— Значит у вас коллективные галлюцинации! — гневно отпарировала блондинка. — Я вообще никуда не отпускаю дочь одну в её возрасте. Благодаря вашей бездеятельности, кругом одни маньяки. Я — не безумная отпускать девочку десяти лет на улицу без присмотра!
— Мадам! — Маршан придал голосу официально-запугивающую интонацию. — За дачу ложных показаний представителям закона…
Блондинка вдруг отвернулась и крикнула куда-то вглубь квартиры:
— Мадам Дессоль! Мадам Дессоль. Будьте добры, подойдите сюда на секунду!
Из недр квартиры в коридор юрко выскользнула пожилая, но весьма бодрая женщина и, остановившись позади блондинки, стала недобро разглядывать Маршана.
— Мадам Дессоль, не могли бы вы объяснить господам из полиции, где Натали была на протяжении последнего часа без всякого перерыва?
— У Натали был урок музыки. Дитя обучается игре на флейте под моим руководством. — сухо ответила мадам Дессоль.
Блондинка торжествующе посмотрела на Маршана.
— А теперь Натали пора продолжить занятия, а мне работу над статьёй. Если у вас возникнут какие-либо ещё вопросы, постарайтесь, чтобы они были менее абсурдными! — с этими словами она уже начала закрывать тяжёлую барочную дверь, но Маршан резко выбросил вперёд мясистую ручищу и придержал дверь за литую бронзовую ручку.
— Постойте, мадам. Мы в данный момент проверяем все квартиры в этом подъезде. Не соблаговолите ли вы помочь следствию и…
— У вас есть ордер, подписанный прокурором? — Блондинка смерила Маршана презрительным взглядом. — Нет? Нам не о чем более разговаривать. Извольте оставить нас в покое.
На этот раз блондинке ничто не препятствовало: Маршан отдёрнул руку так, как будто дверь неожиданно приобрела температуру кипения.
Полицейский пожал плечами и стал подниматься вверх по лестнице. Лицо Маршана приобрело злобное выражение.
— Ордер у нас скоро будет! Можете не сомневаться! А пока что из этого дома без документов никто не выйдет! — рявкнул он. Где-то в глубине квартиры слабо загнусавила флейта. — Времена настали… Все разбираются в юриспруденции и следственной процедуре… Ну что ж, все особо подозрительные резиденты подъезда будут проверены с особым пристрастием… — это уже адресовалось мне. По крайней мере, мне так подумалось. Как выяснилось, я ошибался.
— Николя, насчёт этой девочки. Натали, кажется, — небрежно поинтересовался я, когда мы спустились ещё на этаж ниже. И на этом этаже уже торчал жандарм. — С чего вы вдруг за ней побежали? Неужели вы решили, что она перерезала горло вашему коллеге?
— Дорф, вы что, идиот? — Маршан с ненавистью посмотрел на меня. Меня всегда радовало непринужденное хамство французов в отношении лиц мало им знакомых. Маршан помолчал и как-то неубедительно продолжил, — Я побежал за ней только потому, что она могла видеть убийцу. Мартен был убит прямо перед нашим приходом.
На поясе у Маршана заверещала рация. Видимо отобрал у одного из полицейских. Маршан подхватил рацию и щёлкнул кнопкой.
— Маршан слушает.
— В квартире номер пять — ничего, — протрещала рация.
— Понял. Продолжайте. Держите меня в курсе.
— Сколько квартир вам удалось проверить? — спросил я.
— Пять… — хмуро сказал Маршан. — В двух — не открывают. Либо никого нет дома, либо… Ещё в двух, включая предыдущий экземпляр, требуют ордер. Короче, запрашиваем прокурора, чтобы дал ордер на обыск и — в исключительных случаях — разрешил ломать двери.
— Очень странная ситуация, однако, — решил я поддержать Маршана в его недоумении. — Я тоже видел как эти двое полицейских болтали с этой девочкой… Я как раз подумал, что вы её в итоге догнали и отвели обратно домой…
— Никого я не догонял и домой не отводил! — взорвался Маршан. — Оставьте вы эту тему, в конце концов!
Я заткнулся и мы оба молчали до тех пор, пока Маршан не вытолкнул меня на улицу. Перед дверью в подъезд стояли два квадратного вида молодых человека в немнущихся костюмах. Маршан подтолкнул меня в их направлении.
— Вам придётся пройти с этими двумя господами, Колин.
— Это с какой ещё стати? Кто это такие? — я порядком струхнул. К подобному повороту событий я был совершенно неподготовлен. Франция — не Великобритания. Компетентные органы здесь абсолютно никому неподконтрольны. И французская ассамблея — это не Палата Общин. Слушания по поводу применения пыток никем проводиться не будут. — Никуда я не пойду. Мне нужно связаться со Скотланд-Ярдом. Что вообще происходит?
Маршан состроил какую-то кривую гримасу в мой адрес и растворился в подъезде. Один из невозмутимых молодых людей положил мне руку на плечо и достаточно больно его сжал. Второй молодой человек легонько приобнял меня за талию.
— Зря стараетесь, — пытался хорохориться я. — У меня другая ориентация.
Фамильярный молодой человек ткнул меня большим пальцем куда-то под ребро и я надолго лишился дыхания. Аргумент был убедителен настолько, что я сам бодро зашагал туда, куда меня ласково направлял другой молодой человек, используя моё плечо как джойстик в компьютерной игре. Молодые люди препроводили меня к белому мини-грузовику, запаркованному на противоположной стороне улицы. На грузовичке было означено: «Эркюль и братья. Санитарно-технические работы и ремонт». Рядом стояли два точно таких же квадратных мужика, но одетых не в поблёскивающие серые костюмы, а в белоснежно-чистые комбинезоны с логотипом «Эркюль». Из многочисленных карманов и карманчиков торчали новенькие инструменты, по всей видимости ни разу не использованные. Возможно, что комбинезоны были произведены вместе с инструментами.
— А какого калибра у вас плоскогубцы? — поинтересовался я у сантехников. Сантехники не ответили, а молча открыли задние дверцы. Костюмные ребята ловко подхватли меня под локти и внедрили в грузовичок. Дверцы захлопнулись и я оказался тет-а-тет со стареньким, седеньким, низкорослым господином, сидевшим в комфортном кожаном кресле, окруженном устрашающего вида аппаратурой. Аппаратура мигала и потрескивала. В грузовичке можно было стоять только скрючившись самым неподобающим образом, что сразу же ставило меня в невыгодно-лакейское положение визави старичка. К счастью, напротив старичка, обрамлённая аналогично трескучей и мигающей аппаратурой, находилась пластиковая табуретка. Не дожидаясь приглашения, я смахнул с табуретки наушники и что-то ещё высокотехнологическое, грохнул портфелем и уселся, глядя на старичка с вызовом. Как мне самому казалось. Старичок как-то нехорошо хмыкнул и взял с места в карьер:
— Колин Дорф, если я не ошибаюсь? — старик говорил по-английски с гнусным, утрированно-гнусавым акцентом, словно шутки ради пародировал французское произношение в манере персонажей сериала «Алло, алло». Голос у него был дребезжащий. Весьма неприятный. Как и его лицо — этакого аскета и педанта. Удивительно, но одет старичок был весьма презентабельно: несмотря на жару и духоту в грузовике, на нём был тщательно отглаженный серый костюм-тройка и розовая бабочка в жёлтый горошек. Он чем-то напомнил мне давешнего въедливого старика в Евростаре. День выдался какой-то геронто-насыщенный.
— А ваши андроиды всегда сначала хватают подданных Её Величества на улице без ордера на арест и с полным пренебрежением к хабеас корпус, и только потом вы выясняете личность задержанного? — я понял, что старик в аляповатой бабочке не означает немедленных пыток в парижских катакомбах, и решил хамством прикрыть свою непростительную трусость.
— Вас никто не арестовывал. Вас убедительно пригласили для собеседования, учитывая остроту сложившейся ситуации, — проскрипел старик.
— И с кем я имею сомнительную честь собеседовать в остро сложившейся ситуации?
Старик завозился в своём кресле и ответил вопросом на вопрос:
— Дорф, скажите мне, а как вы обычно проводите свой день рождения?
— С утра принимаю послов и временных поверенных. В пять часов пью чай с Её Величеством и герцогом Эдинбургским. А без пяти полночь седлаю арабского скакуна и с демоническим хохотом скачу по лондонским мостовым, разбрасывая дублоны и пиастры. В голом виде, заметьте.
— Прекрасно. Замечательно! Я икренне рад за вас. А вот мой день рождения сегодня. И вместо того, чтобы провести его в кругу детей, внуков — а у меня уже трое внуков — и друзей, которые собрались в моей квартире на Иль-Сент-Луи, а я должен был всё бросить, выскочить из-за праздничного стола и сидеть здесь с вами, в душном грузовике, слушая ваши пошлости.
— Это сближает. Я тоже не имею ни малейшего желания сидеть в душном грузовике и обсуждать с вами количество ваших внуков.
— А что произошло? Что заставило меня всё бросить и добираться на первом попавшемся служебном транспорте сюда? — дребезжал своё старик, не обращая внимания на мой тонкий намёк. — А вот что. Мне сообщили, что мой старый приятель и выдающийся человек — учёный, заслуженный гражданин, преподаватель Сорбонны — зверски убит каким-то подонком несмотря на бдительую охрану нашей доблестной полиции. Убит, не дождавшись единственного человека, которому он был готов разъяснить, кто его преследует и почему… И этот человек сидит сейчас передо мной, не осознавая всей серьёзности ситуации, в которой он очутился, и разыгрывает из себя хитроумного Алека. Демонстрирует своё неуместное и достаточно посредственное английского остроумие. Вот так я провожу свой день рождения.
Мне стало стыдно. Мне даже захотелось извиниться перед стариком, но чисто английский принцип не дрожать верхней губой, тем более перед лягушатниками, не позволил мне нарушить приличия. Всё же я пошёл на компромисс и примирительно крякнул.
— Позволю себе напомнить, что ваши манекены схватили меня на улице безо всякого предупреждения и против моей воли засунули меня в это транспортное средство, которое, между нами, сантехниками, требует кондиционера. Я, некоторым образом, главный инспектор Скотланд-Ярда, и с большим удовольствием пообщался бы с вами за чашечкой кофе или…
Старик не дал мне договорить. Он резко нагнулся ко мне, тусклые глаза его стали узкими как щелки, и он по-змеиному зашипел:
— Дорф, вы сейчас начнёте отвечать на мои вопросы и мы посмотрим, отпустить вас или нет. Если вы не будете отвечать на мои вопросы, то мы применим к вам определённую степень устрашения, и тогда вам уже не выбраться. Я — генерал де Вилленёв, особый советник президента по вопросам национальной безопасности, и не люблю терять время зря.
Такого количества адреналина моё трусливое сердце ещё никогда не выбрасывало в кровь. У меня закружилась голова: в висках стучало, грудь словно стиснуло тисками. Я настолько сконцентрировался на том, чтобы не задрожать, что перестал контролировать свой вокально-речевой аппарат:
— И это правильно. В вашем возрасте время слишком драгоценно, чтобы его разбазаривать впустую. Хотя есть одно занятие, на которое вы просто обязаны тратить больше времени. Я имею в виду — чистить зубы. Или же запах из вашего рта — это и есть дополнительная мера устрашения. Не слишком ли это жестоко? Я-то думал, что один ваш вид — это уже запрещённая женевской конвенцией степень воздействия…
— Откуда вы знакомы с Калебо? — завопил старик, потеряв своё генеральское самообладание.