Марк метнул в него добродушный взгляд и хлопнул приятеля по плечу. Тот едва удержался на ногах.
– Шутник ты, Джерри, – осклабился боксер.
– Да уж куда моим шуткам до твоих, Коротышка, – отозвался Джералд, потирая ушибленное плечо. – В твоих и весу‑то на добрый центнер больше.
Коротышка Марк расхохотался.
– Куда это наш командир намылился? – недоуменно спросил он, провожая взглядом уносящийся «паккард».
– На аудиенцию к римскому папе, – бросил через плечо Джералд, толкая дверь в кафе.
– Повторяю, – загремел Джервис, яростно вращая глазами, – я тебе ничего не скажу, Стюарт.
– Возможно, ты хочешь что‑нибудь услышать от меня? Как никак, Гамильтон был моим шефом целых двенадцать лет.
– Нет, – упрямо мотнул головой Джервис.
– Да пошел ты к черту, старый кретин! – взорвался Крис Стюарт. – Или ты все выложишь начистоту, или я поведу собственное расследование.
Едва заметное подобие улыбки мелькнуло на губах инспектора.
– Узнаю прежнего Стюарта. – Он в упор смотрел на капитана «избранников судьбы». – Ты хочешь жить, Крис?
– Очень. Но еще больше я хочу знать правду.
– Я бы тоже хотел ее знать.
– Сообща мы докопаемся до истины, Берт. Я помогу тебе.
– Не поможешь. Да и зачем тебе это?
– Роберт Гамильтон был из тех людей, ради которых стоит кое‑чем пожертвовать. Если он убит, мой долг распутать этот клубок.
– Долг? Чушь собачья… – криво усмехнулся Джервис.
– Не валяй дурака, Берт. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить, что ты стал циником.
– Я им стал, Стюарт.
– Так ты расскажешь мне о Гамильтоне?
– Я не хочу потерять единственного друга.
– Ты потеряешь его, если промолчишь.
– Психологическая обработка, да? Ты прекрасно ее провел, Стюарт. Я сдаюсь. Но с этого момента я не дам за твою жизнь и ломаного гроша.
– А как же ты, Берт?
– Я давно уже обречен, – безнадежно махнул рукой Джервис и понизил голос до шепота: – Слушай же.
– А как же ты, Берт?
– Я давно уже обречен, – безнадежно махнул рукой Джервис и понизил голос до шепота: – Слушай же.
– В чем дело, Берт? Эти стены имеют уши?
– Стены? Не‑ет, Стюарт. – В глазах инспектора вспыхнул какой‑то странный огонь. – Стены – это слишком примитивно. – Он провел руками перед глазами, словно ощупывая что‑то невидимое. – Сам воздух – одно большое ухо… возможно…
Стюарт внимательно посмотрел на Джервиса. От того не ускользнул взгляд капитана. Он снова усмехнулся.
– Ты решил, что я спятил, не правда ли? – Джервис уставился на свои руки. – Будь я верующим, я бы молил Бога, чтобы это так и было. Но спятил не я, Стюарт…
– У меня нет времени исповедывать тебя, Берт, – нетерпеливо прервал его Стюарт. – Мне нужны факты.
– Факты. Гм… У меня нет фактов.
– Нет фактов? – Брови Стюарта удивленно взметнулись вверх. – Ты же утверждаешь, что Гамильтон убит!
– Он убит, – убежденно произнес Джервис, – и это единственный факт, которым я располагаю.
– Откуда такая уверенность?
Джервис с минуту молчал. Когда он заговорил снова, в голосе его звучал металл.
– Роберт Гамильтон найден мертвым в собственном кабинете неделю назад. Опрос возможных свидетелей ничего не дал: никто ничего не видел, не слышал, не знает и знать не желает. Каждый забился в свою нору и боится оттуда нос высунуть. – Джервис зло сплюнул на пол. – Теперь‑то мне известно, что они действительно ничего не знают. Единственная, кто смог немного пролить свет на истину, была Джейн Гросби, личный секретарь Роберта Гамильтона. В течение того злополучного дня, утверждает она, в кабинет к шефу никто не входил и никто из него не выходил. Она же и была последней, кто видел его в живых, и именно она чуть позже обнаружила труп. Я тщательно обследовал кабинет и приемную и пришел к выводу, что ни одна живая душа, действительно, не смогла бы проникнуть к сэру Роберту без ведома секретаря. Джейн Гросби же я склонен верить. Далее, никаких следов явного насилия или других следов насильственной смерти на теле твоего шефа не обнаружено.
– И тем не менее ты утверждаешь, что Роберт Гамильтон убит!
– И останусь при своем убеждении даже под страхом смертной казни, – твердо произнес Джервис.
– Откуда такая уверенность, Берт?
Джервис вынул из пачки сигарету и закурил. Пальцы его слегка подрагивали от волнения.
– Бытует такое выражение: естественная смерть, – продолжал он. – Считается, что естественной смертью человек умирает либо от какой‑нибудь болезни, либо просто от старости. Организм изношен до предела – и все, баста. Напротив, смерть от руки маньяка, упавшего на голову кирпича или луча бластера принято называть неестественной, ибо причина ее как бы привнесена извне. Все это чушь! Я всегда придерживался взгляда, что всякая смерть естественна, поскольку вызывается необратимыми процессами внутри организма. Смерть наступает не от ножа убийцы, а от остановки сердца, нож лишь включает механизм смерти, рождает ту причину, которая в конце концов приводит к летальному исходу. Аналогичным образом действует и вирус. Разница здесь лишь в скорости процессов, суть же их одна: некие необратимые изменения в естественном функционировании организма. Смерть всегда естественна, ибо ее вызывают естественные причины. Так я думал до недавнего времени. Результаты вскрытия тела Роберта Гамильтона коренным образом изменили мои воззрения на смерть. Я пришел к парадоксальному выводу: смерть не всегда бывает естественной. Неестественной я называю такую смерть, для наступления которой не имеется очевидных причин.