- Вы что-то хотели?
– Это я внимательно слушаю вас! - произнес незнакомец, впериваясь в него единственным глазом. - Как понимать ваши слова? На каком основании вы обозвали меня уродом, одноглазой свиньей? А? О вашем первом ругательстве я вообще молчу. Православные так не ругаются! Ну-с, так что же вы молчите, милейший?! Отвечайте!
– А, черт! - сплюнул богатырь.
– Что-о? - Незнакомец с черной повязкой на глазу взвился вверх. - Да как вы смеете разговаривать со мной таким тоном?!
– Постойте! - изумился Яромир. - Тут явная ошибка. Я вовсе не вас имел в виду. Я вас за сиренью вообще не видел. Эти слова предназначались другому. Понятно вам?
– А что, здесь была еще одна одноглазая... - Незнакомец не договорил. Он осторожно прикоснулся к правому перевязанному глазу. - Кроме меня, здесь, кажется, никого не было!
Несмотря на серьезность положения, на Яромира вдруг напал неудержимый смех. Он сел на скамейку, скорчившись от хохота и стараясь не смотреть на дружинника, стоящего перед ним.
– Простите, господин дружинник! - устало пробормотал Яромир. - Честное слово, это нечаянное, я бы сказал, нелепое стечение обстоятельств!
– Мальчишка! - взвизгнул побагровевший дружинник. - Если бы не твоя возмутительная молодость, я растер бы тебя в порошок! Выпорол бы тебя ремнем, чтобы ты впредь уважал старших! Каков негодяй, а? Самый настоящий засранец!
– Засранец?! - тихо повторил Яромир, наливаясь краской. - Это я-то засранец?
– А кто же? - кивнул дружинник. - Конечно, ты! Пойди, смени подгузник!
– А подгузник - это что? - неожиданно заинтересовался Яромир. Теперь пришла очередь смеяться дружиннику.
– Темнота! Деревня! Ты еще вчера, небось, лаптем щи хлебал! Ох-хо-хо! Тогда понятно, почему ты такой невоспитанный! Небось, крестом расписываешься, хаха!
– Между прочим, я - поэт! - оскорбленно возразил Яромир. - Книжку буду издавать. И грамоте я обучен. Может, я в этом, в Коксфорде учился!
Тут дружинник просто повалился на скамью.
– Шут! Клоун! Скоморох! Он в Коксфорде учился! Выгребные ямы чистить, что ли? Так этому тебя здесь научат лучше. Все, иди, я тебя прощаю!
– Что-о?! - взревел Яромир. - Ну уж нет! Такого хамства я не потерплю! Сегодня в три! Под забором, то есть, тьфу! За городским забором! Кстати, как ваше имя, уважаемый?
– Добрыня Никитич, - все еще смеясь, ответил дружинник. - Да ты иди, только смотри, сам не опаздывай!
Яромир возвращался назад в не самом лучшем расположении духа.
– Ну и пусть, - думал он, - конечно, биться на кушаках с двумя богатырями, да еще такими знатными, - кто большая честь. Правда, без зубов можно остаться. Это если башку не снесут! Но и я им могу кое-что показать! Готов поспорить, что они никакого представления не имеют об искусстве лесных отшельников! Кину раз через бедро, добавлю пяткой в ухо, и уноси готовенького!
Таким образом, обретя снова хорошее расположение духа, витязь вернулся к дому Святогора.
К его удивлению во дворе было пусто, толпившиеся здесь недавно дружинники куда-то разошлись, а на двери терема висела табличка:
«ЗАКРЫТО НА ОБЕД»
Незнакомый со столичными нравами Яромир беспомощно огляделся, ища, кого бы спросить: надолго ли этот обед? Но никого, кроме трех кур, валявшихся в знойной пыли, да сердитого петуха, не обнаружил. Увидев Яромира, петух поскреб лапой и приготовился к атаке. В этот момент мимо него пробежала здоровенная баба в сарафане и торкнулась в дверь.
В этот момент мимо него пробежала здоровенная баба в сарафане и торкнулась в дверь.
– Куда, дура! - рассердился Яромир. - Не видишь, что написано?..
Дура медленно повернулась, и Яромир узрел грубое мужское лицо и нервно подрагивающие усы.
– Вот так не чешись! - оторопел витязь. - Слышал я о таком, но чтобы своими глазами увидеть... До какого ж ты паскудства дошел, наглая, бесстыжая твоя морда?! Чтобы бабье рядно надеть и к мужикам тулиться... Тьфу!
Ряженый мужик даже подпрыгнул от неожиданности, а его лицо стало багровым от стыда и злости. Не говоря ни слова, усатая красавица стянула с себя сарафан, и под ним блеснули доспехи дружинника.
– За идиотку ответишь! - свирепым шепотом произнес он, сверкая глазищами.
– За дуру, - оторопело уточнил Яромир.
– Тем более! - фыркнул усач. - Неужто вы, любезный невежа, неотесанный болван, не поняли, что я возвращаюсь со специального задания и, чтобы быть неузнанным...
Яромир закатил глаза.
– Ваше имя, сударь! - произнес он утомленным голосом.
– Алеша Попович! - с гордостью ответил усач, снова сверкнув глазами. - Надеюсь, и вы не откажетесь назваться?!
– Яромир! - сказал витязь и, подумав, добавил: - Нынче в четыре под забором!
– К вашим услугам! - чинно поклонился Попович. - Только не под забором, а за забором. Чувствуете разницу? Вы ее обязательно почувствуете!
– Ну-ну! - только и сказал Яромир. Стоять и ждать, когда снимут табличку, было скучно.
– Как бы мне не заблудиться в этой жизни городской!
«Был свободен, словно птица, нынче маюсь день-деньской!» - пробормотал он, решив все-таки вернуться на постоялый двор, где он остановился по совету боярина Матвеева. Табличка на Святогоровой двери напомнила ему о том, что пора подкрепиться.
12
В гостинице было пусто, только в трапезной, сердито сопя, обедали старуханские купцы. От купцов за версту несло свежей рыбой и паюсной икрой. Закусив, Яромир заглянул на конюшню.
– Все в порядке? - спросил он Савраску.
– Не сказал бы! - фыркнул конь. - Ячмень - так себе, вода отдает болотиной, а так - ничего. Терпимо. А ты, я вижу, снова приключений огреб?
– Еще нет, но похоже, что огребу, - сказал Яромир, заранее почесывая затылок.
– А что так-то?
– Да так! - Яромир вздохнул и рассказал ему обо всем.
– Пустяки! - заявил Савраска, выслушав хозяина. - Нашел, о чем думать. Возьми их на прием! Сам же говорил, что у лесных отшельников кой-чему научился! Нахватался то есть... Кстати, твои отшельники не из Шаолиня ли часом?
– Ты сам-то понял, что сказал?! - испугался Яромир. - Ужасное какое-то слово...
– Я говорю, что твои отшельники из Китая, голова твоя садовая, - сказал Савраска.
– Знамо, что из Китая, - кивнул Яромир. - Они ж от полонежцев сбежали! А ты-то откуда об этом знаешь?
– От верблюда, - тихо ответил конь. - Иди давай, а то уж вон, конюх на нас зенки вылупил!
Яромир оглянулся. Конюх и в самом деле стоял неподвижно, вылупив красные, очевидно с похмелья, глазки. Ничего не говоря, витязь развернулся и пошел прочь. Городские часы пробили половину второго...
Без пяти минут два Яромир был уже за городским забором. Илья Муромец сидел на камне и за обе щеки уплетал сдобную сайку с ветчиной, запивая все это дело молоком.