Когда принесли вино, мы наполнили золотую чашу и отпили из нее по очереди, скрепив нашу дружбу.
Веселье Елены уступило место серьезности - как только унесли сосуд и чашу, она повернулась ко мне и сказала:
- Ты должен гордиться, Идей. Во всем мире у меня только три друга - теперь ты четвертый. Если бы ты знал имена троих остальных, то не
устыдился бы такой компании.
- Кто же они?
- Этого я не могу тебе сказать. Но ты говорил, что ужасно скучаешь. Я тоже. Попробуй меня развеселить.
Ты назвал себя философом, так научи меня философии.
Я сел рядом с ней на подушки, и мы провели час в интересной беседе. Елена была отнюдь не глупа и вполне могла сама обучать философии.
Доктрина Ферсикла мелькала у нее на языке, как солнечные блики в волосах. Но в вопросах религии она оставалась твердокаменной фанатичкой. Елена
не сомневалась, что Леда родила ее от Зевса, заявляла, что находится под особым покровительством Афродиты, и насмехалась над моими естественными
теориями.
Я так увлекся разговором, что едва не забыл, что договорился встретиться с Киссеем в моих покоях, как только истечет последняя клепсидра.
Вспомнив об этом, я поднялся и сказал Елене, что у меня назначена встреча во дворце. Она сама удивилась, что уже почти ночь.
- Приятный был день, - вставая, заметила Елена. - Впрочем, обрести друга всегда приятно. Не стану тебя задерживать. До свидания, и пусть
боги вдыхают дым твоих жертвоприношений.
Я вышел и быстро зашагал по коридору, так как дело, ради которого я собирался увидеться с Киссеем, было крайне важным.
Но нашей встрече не суждено было состояться в назначенное время. Почти дойдя до конца коридора, я услышал, как меня окликнул женский голос,
и обернулся. У открытой двери стояла та, кого я меньше всего желал видеть, - Гортина собственной персоной.
Мне не терпелось вернуться во дворец, и я не собирался тратить время на служанку. Поэтому, не обращая на нее внимания, стал спешно
спускаться по лестнице.
Голос Гортины перешел в крик. Можно было подумать, будто ее убивают.
- Идей! Подожди меня!
Мне пришлось остановиться. Подбежав к лестнице, девушка посмотрела на меня сверху вниз.
- Я готова идти с тобой, - заявила она.
- Идти со мной? Куда?
- К тебе. Разве ты забыл о своем обещании?
- Я не помню никакого обещания, - солгал я.
- Не помнишь? - воскликнула Гортина. - Зато я помню! Ты обещал забрать меня у Елены через пять дней. Сегодня пришел срок, и я готова.
Понимая, что увертки бесполезны, я решил положить этому конец раз и навсегда. Я посмотрел ей в глаза и твердо произнес:
- Если я не помню своего обещания, Гортина, то потому, что хочу его забыть. Понятно или я должен выразиться яснее? Я не намерен забирать
тебя.
При этих словах на лице девушки отразилась череда быстро сменяющих друг друга эмоций - разочарования, досады, унижения, - которые вытеснила
бешеная ярость. Я ожидал слез и упреков, но Гортина оказалась истинной дочерью Грей.
Несколько секунд она молча смотрела на меня с побледневшим от гнева лицом, затем внезапно бросилась вниз по лестнице, словно пантера, крича
во весь голос.
Прежде чем я успел шагнуть в сторону или поднять руку, Гортина налетела на меня и вцепилась мне в волосы. Мы покатились по ступенькам,
отскакивая от твердого мрамора.
Я чувствовал себя беспомощным, как будто попал в водоворот. Гортина лягалась, кусалась, царапалась, не переставая вопить и не забывая при
этом драть меня за волосы. До сих пор не понимаю, как она не вырвала их полностью.
Наконец, доведенный до отчаяния болью и нелепой ситуацией, я схватил ее за запястья и поднялся. Гортина не отпускала меня, продолжая
кричать.
Я стряхнул ее на пол и, услышав приближающиеся шаги в темном коридоре, выбежал на улицу, не желая, чтобы кто-нибудь оказался свидетелем
этого недоразумения.
Уже приближалась ночь, но было еще достаточно светло, чтобы разглядеть лицо, поэтому я набросил плащ на голову и побежал к дворцу. Стража у
внутреннего портала меня не остановила, и я быстро добрался в свои апартаменты, где застал ожидающего меня Киссея.
Когда я сбросил плащ, он изумленно уставился на меня.
- Великий Арес <сын Зевса и Геры, бог войны>! - воскликнул Кисеей. - Что с тобой, друг? Ты сражался с дикими вепрями? Или снова отправился
к своей даме, где тебя скверно приняли?
Подойдя к зеркалу, я увидел, что у Киссея были веские причины для удивления, ибо я являл собой весьма дикое зрелище. Волосы торчали, словно
щетина у фессалийской свиньи, - большая часть мази, несомненно, осталась на пальцах прелестной Гортины. Лицо и шею покрывали синяки и царапины,
многие из которых кровоточили.
Полагаю, с философской точки зрения мне следовало быть удовлетворенным - передо мной было зримое и неопровержимое доказательство
правильности моего мнения о девушках из Грей.
Я повернулся к Киссею:
- Ты видишь меня в жалком состоянии, друг, но ни тебе, ни моему отцу, ни самому царю Приаму не удастся заставить меня рассказать, каким
образом я до него дошел. Так что обуздай свое любопытство.
После этого я принял ванну, смазал царапины целебным составом и почувствовал себя другим человеком.
Кисеей, стоя за дверью, засыпал меня вопросами, перемежаемыми взрывами смеха, но я не обращал на него внимания.
- Ты все приготовил? - осведомился я, вернувшись в комнату.
- Уже давно, - ответил он. - Ты задержался. Эвен с двадцатью людьми...
- Погоди, - прервал я его. - Я голоден и буду слушать тебя во время еды. Присоединишься ко мне?
Кисеей сказал, что уже пообедал. Вызвав моего раба Ферейна, я приказал ему принести из царской кухни жареную курицу и бутылку лемносского
вина. Вскоре он вернулся с едой и питьем на золотом подносе, и я приступил к трапезе, слушая рассказ Киссея:
- Прежде всего я повидался с Эвеном. Он будет ждать нас у западных ворот с двадцатью фракийцами.
Их царя Реза недавно убили греки, и они жаждут мести. Эхинай не придет - он не назвал причину, но думаю, его ожидает развлечение в некоем
доме. Ал и Орхомен, сыновья Приама, охотно согласились - оба любят такие забавы, и каждый приведет с собой десять троянских воинов. Они также
присоединятся к нам у западных ворот.
- Превосходно. А как насчет стражи?
- Я все устроил - узнал пароль для выхода и входа у самого Гектора.