Хотя я допускал тот факт, что с рельс съехали как раз мы со слезливым парнем. Что, в общем-то гораздо хуже, но не оставляет меня в трагическом одиночестве безумия. И пусть теория вероятностей явно срабатывала против нас с Такером, у меня был мощный аргумент против статистического кошмара. Журнал «Дом и сад». Если он всё ещё у меня на столике и я могу его потрогать и полистать, то господин Ди имел место быть и сидеть напротив меня. Возможно, что весь этот аттракцион был не более чем иллюстрацией к его заумствованию по поводу восприятия мозгом одной информации и отрицания другой. Прелестный, в таком случае, аттракцион. Со стрельбой и женщинами, умирающими у злодеев на руках. Осталось только песни и танцы добавить — и полное индийское кино. Болливуд.
Хотя, возможно, что господин Ди — некий ловкий гипнотизёр. Который загипнотизировал весь вагон. Или же меня. Но если он гипнотизировал только меня, тогда почему его никто не видел? И зачем гипнотизировать бедного проводника? И потом… Всё выглядит так, как будто Южени номер два (или же номер один?) действовала сама по себе, а Ди — сам по себе. Автономный гипноз с двух сторон? С какой целью? Что за угрозы какие-то детские в адрес Джона Такера? Я допускал, что Такер был парнем явно впечатлительным и слишком много кредита доверия выдал Южени номер два. Но от той Южени номер два действительно исходил какой-то негативный импульс. Я это тут же почувтсвовал, когда она кого-то искала в вагоне.
«Не найдут меня — не доберутся и до вас…»
От этих слов Ди, которые вдруг выстрелили мне в голову, мне стало совсем не по себе. Южени номер два искала Ди. И нашла., на свою беду. На перроне в Лилле. А причём тут я?
От всех этих суматошных размышлений у меня начало ломить в висках. Зато перестало хотеться выпить.
Мне нужно было каким-то образом оповестить лилльскую полицию о случившеися. Проблема заключалась в том, что я не знал, что случилось. Более того, я не хотел представляться в качестве главного свидетеля. Мои показания — против свидетельств целого поезда. И, не исключено, — работников станции. Джон Такер, если его допросить, конечно подтвердит мою историю. Когда очнётся от обморока. Только он не произведёт впечатление ментально-стабильного свидетеля. Особенно если начнет рассказывать про двух Южени. А стоит ли вообще связываться с Лиллем? Чем я смогу помочь?
Нет, Дорф, это уже элементарная трусость. По крайней мере, если они нашли труп второй Южени и сейчас думают-гадают, что произошло, я смогу дать им описание кавалера холестерина Ди, которого могут ведь и взять по горячему следу. Фигура он — примечательная, а Лилль — не Лондон, и не Париж. Толстому англичанину там затеряться не столь просто…
Если он всё ещё в Лилле…
Если они нашли труп.
Если труп был.
Если была Южени номер два.
Если мы с Такером не стали жертвой издевательского внушения. Некоего гипноза, вызывающего параноидальные видения, имеющие корни в подсознании гипнотизируемого субъекта. Например, ритуально-символическое умерщвление объекта, с которым субъект, по своей трусости и глупости, боится познакомиться.
Короче, мне нужно каким-то образом привлечь внимание полиции на Лилльском вокзале к тому что могло произойти. И сообщить им приметы гоподина Ди. Желательно, избегая прямого контакта и излишней информации. Я остановился в тамбуре перед своим вагоном, достал мобильный и вызвал из памяти номер Маршана, который я забил в память ещё в Скотланд-Ярде.
Маршан ответил после первого же гудка.
— А, Колин! Как это замечательно! Я скоро выезжаю на Гар дю Норд, чтобы вас встречать. А что? Поезд задерживается?
— Нет, Николя поезд идёт по расписанию. Тут кое-что произошло. Хотел вам сообщить. Больше для собственного профессионального спокойствия. Вы можете счесть нужным передать кое-какую инормацию жандармерии на лилльском вокзале.
— Что стряслось? — Маршан звучал настороженно.
— Мне показалось, что у одного из пассажиров, которые вышли в Лилле, был пистолет. Этот последним уходил с перрона и замешкался. Он вытащил из внутреннего кармана пиджака — либо пистолет, либо неплохую имитацию. В общем, он пошёл с этим пистолетом в направлении женщины, которая, как мне кажется, была проводницей Евростара. Достаточно угрожающе пошёл. Я, правда, толком не успел разглядеть. Так, краем глаза. Да ещё и поезд тронулся. Но вот, решил вам позвонить. Кто его знает, что он там мог натворить. И вообще… если это настоящий пистолет. Короче, я могу описать его в общих чертах, если понадобится… Николя?
— Да-да, я слушаю. Хмммм… Надеюсь, что вам просто померещилось. Питаю я такую надежду. — Маршан помолчал. — Знаете, как я поступлю, Колин? Я свяжусь с отделением жандармерии на Лилльском вокзале и выясню, не произошло ли там чего.
— И пусть сходят на международную платформу. Проверят, всё ли там в порядке. Может быть дежурный по станции что-нибудь видел.
— Окей, скажу им прогуляться до платформы. Если что не так, то я вам перезвоню и вы им этого парня опишете. До связи! — Маршан выключился.
Перед тем, как войти с свой вагон, я постарался придать лицу наиболее профессионально-жестокое выражение. Волновался я напрасно: до меня уже никому не было никакого дела. Пожилые дамы читали детективы. Деловые костюмы стучали по клавиатурам лап-топов. Изящная дама и её молодой спутник о чём-то оживлённо шептались. Никто не удостоил меня и взглядом. Даже вредный краснощёкий старичок тихо и мирно дремал.
Я напрасно сомневался в состоянии собственного душевного здоровья. Как только я вошёл в вагон, то ещё издали увидел ярко розовую обложку «Дома и Сада» на своём столике. Резко контрастирующую с преимущественно серыми цветами интерьера. Значит, толстяк Ди мне не привиделся! Quod era demonstratum. Я проковылял до своего столика, ощущая себя снова в седле.
Я уселся и достал из кармана пиджака почти свежий носовой платок. Обмотав платок вокруг ладони, я осторожно полистал журнал. Это был новый, сентябрьский выпуск, весь в иллюстрациях: гигантские дома в сельской местности с паркетными полами и зеркалами на стенах, сады с прудами набитыми многоцветными японскими карпами, крытые соломой старинные коттеджи, безликие пентхаузы с видом на Темзу сквозь стеклянные стены… Традиционный, недоступный инспекторам Скотланд-Ярда мир, в котором выбирают бархатные шторы с тяжёлыми кистями, инвестируют в недвижимость в Испании и воздвигают декоративные мостики через пруд в собственном саду.
В журнале не было удачным образом забытых (в качестве закладок) писем, записок, визитных карточек или магазинных чеков, которые так помогают найти преступника моим коллегам по детективной литературе. Впрочем, я и не надеялся. Того факта, что журнал существовал, а значит был оставлен кем-то на моём столе, было достаточно. Этот факт свидетельствовал о том, что господин Ди действительно промелькнул в моём недавнем прошлом.
Я перелистывал журнал, внимательно разглядывая каждую страницу. Ди не оставил журнал на моём столике только с целью прикрыть непонравившуюся ему книгу. Я выяснил это в разделе «Ремонт и восстановление: истории наших читателей». В нём была помещена небольшая статья и несколько фотографий, объединённых общим заголовком: «Там, где бродил Потрошитель». Рядом со статьёй кто-то (скорее всего сам Ди) нарисовал жирный восклицательный знак.
Я проглядел статью за пару минут. Затем прочитал её. Медленно. Но ничего не понял. Какое отношение имел этот глупый текст к моему делу? Упоминание Джека Потрошителя? Общая география? Тщеславие героев статьи?
Речь в статье шла о семье Вилльямсов — Линзи и Джоне, которые в начале года переехали в новый дом. По адресу Брашфилд стрит, 15. Это позволило им жить ближе к Сити, в котором оба работали. «Раньше весь этот район — Спиталфилдс, Шодич, Олдгейт — был несколько неподходящим для проживания, но с тех пор, как в этих местах построили новые жилые комплексы, магазины и оффисы, многие профессионалы из Сити обнаружили, что за цену ниже, чем в Вест Энде и на севере Лондона, здесь можно приобрести недвижимость гораздо большей площади. И всего в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от Банка Англии! Неудивительно, что Ист Энд так стремительно преображается!»
Совсем неудивительно. Я бы сказал не просто преображается, а превращается в очередной полупластиковый район, населённый юристами-лейбористами, гусарами-банкирами и единоформатными служителями страхового бизнеса, которые не ходят в пабы вместе с плебсом, а сосут пресное, но модное, американское бутылочное пиво в бездарно-минималистских барах.
Журналистка «Дома и сада» долго распространялась про полезную площадь дома, объём ремонта, который пришлось проделать Вилльямсам, а также про пока ещё сохранившуюся историчность атмосферы, в которой Вилльямсы теперь живут. Дом Вилльямсов был террасным — соседи с обеих сторон, три этажа, просторные комнаты, небольшой задний дворик. На ремонт Вилльямсы раскошелились: фотографии гостиной демонстрировали беззастенчивый шик интерьера — стены, обшитые деревянными панелями, мебель в стиле «Регенства», тяжёлые бархатные шторы, хрустальная люстра-шандельер под потолком. Потолок был под четыре метра. Кроме зависти, никаких других эмоций, тем более профессионального интереса основная часть статьи у меня не вызвала. Дальше шёл не менее глупый, но хотя бы отдалённо связанный с делом текст.
«Представляете, по этой самой улице, в викторианскую эпоху бродил в поисках жертв — Джек Потрошитель! Почти напротив Вилльямсов — старинный ночлежный дом, в котором ночевали несчастные женщины, убитые этим монстром. Говорят, что призраки Джека Потрошителя и его жертв до сих пор населяют эти места. В особо туманные ночи можно столкнуться со зловещей фигурой, закутанной в плащ и отбивающей тростью роковой отсчёт по булыжной мостовой…»
В особо туманные ночи, да ещё после пинт пяти-шести пива, много с кем можно столкнуться в любом районе Лондона. Какая пошлость… Трость приплели… Ну ладно, что там дальше…
«Видели ли вы когда-нибудь призрак Джека Потрошителя?», спросила я у Вилльямсов. Оказалось, что Вилльямсам не приходилось самим сталкиваться со зловещим привидением. Зато много раз им доводилось слышать странные звуки из своего подвала. Пару раз они осматривали подвал, но ничего не нашли, кроме паутины и мокриц. Наконец, Джону пришло в голову простучать стены в подвале. И точно — в боковой стене подвала обнаружилась полость. Джон пробил ломом тонкий слой штукатурки и обнаружил за ней небольшой тайник. К сожалению, для охотника за сокровищами начала третьего тысячелетия найденный клад не представлял никакого интереса. Старинные облигации конца девятнадцатого века, журнал с дневниковыми записями, обломки старой куклы да несколько старых бронзовых монет — вот и вся находка. Джон оценил горсть монет на соседнем Спиталфилдском рынке. Некоторые из них были совсем старыми — средневековыми…»
Что за стиль выражатся у современных журналистов. Для кого они пишут таким задорно детским языком, сводящим аудиторию к самому низшему общему знаменателю? «И точно — обнаружилась полость…» «Некоторые были совсем старыми — среденевековыми…» Передачи детского телеканала Никельодеон, честное слово!
«Продавец старинных монет на рынке предложил Джону за них тридцать фунтов. Но Джон решил оставить монеты себе на память. И правильно сделал! Прослышав о находке, к Джону стали наведываться нумизматы. Последнее предложение за коллекцию составило целых четыреста фунтов! Неплохо для находки в старом подвале!»