Вот потому‑то и приятно и даже здорово просто посидеть на крылечке, оглядеться и постараться вспомнить про Кейти что‑нибудь такое, чтобы немного поплакать. Ведь знаешь, Дейв, меня начинает порядком бесить, что я никак не могу расплакаться, поплакать по ней, моей родной дочке. Ни одной чертовой слезы не пролил еще!..
– Джим…
– Да?
– Но ты ведь сейчас плачешь!
– Ей‑богу?
– Да ты до лица дотронься!
Джимми коснулся рукой щеки, по которой катились слезы. Отдернув руку, он секунду смотрел на мокрые пальцы.
– Черт, – сказал он.
– Хочешь, чтоб я ушел?
– Нет, Дейв, нет. Посиди еще немного, если тебе ничего.
– Мне ничего, Джим, ничего…
За час до назначенной встречи у Мартина Фрила Шон и Уайти заехали домой к Уайти, чтобы тот сменил рубашку, закапанную в обед.
Уайти жил с сыном Терренсом в многоквартирном доме из белого кирпича у самой южной границы города. Квартира была устлана бежевым ковровым покрытием, стены в ней были кремовыми, и пахло в ней мертвенным запахом гостиницы или больницы. Когда они вошли, телевизор был включен, хотя дома никого не было, тихо играла музыка, а на ковре возле черной махины музыкального центра валялись разрозненные части игры «Сега». Напротив телевизора и музыкального центра стояла продавленная кушетка, а судя по оберткам из «Макдональдса» в мусорной корзине, которые тут же заприметил Шон, морозильник здесь был в основном набит готовыми обедами.
– Где Терри? – спросил Шон.
– На хоккее, наверное, – сказал Уайти. – Или на бейсболе… Сейчас сезон. Но больше он увлекается хоккеем. Пропадает на чемпионате.
Шон однажды видел Терри. В четырнадцать тот был здоровенным детиной, настоящим великаном, и Шон представил себе его года через два, представил, в какой ужас будет повергать противника его появление на льду, его мощные, на бешеной скорости броски.
Терри был оставлен на попечение отцу, потому что мать и не думала оспаривать у него это право. Она бросила мужа и сына несколько лет назад ради адвоката, специалиста по гражданскому праву, обвиненного позднее в растрате и, как это слышал Шон, дисквалифицированного. С адвокатом этим она осталась, сохранив хорошие отношения и с Уайти. Во всяком случае, говорил он о ней так, что забывали о его разводе.
Сейчас, войдя в гостиную вместе с Шоном, Уайти тем не менее о нем напомнил. Расстегивая рубашку и поглядывая на разбросанные на полу части «Сеги», он заметил:
– Сьюзен говорит, что мы с Терри устроили здесь настоящую берлогу. Она закатывает глазки, но знаешь, по‑моему, это она просто из ревности. Пива или еще чего‑нибудь?
Шону вспомнились слова Фрила о том, что Уайти пьет, и он представил себе, каким взглядом тот встретит Уайти, если от него будет разить, как из пивной бочки. А кроме того, зная Уайти, можно было заподозрить и то, что он испытывает его, Шона, – ведь все сейчас смотрят на него с пристрастием.
– Принеси‑ка воды, – сказал он, – или кока‑колы.
– Вот хороший мальчик, – сказал Уайти. Он улыбался с таким видом, будто действительно испытывал Шона, но что‑то неуловимое во взгляде говорило о том, что на самом деле ему хочется выпить. Облизнувшись, Уайти сказал: – Я принесу две банки кока‑колы.
Вернувшись из кухни с двумя банками, одну он вручил Шону. Потом направился в ванную, маленькую, рядом с гостиной, и Шон услышал, как он стягивает рубашку и плещется под краном.
– Все это дело становится каким‑то неопределенным! – крикнул Уайти из ванной. – У тебя тоже такое чувство?
– Есть немножко, – признался Шон.
Вернувшись из кухни с двумя банками, одну он вручил Шону. Потом направился в ванную, маленькую, рядом с гостиной, и Шон услышал, как он стягивает рубашку и плещется под краном.
– Все это дело становится каким‑то неопределенным! – крикнул Уайти из ванной. – У тебя тоже такое чувство?
– Есть немножко, – признался Шон.
– Алиби Феллоу и О'Доннела выглядят вполне солидно.
– Это не означает, что они не могли кого‑то нанять, – заметил Шон.
– Согласен. Ты думаешь именно так?
– Да нет. Слишком грязная работа.
– Однако совсем исключить эту версию нельзя.
– Нельзя.
– Надо нам еще раз получше допросить этого паренька Харриса, хотя бы потому, что алиби у него нет. Но вообще‑то, старина, не подходит ему такое дело. Слабоват он для этого.
– Но мотив все же усмотреть можно, – сказал Шон. – Например, зреющая ревность к О'Доннелу или что‑нибудь в этом роде.
Уайти вышел из ванной, вытирая полотенцем лицо; на белом животе его через всю диафрагму слева направо змеился красный шрам, стягивающий кожу.
– Ну, так что этот парень? – Он опять направился в спальню.
Шон вышел за ним в переднюю.
– Преступником он мне тоже не очень видится, но надо в этом удостовериться точно.
– К тому же есть еще папаша и эти ее полоумные дядюшки, но наши уже переговорили с соседями, и не думаю, что путь наш ведет сюда.
Прислонившись к стене, Шон отпил кока‑колы.
– Учитывая полную неопределенность всего этого дерьмового дела, сержант, думаю…
– Да, поделись со мной всеми предположениями. – Уайти появился в коридорчике в накинутой на плечи свежей рубашке. – Старушка эта, Прайор, – сказал он, застегивая пуговицы, – говорила, что не слышала крика.
– Но выстрел слышала.
–
– Цементная плита.
– Пусть так.
– Во всяком случае, что‑тона дороге было, – сказал Уайти.