Вы уж извините за разъяснения.
– Что нибудь еще?
– Пока хватит.
– Что ты собирался предпринять, пока считал убийство мисс Эннис своим личным делом?
– Я хотел сводить Тамми в бар «Фламинго» и пару часиков потанцевать. По опыту знаю – очень вдохновляет. Теперь, когда за дело взялись вы, вас
тоже наверняка придется вдохновить. Я считаю, что…
В дверь позвонили. Я встал, прошествовал в прихожую, разглядел в прозрачную лишь изнутри стеклянную дверь знакомую багровую физиономию и
широченные плечи и, обернувшись, известил Вулфа:
– Инспектор Кремер.
Лишь тогда я осознал, как тяжело далось Вулфу вторжение налоговых ищеек; он совершил то, чего не делал никогда прежде. Встал, протопал к двери,
убедился, что цепочка наброшена, приоткрыл дверь на пару дюймов и рыкнул в образовавшуюся щель:
– Да?
– Да! – гаркнул в ответ Кремер. – Открывайте!
– Уже поздно. Что вам надо?
– Я хочу войти!
– А ордер у вас есть?
– Ерунда! Мне не нужен ордер, чтобы задать несколько вопросов. Вам и Гудвину.
– В такое позднее время – нужен, – сухо произнес Вулф. – Мы готовы принять вас завтра в одиннадцать утра. Если не будем заняты, разумеется.
– Я не причастен к этому обыску! – взревел Кремер.
То, что случилось потом, было столь же невероятным, как личный поход Вулфа к входной двери. Ему и прежде не раз доводилось сцепляться с
Кремером, однако дальше гневных взглядов, жестов и перепалки у них никогда не шло. Теперь же Вулф, решив захлопнуть дверь, вдруг обнаружил, что
ему что то мешает.
Он приложился к ней обеими ладонями и толкнул – тот же успех. Не знаю, припирал ли ее Кремер плечом, бедром или же вставил ногу в щель. Если
последнее, то он, должно быть, горько пожалел о своей неосторожности, ибо Вулф привалился к двери всей своей слоновьей тушей и, упираясь
пятками, надавил что было мочи – дверь захлопнулась с грохотом.
– Замечательно, – зааплодировал я. – Теперь, значит, мы воюем не только с секретной службой, но и с полицией. Блеск!
Вулф протопал к лифту, открыл дверцу и обернулся.
– Отключи дверной звонок и телефон. Не выходи утром из дому. И Фрицу передай.
– Да, сэр.
– Ты сможешь изготовить такой же сверток, какой она тебе дала? Внешне похожий, по крайней мере.
– Постараюсь.
– Утром он должен быть готов. Спокойной ночи.
– А что в него вложить?
– Все, что угодно. Хотя бы бумагу.
– И что с ним сделать?
– Пока не знаю. Утром решим. Принеси его ко мне в половине девятого.
Он вдвинулся в лифт, привычно застонавший от его колоссального веса, и захлопнул дверцу. Я заглянул в кабинет, проверил, заперт ли сейф, окинул
привычным взором картотечные ящики, выключил свет, прошел в кухню, известил Фрица о том, что мы обрываем связь с внешним миром, после чего
поднялся к себе вкусить хоть немного уединения.
Фриц относит Вулфу завтрак на подносе размером 17 дюймов на 26, а я завтракаю в кухне. Во вторник утром я, проглотив апельсиновый сок, оладьи,
сосиску, яйца, фаршированное пюре из анчоусов и шерри, сидел за столиком, потягивал кофе и читал утреннюю газету, а фальшивый сверток все это
время покоился у моего локтя. Оберточную бумагу и тесемку я раздобыл у Фрица, а внутренности набил бумагой подходящего размера, которую сам и
нарезал. Получилось, возможно, и не полное подобие оригиналу, но весьма близкая копия.
Упоминание про Хетти Эннис я разыскал в «Таймс» далеко не сразу. Ей уделили лишь какие то три строчки на семнадцатой полосе и ни словом не
намекали на то, что наезд мог быть не случайным.
Упоминание про Хетти Эннис я разыскал в «Таймс» далеко не сразу. Ей уделили лишь какие то три строчки на семнадцатой полосе и ни словом не
намекали на то, что наезд мог быть не случайным. Водителя никто из свидетелей не разглядел.
В 8.28 я допил последнюю каплю кофе, встал, прихватил сверток, сообщил Фрицу, что яйца удались ему даже лучше обычного, и отправился к Вулфу. Он
сидел за столом у окна, полностью одетый, и намазывал тимьяновый мед на булочку. Увидев сверток, Вулф нахмурился.
– Девять тысяч долларов? – спросил он.
– Да. Я все измерил. Предлагаю вот что. Я готов изготовить еще один, чтобы отослать один сверток Личу, а второй – Кремеру.
– У меня есть лучшее предложение, – проронил Вулф.
И он описал его. Был ли замысел Вулфа и впрямь лучше моего, зависело от того, удастся ли воплотить его в жизнь, но попытать счастья стоило.
Вулф вообще мастер давать четкие и предельно ясные указания, но на сей раз у меня возник один вопрос. Кому мне звонить, если возникнет
необходимость, – Кремеру или Личу? Ответить Вулф не смог.
По его мнению, положение не могло обостриться настолько, чтобы звонить тому или другому; словом, ответственность он свалил на меня. Я спустился
в прихожую, облачился в пальто и шляпу, засунул сверток в карман и выбрался из дому через черный ход. Любой из наших неприятелей – а то и оба –
мог выставить перед парадной дверью наблюдательные посты, а мне не улыбалось тратить время на избавление от «хвоста». Снегопад за ночь
прекратился, и солнце уже позолотило крыши домов на Тридцать четвертой улице. Я поймал такси и сказал водителю, чтобы он высадил меня на
пересечении Сорок седьмой улицы и Восьмой авеню. Я, конечно, сомневался, чтобы в цитадели культуры кто то бодрствовал в столь ранний час, однако
последние события, должно быть, изменили привычки постояльцев. Не прошло и пяти секунд после того, как я позвонил в дверь, а внутри уже
послышались шаги.
Дверь мне открыл Пол Ханна. Узнав меня, он изумленно заморгал.
– Господи, – проскрипел он, – что то вы зачастили к людям искусства.
– Подумываю вот меценатом стать, – бодро выпалил я. – Вчера мне приход этого сержанта помешал. Я понимаю, что сейчас еще рано, но мне нужно кое
что выяснить.
– Кто там, Пол? – окликнул сверху звонкий голосок Тамми Бакстер.
– Арчи Гудвин! – крикнул я. – Доброе утро! Вы уж извините за столь раннее вторжение, но дело есть дело. Мы не могли бы собраться и кое что
обсудить?
– Вы имеете в виду меня?
– Всех вас. Возникли некоторые трудности. Как полагаете, можно поднять остальных?
– Сейчас выясню. Не знаю только насчет Рэя…
– Сейчас, подождите.
Пол Ханна осведомился, завтракал ли уже я, на что я ответил утвердительно, добавив, что не откажусь от чашечки кофе, если таковую мне предложат.
Он пригласил меня следовать за ним в кухню, что я и сделал, однако по дороге завернул в гостиную, оставив на софе пальто и шляпу. Когда я вошел
в кухню, Ханна уже наливал кофе.
– Видимо, из меня настоящий актер не выйдет, – горестно вздохнул он. – Уж слишком я люблю рано вставать, а привычки ломать поздно. Так что у вас
за трудности?
Меня так и подмывало посоветовать ему избавиться хотя бы от пухлых щечек, но я сдержался.
– Да ничего особо серьезного, – отмахнулся я. – Возможно, вообще сущие пустяки. Пирог тыквенный?
Ханна кивнул.
– Еще одна привычка – обожаю есть на завтрак пироги. Правда, предпочтение отдаю шарлотке или меренге, но их вчера не продавали.