище,вих
главной штаб-квартире.
- И подумать только, что я, я сам велел отстроить заново этубашню!-
гневно пробормотал Великий магистр, ударив кулаком по стене.
Но тут же он скрикомотдернулруку,таккакотударавоскресла
жестокая боль в правой кисти -раздробленныйбольшойпалецпредставлял
собой бесформенный кусок незаживающего мяса. Да есть ли веготелехоть
одно место, не превратившееся в рану, не ставшее вместилищемболи?Кровь
застаивалась в старческих,набрякшихвенах,ипослепытки"испанским
сапогом" он страдал от жесточайших судорог в икрах.Егоногипропустили
тогда между двух досок, и всякий раз,когда"пытошники"постукивалипо
доскам деревянным молотком, в мясо врезалисьдубовыешипы,аГийомде
Ногарэ, хранитель печати, задавал ему вопросы и требовал признания. Какого
признания? Молэ лишился чувств.
Это истерзанное, изломанное тело доконали грязь, сырость, скудная пища.
А недавно он подвергся самой страшнойизвсехприменявшихсякнему
дотоле пыток - его пытали на дыбе. К правойногепривязалигрузвсто
восемьдесят фунтов и с помощью веревки, перекинутой через блок,вздернули
его, старика, к потолку. Снова и снова звучалзловещийголосГийомаде
Ногарэ: "Признайтесь же, мессир..." И так как Молэ упорноотрицалвсякую
вину, его бессчетное число раз подтягивали к потолку, и с каждым разом все
быстрее, все резче. Ему показалось, что костиеговыходятизсуставов,
мышцы рвутся, тело, не выдержав напряжения, распадаетсяначасти,ион
завопил, что признается, да, признается влюбыхпреступлениях,вовсех
преступлениях мира. Да, тамплиеры предавались содомскомугреху;да,для
вступления вОрдентребовалосьплюнутьнаСвятоераспятие;да,они
поклонялисьидолускошачьейголовой;да,онизанималисьмагией,
колдовством, чтили дьявола; да, они растратилидоверенныеимсокровища;
да, они замышляли заговор против папы и короля... В чем он бишьпризнался
еще?
Жак де Молэ с удивлением думал о том, как онсмогпережитьвсеэто.
Несомненно, лишь потому, что истязатели действовали срасчетом,ипытки
никогда не доходили до того предела, за которымдолжнабылапоследовать
смерть, и еще потому, что организм престарелого рыцаря, закаленного в боях
и походах, оказался куда более живучим, чем сам он мог предположить.
Узник упал на колени, обративвзоркбледномулучу,пробивавшемуся
сквозь оконце.
- Господи, Владыко живота моего, - произнес он,-почемутынаделил
большею силой плоть мою, нежелидухмой?Быллиядостоинуправлять
Орденом? Ты допустил меня до малодушества; не дай же мне, Господи,впасть
в безумие.
Дольше терпеть нет у меня силы.
Целых семь лет сидел он на цепи; только для допросоввыводилиегоиз
узилища, а сколько натерпелся он отсудейитеологов,отихугрози
принуждений. Неудивительно,чтоонбоялсяутратитьрассудок.Нередко
Великиймагистртерялсчетдням.Желаяхотькак-тоскраситьсвое
существование, он пытался приручить двухкрыс,являвшихсякаждуюночь,
чтобы попировать черствой коркой хлеба. От слез он переходил кгневу,от
приступов пламенной веры к необузданнымбогохульствам,отоцепененияк
бешенству.
- Пусть они сдохнут... пусть сдохнут... -твердилон.Кто?Климент,
Гийом, Филипп... Папа, хранитель печати и король. Они умрут. Молэ не знал,
какая им уготована кончина,нотвердоверил,чтоихждутнеслыханно
страшные страдания во искупление свершенных ими злодейств. И он без устали
твердил эти три ненавистных имени.
Не подымаясь с колен, задрав бороду к светломупятнуоконца,Великий
Магистр бормотал:
- Благодарю тебя, Господи, что ты не отнял отменяненависти.Только
силой ненависти я еще держусь на этой земле.
Струдомприподнявшисьсколен,ондобрелдокаменнойскамьи,
высеченной в стене и служившей ему одновременноиложемиединственным
сиденьем.
Разве мог он когда-либо даже вообразить, что дойдет до такого унижения?
Мыслью он беспрестанно уносился ко дням детства, ко дням юности,ктому,
что было пятьдесят лет назад, когда он спустился с отроговродныхЮрских
гор в поисках великих приключений.
В ту пору все младшие отпрыски знатных родовмечталипоскореенадеть
длинныйбелыйплащсчернымкрестом-традиционноеоблачение
рыцарей-тамплиеров. Уже от самого слова"тамплиер"веялодухомдальних
странствий и подвигов, оновызываловвоображениикорабли,идущиена
Восток с гордо раздутыми парусами, страны, где вечно сининебеса,коней,
мчащих всадников ватакучерезпескипустыни,всесокровищаАравии,
богатый выкуп за пленников, отбитые у врага города, отданныенапотоки
разграбление, крепости, к которымотморскогоберегаведутгигантские
лестницы. Говорили даже, что у тамплиеров есть свои тайные гавани,откуда
они отплывают в неведомые земли...
И свершилась мечта Жака деМолэ:одетыйвроскошныйплащ,складки
которого спадали до золотых шпор, он горделиво шагал по далеким городам...
Он достиг высших ступеней иерархии Ордена, таких, которых никогда ине
надеялсядостичь,получилвсетитулыинаконецповыбору
братьев-тамплиеров занял высший пост Великого магистра Франции и заморских
стран, имел под своим началом пятнадцать тысяч рыцарей.
И все кончилось этим склепом, этой грязью, этимилишениями.Редкона
чью долю выпадала такая неслыханная удача и на сменуейприходилостоль
глубокое унижение.