А кроме того, если коллеги станут делать друг другу подлости, что станет с моралью?
— Послушайте, как сильно бьется мое сердце, — вздыхает она, кладя мою руку под свою левую грудь, которую я немного щупаю. Не экстракласс, но еще упругая.
У меня начинает кружиться голова. Чувствую, что меньше чем через четверть часа у Пеллегрини появится такое развесистое украшение на голове, что он не сможет пройти под Триумфальной аркой, когда приедет в Париж.
Но мой ангел-хранитель не дремлет. В тот момент, когда я собираюсь начать сеанс, в дверь стучат.
Глава 10
Я сую руку в карман, где лежит моя пушка.
— Войдите!
Дверь открывается Это медсестра и одна из ее коллег.
— Я пришла сделать укол, — говорит она.
Почему у меня сразу возникает ощущение, что что-то не так?
С врачом было условленно, что за Терезой Пеллегрини будут ухаживать, как за настоящей раненой, но колоть будут воду.
— Доктор сказал, что это вас укрепит..
Нет ничего странного в том, что медсестра, отвечающая за восьмую палату (в которой находимся мы), входит со шприцем в руке. Странно то, что ее сопровождает коллега.
— Кто эта мадемуазель? — спрашиваю я.
— Моя сменщица, она скоро заступит на дежурство, — отвечает медсестра. — Поскольку она новенькая, я ей объясняю ее обязанности ..
Ничего не скажешь, все нормально!
Так почему у меня появляется неприятная щекотка в груди? Может, из-за голоса девушки? В нем звучит старательно скрываемая тревога… Это практически незаметно, но я обладаю таким козырем, как интуиция, и она мне подсказывает, что тут что-то нечисто.
Девушка взяла руку Терезы, засучила ей рукав и водит по коже пропитанной спиртом ваткой… Тем временем новенькая стоит немного в стороне и внимательно смотрит. Малышка полна сострадания, это видно по ее глазам… Но какого дьявола она все время держит правую руку в кармане своего белого халата?
Я, зевая, обхожу кровать.
— Мне кажется, ей стало немного лучше, — говорю я. Оказавшись рядом с новенькой, я внезапно хватаю ее правую руку. Она пытается вырваться, но уж если я в кого вцепляюсь, то намертво, как бульдог.
Я заламываю ей руку, и она вскрикивает от боли. Сунув руку в ее карман, я извлекаю из него миленький шпалерок.
— Странный рабочий инструмент для медсестры, — усмехаюсь я.
Вторая девушка положила шприц на ночной столик и упала на кровать вся в поту и жутко бледная.
— Господи, — икает она, — как я испугалась… Эта женщина пришла ко мне со шприцем в руке и сказала: “Доктор просит вас сделать этот укол пациентке из восьмой палаты”. Я ее не знала и ответила, что должна спросить у доктора, потому что он дал мне четкие инструкции. Тогда она наставила на меня револьвер и сказала, что если я откажусь подчиниться…
Девица с пушкой чувствует себя очень плохо.
Тереза в своей постели не лучше.
— Смотри, — говорю я лжемедсестре, — как я вас облапошил. История с раненой — туфта, западня, в которую ты попалась… Оставьте нас, — приказываю я настоящей медсестре и Терезе Пеллегрини, — Мне надо очень серьезно поговорить с этой дамой!
Обе выходят из палаты. Я небрежно поигрываю двумя пушками.
— Ты работаешь на Бунксов, так? — спрашиваю я ее.
Молчок.
Хотел бы я знать, какое лекарство от трепа пьют члены этой банды! Из них не вытянешь ни единого слова…
Тем хуже для них. После случая с малышкой Рашель я стал приверженцем жестких методов.
— Ладно, продолжим чистку, моя милая, — решаю я. — Это займет некоторое время, но я уничтожу вас всех!
Я валю ее на кровать двумя сильными пощечинами и крепко привязываю простынями.
Сделав это, беру шприц.
— Укольчик достанется тебе, солнышко ты мое…
Она вся напрягается; ее лицо становится грязно-серым. Я задираю ее юбки.
У нее очень красивые точеные ноги, ягодицы крепкие, в форме яблока.
Втыкаю иголку ей в мясо. Она вздрагивает.
— Ладно, — говорю, — теперь можно побеседовать. Или будешь говорить, или я нажму на поршень шприца. Надеюсь, ты меня понимаешь, а?
— Да, — едва слышно выдыхает она.
— Ты француженка?
Я предпочитаю начинать с невинных вопросов, чтобы постепенно продвигаться к более сложным вещам.
— Да.
— Ты состоишь в организации Бунксов?
— Да.
— Ты знаешь, где прячут русского атташе?
— Я не в курсе…
— Не советую упрямиться!
— Клянусь, я не знаю!
Она это почти выкрикнула.
Что-то заставляет меня поверить, что она не врет. Эта девчонка сходит с ума от ужаса и уже не может сопротивляться. Она полностью в моей власти.
— Значит, ты не в курсе?
— Да.
— А насчет типа, умершего в Страсбуре?
— Он был моим мужем.
Я чешу клюв.
— Твоим мужем?
— Да.
— Его роль в банде?
— Я не знаю…
— Не знаешь?
— Да! Я его больше не видела… Он меня бросил ради этой девки!
Для меня это луч света.
— Ради Блаветт?
— Да.
— И ты продолжаешь оставаться в организации?
— Да.
— Ты знаешь Бунксов?
— Только дочь…
Я резюмирую ее историю. Мне кажется, эта девчонка почти ничего не знает. Она пятое колесо в телеге. Ее выбрали добить раненую потому, что знали о ее ненависти к той.
— Чем обычно ты занимаешься?
— Я связная.
— Где ваша штаб-квартира?
Она молчит. Догадываюсь, что на этот раз она просто колеблется. Чтобы помочь ей решиться, я снова беру шприц.
— Нет! Нет! — кричит она.
— Тогда отвечай!
— Штаб-квартиры нет… Организация как таковая не существует… Время от времени приходят приказы…
— Есть же место, где ты можешь связаться со своими руководителями в случае неприятностей?
— Нет!
Все ясно! Они не дураки. Их главарь Бункс установил одностороннюю связь. Он может сколько угодно строить из себя франкофила, возглавлять лиги по сближению между нашими странами, поддерживать боннское правительство… У нас против него фактически ничего нет — лишь одни предположения, и он всегда останется чистым благодаря своим деньгам и связям. Союзники и даже наше правительство за него. Бороться с ним все равно что срывать гору — результата не дождешься — Как ты добралась сюда?
— Меня привезли на машине.
— Кто заговорил в Страсбуре?
Она не понимает.
— Как вы узнали, что я еду допрашивать эту Блаветт?
Врубилась…
— А… Кто-то следит за вами несколько дней… Он видел, как вы уехали в Страсбур, а потом в Канн, и руководство поняло, что вы допросили Леопольда и он рассказал о своей любовнице…
— Она в деле?
— Нет. Видно, они боялись, что он ей что-то рассказал…
В общем, все это дало мне очень мало. Моя цель — похищенный русский — все еще вне пределов досягаемости.
— Тебя ждут на улице? — спрашиваю я вдруг.
— Да…
— Кто?
— Двое мужчин в машине. На углу улицы. Я подхожу к окну и выглядываю наружу. В сотне метров дальше стоит машина. Я снимаю трубку телефона и звоню Пеллегрини. Только бы он не смотался погулять под предлогом, что сегодня ночью он холостяк! Нет, снимает трубку.
Он узнает мой голос еще до того, как я назвал свое заглавие.
— Получается? — спрашивает он.
— Все отлично. Но мне нужна помощь. Перед больницей стоит машина с двумя парнями. Они ждут лжемедсестру, которую я держу тут. Возьмите побольше людей и захватите этих урок. У меня есть все основания полагать, что это злые мальчики, так что берите с собой пушки и не стесняйтесь ими пользоваться, ясно?
— Понял!
— Действуйте быстро!
— Считайте, что я уже там. Он кладет трубку.
— Вот видишь, — говорю я девочке, — твоя история подошла к концу. Скажи мне, милая, дочка Бункса здесь, так?
— Да.
— Знаешь, где она прячется?
— Нет…
— Ничего страшного!
Я проверяю, насколько крепко она связана.
— Я ненадолго уйду.