Я доковырял салат. Курица требовала задействовать ещё и нож, отчего мне пришлось отложить книгу в сторону и подключить к процессу приёма пищи левую руку. Курица была очень недурственная: лёгкий соус карри, рис пилау. Я, конечно, готовлю лучше, но для транспортной кулинарии — весьма неплохо.
Поезд въехал в туннель под Английским Проливом. Через двадцать пять минут мы окажемся во Франции, а оттуда, по скоростным рельсам, — всего час до Парижа. Мы погрохотали по туннелю не более пяти минут, как автоматические двери в тамбур распахнулись и в наш полупустой вагон ввалился высокий, полный мужчина с круглым, багровым лицом. Мужчине было жарко и он свирепо обмахивался толстым глянцевым журналом. Внешности он был довольно отталкивающей: вислые щёки, двойной подбородок, нос картошкой, маленькие глазки и толстые, влажные губы. Я безо всякой целенаправленной мысли, из чисто праздного любопытства, задержал взгляд на его потном лице, пока он колыхал по вагону своё тело втиснутое в дорогой тёмно-серый костюм. Толстяк заметил это и неодобрительно воззрился на меня. Я отвёл глаза и сосредоточился на курице.
Тщетно. Толстяк, по всей видимости, ощущал себя не меньшей жертвой социальной дезинтеграции западного общества, чем я, и искал объект приложения своих эмоций. Наверное поэтому он бухнулся на сиденье напротив меня, ослабил узел галстука на вздувшейся шее и стал пристально меня рассматривать.
Я тщательно прожевал очередной кусок курицы, положил нож и вилку на пластиковую тарелку и, глядя толстяку прямо в его желтоватые глаза, поинтересовался:
— Чем я могу вам помочь?
Толстяк не смутился.
— Разрешите мне переадресовать ваш вопрос, — ответил он, с каким-то въедливым интересом косясь на обложку лежащего в стороне «Джека Потрошителя». — Скажем так: чем я, — он нажал на это «я», — чем Я могу вам помочь?
— Выигрышные номера субботнего розыгрыша лотереи не помешают, — предложил я. — Я слышал, джекпот — семь миллионов фунтов.
Толстяк неожиданно погрустнел. В его взгляде читался укор.
— Господин Дорф, зачем вам столько денег? Что вы будете делать со своей жизнью, выиграв такую сумму?
Я остолбенело воззрился на него:
— Мы с вами знакомы? Где-то встречались раньше?
Толстяк усмехнулся и обмахнул себя пару раз журналом.
— В другой жизни… В другое время…
— И с тех пор вы ищете меня по поездам, чтобы предложить вспомоществование. Причём нематериальное, как я понимаю, господин…?
— …Ди. Господин Ди. — представился толстяк и протянул потную ладонь. Которую я демонстративно проигнорировал. Толстяк пожал плечами и убрал руку под стол. — У нас мало времени, господин Дорф. Не более пятнадцать минут. Пока мы в туннеле — они не могут почувствовать меня. А значит не смогут найти. Не найдут меня — не доберутся до вас…
— Кто это «они»? И почему я должен разделять вашу озабоченность этой темой?
— Вы совершенно правы. Пока что — это моя проблема. Давайте сконцентрируемся на вашей.
— Какую из моих проблем вы подразумеваете? Вам придётся выбирать, господин Ди, иначе пятнадцати минут вам не хватит.
— Не волнуйтесь, господин Дорф. За вас уже сделан выбор. Ситуация несколько осложняется тем, что вы понятия не имеете, во что ввязались. Причём не по своей воле… Что вас частично оправдывает. Но, как вам известно, незнание правил игры не освобождает от ответственности за проигрыш.
— И эти правила вы мне сейчас объясните?
Толстяк хмыкнул. То ли саркастически, то ли с лёгкой грустью. Я не мог понять.
— К сожалению, я не имею на это полномочий. Десять минут, Дорф. Вы теряете время…
— Отчего-то я ощущаю в вашем тоне угрозу… И это в отношении официального лица на службе Её Величества! Находящегося при исполнении обязанностей! Что если я вас сейчас арестую? Я как раз имею полномочия, в отличие от вас. На двадцать четыре часа. До выяснения обстоятельств… — я несколько разволновался. Мой голос приобрёл металлические нотки. Малочисленный люд в вагоне стал посматривать в нашу сторону.
— Обстоятельств чего, позвольте поинтересоваться? — толстяк наклонился ко мне и понизил тон. — Собственной некомпетентности в вопросах, которые стоят на повестке дня последние эдак несколько тысяч лет? Собственной беспомощности перед лицом надвигающейся опасности, причин и источника которой вы не в состоянии определить? Кстати, каким образом вы меня арестуете? Пригрозите мне вашей страшной книжкой или портфелем? У вас нет с собой ни оружия, ни наручников. Вы кошку на улице не сможете арестовать, дорогой мой. К тому же через восемь минут мы с вами будем во Франции, где вы не имеете никаких официальных полномочий. Восемь минут, господин Дорф…
Толстяк был прав. У меня напрочь отсутствовали средства физического убеждения. С одними только моральными средствами типа удостоверения Скотланд Ярда я бы не справился с этим ожиревшим великаном и на территории Соединённого Королевства.
— Хорошо, господин Ди, — кивнул я. — Я уделю вам восемь минут моего драгоценного внимания. Я вас внимательно слушаю.
— Я очень рад, господин Дорф. Заметьте, я ведь ничего не требую от вас. Я искренне хочу помочь. Не делайте такую физиономию. Морщины останутся. Поймите, ещё не пришло то время, когда вам придётся выбирать между основными сторонами в этой милой заварушке. Я уже не говорю о второстепенных персонажах. А пока это время не настало, я хочу дать вам пару советов. Прежде всего, не доверяйте никому.
— Включая вас?
— Какой вы быстрый. Да, включая меня. Выедем из туннеля через семь минут и можете перестать мне доверять… Второе, подвергайте всё сомнению. Третье, избегайте в одиночку посещать незнакомые для вас закрытые помещения: дома, автомобили, лифты, подвалы. Особенно подвалы.
— Туннели?
— Туннели в том числе. Если рядом с вами нет меня.
— Господин Ди, если я никогда больше не столкнусь с вами в туннеле или где-либо ещё, то и это будет слишком скоро для меня.
— В четвёртых, — продолжал толстяк, игнорируя моё хамство, — во всех окружающих подозревайте врагов. Это не должно быть так уж сложно. Вам повезло в этом отношении. Вы сирота, вы разведены, у вас нет близких, которые могут вас предать. Вас сделали таким. Вам создали все условия. Но даже крупица доверия, даже миллиграмм жалости могут оказаться смертельными для вас.
У меня похолодело внутри. Адреналин пинтами впрыскивался в кровь.
— Что вы имеете в виду? Какие условия? Кто меня сделал и чем? Что вообще происходит? К чему все эти многозначительные советы? Они что, относятся к делам, над которыми я работаю?
Ди покачал головой.
— Только к одному делу. По поводу которого вы едете в Париж. Сомневаюсь, что у теперь у вас будут другие дела. Даже если вы выживете. А выживание станет вашим основным занятием в самое ближайшее время. Поверьте, я хотел бы рассказать вам всё. Или хотя бы то, что касается непосредственно вас. Очень хотел бы. Например, для того, чтобы согнать с вас эту дилетантскую самоуверенность. Но не могу. Мне не позволено. Вместо этого — сойдёмся на компромиссе. Я проведу некоторую иносказательную параллель. Знаете ли вы о том, что наши глаза видят гораздо больше, чем мы осознаём? Свет, отражённый окружающими нас предметами, поступает в зрачок и передаётся в зрительный нерв. Зрительный нерв кодирует полученную информацию и направляет её в мозг. А мозг уже выбирает, какие из зрительных сигналов преобразовать в психически воспринимаемую действительность, а какие трусливо проигнорировать. Вы понимаете, о чём я говорю?
— Не совсем. Постарайтесь объяснить более предметно. И касательно выживания, пожалуйста, поподробнее.
— Более предметно? Это уже сложнее. Ну что ж… Попытаюсь. Предположим, что вы всю жизнь прожили на первом этаже и даже не подозревали о существовании соседей, обитавших под вами в подвале. А им до вас тоже не было никакого дела. В один прекрасный день эти соседи вдруг вспоминают про вас и хотят навестить. И вот они суетятся, копошатся, толкутся внизу и, наконец, начинают стучать в дверь. И вы, хоть и не подозреваете об их существовании, хоть и не желаете прервать свою размеренную и комфортабельную жизнь, вы всё же встаёте и покорно идёте на стук. Потому что ваш час пробил. Настало время вставать на весы. И вы уже не можете не открыть дверь… — Ди замолчал и развёл руками. — Вот и всё, что я могу вам сказать. До свидания, Дорф. Удачи. В следующий раз, когда мы встретимся, она может вам понадобиться… — с этими словами он встал и аккуратно положил свой журнал на книжку про Джека Потрошителя. — Последний совет: спрячьте-ка пока эту книгу. Не надо демонстрировать обложку всему вагону. Иначе все мои сегодняшние труды пойдут насмарку.
Ди повернулся и, не оглядываясь, пошёл к дверям тамбура. Я почему-то не мог ни пошевелиться, ни бросить ему вслед что-нибудь привычно наглое. У самого выхода из вагона Ди поднял руку и посмотрел на часы. Часы запищали. В этот же момент, как и предсказал его миниатюрный будильник, поезд вырвался из туннеля и с устрашающей скоростью помчался в направлении Лилля по французской сельской местности.
За господином Ди захлопнулись автоматические двери. Я так и не понял, чем он мне угрожал, а главное почему, но что-то в его заключительной тираде совпало, почти музыкально срезонировало, с непонятным, неосознанным ощущением, прятавшимся где-то в глубине моего сознания. Как забытый сон, от которого осталось только настроение, только щемящее чувство потери, только пугающая недосказанность… Как юркая серебряная рыбка, которая, сверкнув хвостом на поверхности, уходит в чёрную бездну, так и эта неясная тень, избегающая взгляда и прикосновения, показалась, померещилась на мгновение и снова нырнула в бесконечную пропасть благодарного беспамятства. Остались лишь круги по воде да холодная пустота, в которой одиноко и гулко раздавался стук. То ли стук сердца, то ли стук в дверь. Кто знает, явились ли это взыскать по счетам заждавшиеся соседи…
Я машинально достал ложку и стал есть мусс, не ощущая вкуса. Пожалуй стоит сейчас же позвонить Маршану. Пусть пришлёт подкрепление на Гар дю Норд. Следует задержать этого Ди и хорошенько потрясти. Там увидим, сумасшедший ли он или что-то всё-таки знает…
Сзади меня прозвучал щелчок сжатого воздуха: открылись двери в тамбур. Мимо меня медленно прошла красавица Южени, внимательно изучая лица читающих, дремлющих или поглощающих десерт пассажиров. Когда она поравнялась со мной, я решил попытать счастья. Позвоню Маршану через полминуты, куда этот Ди денется со скоростного поезда…
— Южени, — ласково улыбнулся я француженке.
— Да, сэр? — девушка внимательно осмотрела и меня, особый интерес уделив журналу. Я бросил короткий взгляд на обложку. «Дом и сад». Отлично. Ещё подумает, что я не той ориентации. Спасибо, господин Ди. Очень вовремя…
— Не мог бы я вас побеспокоить по поводу чашечки кофе? — я выдал своё самое худшее французское произношение и специально сделал две грамматические ошибки.
— Мой коллега скоро будет предлагать чай и кофе, — отсутствующим тоном ответила Южени. На чистейшем английском и без тени акцента. Также отстранённо она перевела пытливый взгляд на джентльмена, мирно спящего через пару рядов от меня, и двинулась в его направлении.
Это окончательно выбило меня из седла. Это что? Новая политика Евростара? Требовать от своих проводниц фальшивый французский акцент? Мир положительно сошёл с ума…