- Понимаете, мистер Барнс, именно потому, что я очень много пережил, я теперь могу так хорошо всем наслаждаться. Вы не согласны со мной?
- Согласен. Вполне.
- Я знаю, - сказал граф. - В этом весь секрет. Нужно найти истинные ценности.
- А с вашими ценностями никогда ничего не случается? - спросила Брет.
- Нет. Больше не случается.
- Никогда не влюбляетесь?
- Всегда, - сказал граф. - Я всегда влюблен.
- А как это отражается на ваших ценностях?
- Это входит в число моих ценностей.
- Нет у вас никаких ценностей. Вы мертвый - и больше ничего.
- Нет, дорогая. Вы неправы. Я совсем не мертвый.
Мы выпили три бутылки шампанского, и граф оставил корзину у меня на кухне. Мы пообедали в одном из ресторанов Булонского леса. Обед был хороший. Еда занимала почетное место среди ценностей графа. Как и вино. Граф был в ударе во время обеда. Брет тоже. Вечер прошел приятно.
- Куда вы хотите поехать? - спросил граф после обеда. В ресторане уже никого, кроме нас, не было. Оба официанта стояли, прислонившись к двери. Им хотелось домой.
- Можно поехать на Монмартр, - сказала Брет. - Правда, как хорошо мы провели время?
Граф сиял. Он был чрезвычайно доволен.
- Вы - милейшие люди, - сказал он. Он уже опять курил сигару. - Отчего вы не поженитесь?
- Мы хотим жить каждый по-своему, - сказал я.
- Не хотим портить друг другу карьеру, - сказала Брет. - Пойдемте. Выйдем отсюда.
- Выпейте еще коньяку, - сказал граф.
- Там выпьем.
- Нет. Выпьем здесь, здесь тихо.
- Подите вы с вашей тишиной, - сказала Брет. - Что это мужчины вечно ищут тишины?
- Мы любим тишину, - сказал граф, - как вы, дорогая, любите шум.
- Ну ладно, - сказала Брет. - Выпьем здесь.
- Гарсон! - позвал граф.
- Что прикажете?
- Какой у вас самый старый коньяк?
- Тысяча восемьсот одиннадцатого года, мосье.
- Подайте бутылку.
- Ну-ну. Зафорсил. Верните официанта, Джейк.
- Послушайте, дорогая. Старый коньяк стоит своих денег в гораздо большей степени, чем все остальные мои древности.
- У вас много древностей?
- Полон дом.
В конце концов мы поехали на Монмартр. У Зелли было тесно, дымно и шумно. Музыка резала уши. Мы с Брет танцевали. Было так тесно, что мы еле могли двигаться. Негр-барабанщик помахал Брет. Мы попали в затор и танцевали на одном месте, как раз против него.
- Как поживайт?
- Отлично.
- Это карашо.
Белые зубы так и сверкали.
- Это мой большой друг, - сказала Брет. - Изумительный барабанщик.
Музыка кончилась, и мы пошли к столику, за которым сидел граф. Потом музыка снова заиграла, и мы танцевали. Я посмотрел на графа. Он сидел за столиком и курил сигару. Музыка опять кончилась.
- Пойдем к нему.
Брет пошла было к столику. Но музыка опять заиграла, и мы снова танцевали, стиснутые толпой.
- Ты не умеешь танцевать, Джейк. Лучше всех танцует Майкл.
- Он замечательно танцует.
- У него вообще много достоинств.
- Он мне нравится, - сказал я. - Я ужасно люблю его.
- Я выйду за него замуж, - сказала Брет. - Странно, я целую неделю о нем не думала.
- А разве ты ему не пишешь?
- Нет. Никогда не пишу писем.
- Но он, конечно, пишет?
- О да! И очень хорошие письма.
- Когда вы поженитесь?
- Почем я знаю. Как только развод получу. Майкл уговаривает свою мать, чтобы она раскошелилась.
- Может быть, я могу помочь?
- Брось дурить. У его родни куча денег.
Музыка кончилась. Мы подошли к столику. Граф встал.
- Очень мило, - сказал он. - На вас было очень, очень приятно смотреть.
- А вы не танцуете, граф? - спросил я.
- Нет. Я слишком стар.
- Да бросьте, - сказала Брет.
- Дорогая, я танцевал бы, если бы это доставляло мне удовольствие. Мне доставляет удовольствие смотреть, как вы танцуете.
- Отлично, - сказала Брет. - Я еще как-нибудь потанцую для вас. Да, а где же ваш дружок Зизи?
- Вот что я вам скажу. Я помогаю ему, но я предпочитаю его не видеть.
- С ним трудно.
- Знаете, мне кажется, что из него выйдет художник. Но я лично предпочитаю не видеть его.
- Джейк тоже.
- У меня от него мурашки по спине бегают.
- Да. - Граф пожал плечами. - Нельзя знать, что из него выйдет. Но его отец был большим другом моего отца.
- Идем танцевать, - сказала Брет.
Мы танцевали. Была толкотня и давка.
- Ох, милый! - сказала Брет. - Я такая несчастная.
Я очень ясно почувствовал - как это иногда бывает, - что все это уже происходило когда-то.
- Минуту назад ты была довольна и счастлива.
Барабанщик громко запел:
- "Напрасно дважды..."
- Все это ухнуло.
- А что случилось?
- Не знаю. Мне просто скверно.
- ".......", - пропел барабанщик. Потом снова взялся за свои палочки.
- Хочешь уйти?
У меня было такое чувство, какое бывает во время кошмара, - как будто все повторяется, как будто я все это уже раз проделал и теперь должен проделать снова.
- ".......", - негромко тянул барабанщик.
- Уйдем, - сказала Брет. - Ты как?
- ".......", - громко крикнул барабанщик и ухмыльнулся Брет.
- Хорошо, - сказал я. Мы вышли из толпы.
Брет пошла в гардеробную.
- Брет хочет уйти, - сказал я графу.
Он кивнул.
- Вот как? Отлично. Возьмите машину. Я еще посижу немного, мистер Барнс.
Мы пожали друг другу руки.
- Я чудесно провел вечер, - сказал я. - Прошу вас, позвольте мне... - Я вынул бумажник.
- Бросьте, мистер Барнс, - сказал граф.
Брет, уже в манто, подошла к столику. Она поцеловала графа и положила ему руку на плечо, чтобы он не вставал. Когда мы выходили, я оглянулся в дверях, и за его столиком уже сидели три девицы. Мы сели в просторную машину. Брет сказала шоферу адрес своего отеля.
- Нет, не поднимайся, - сказала она у подъезда. Она позвонила, и двери открыли.
- Серьезно?
- Да. Пожалуйста.
- Спокойной ночи, Брет, - сказал я. - Мне очень грустно, что ты чувствуешь себя несчастной.
- Спокойной ночи, Джейк. Спокойной ночи, милый. Мы больше не увидимся. - Мы поцеловались, стоя перед дверью. Она оттолкнула меня. Мы снова поцеловались. - Не надо! - сказала Брет.
Она быстро повернулась и вошла в отель. Шофер отвез меня домой. Я дал ему двадцать франков, он поднес руку к козырьку, сказал: "Спокойной ночи, мосье" - и уехал. Я позвонил. Дверь открылась, я поднялся к себе и лег в постель.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
8
Я увиделся с Брет только после ее возвращения из Сан-Себастьяна. Оттуда я получил от нее открытку с видом бухты Конча. Она писала: "Милый! Здесь хорошо и спокойно. Привет всем. Брет".
И Роберта Кона я не видел. Я слышал, что Фрэнсис уехала в Англию, а от Кона я получил записку, в которой он сообщал, что уезжает из города на несколько недель, еще сам не знает куда, но что он непременно хочет отправиться со мной в Испанию на рыбную ловлю, как мы сговаривались прошлой зимой. Адрес, писал он, я всегда могу узнать у его банкира.
Брет не было, Кон не докучал мне своими горестями, я даже радовался, что не нужно играть в теннис: работы было очень много. Я часто бывал на скачках, обедал с друзьями и поздно засиживался в редакции, делая загон материала, чтобы в конце июня, когда мы с Биллом Гортоном поедем в Испанию, можно было все оставить на секретаря. Билл Гортон приехал, пожил у меня несколько дней и отправился в Вену. Он был очень весел и говорил, что в Штатах чудесно. В Нью-Йорке чудесно. Театральный сезон прошел с блеском, и появился целый выводок молодых светил среди боксеров полутяжелого веса. От каждого из них Можно было ожидать, что он разовьется, наберет вес и побьет самого Демпси. Билл просто сиял. Он заработал уйму денег своей последней книгой и собирался заработать еще больше. Мы хорошо провели с ним время в Париже, а потом он отправился в Вену. Он хотел вернуться через три недели, и тогда мы должны были поехать в Испанию ловить рыбу, а потом в Памплону, на фиесту [празднество (исп.)]. Он писал, что в Вене чудесно.