Уильям рассказал потом Марку, как он пытался убедить врачей попробовать сохранить ему хотя бы левую руку, однако вечно-занятые и хронически не выспавшиеся хирурги « Мусоровоза » на подобные дурацкие просьбы незадачливых пациентов внимания уже не обращали.В отделении сортировки, один из военных медиков грубо приказал раненому инженеру заткнуть пасть и приготовиться жить дальше без обеих рук.На вопрос Уильяма, что за качество жизни ему предстоит после подобной операции, последовал ответ, что долбаноекачество жизни долбаныхидиотов-рядовых, которые подрываются на долбаныхминах в долбаныхвенесуэльских джунглях – к несчастью, именно сегодняне попало в список приоритетов плавучего госпиталя. Извини, сапёр .
«Это называется «быстро и радикально», приятель.Я уверен, тебе даже понравится,» — заверил Уильяма военный хирург полтора часа спустя: «Радикальное лечение всегда более надёжно.Через недельку снимем швы, – и будешь, как огурчик.Поверь мне на слово, солдат: никто из моихампутированных ещё не жаловался!»
Затем, несмотря на дальнейшие протесты Уильяма, несговорчивому пациенту вкололи побольше наркотиков, и забрали в операционную.Обе руки были ампутированы: правая по самое плечо, а от левой осталась лишь коротенькая бесполезная культяпка.Выбитый осколком правый глаз удалили полностью; менее пострадавший левый глаз был промыт, залеплен пластырем, и оставлен заживать сам по себе.Примерно через месяц молодой человек обнаружил, что остатки левого глаза не совсем бесполезны и позволяют кое-как различать свет и темноту.Второй врач предсказал верно: на хирургов Уильям не жаловался.Уже после операции он узнал, что в единственной операционной плавучего госпиталя проводили не менее двадцати операций в день.Каждая лишняя минута, которую уделил бы ему хирург, могла стоить жизни другому раненому.К тому же, молодому инвалиду объяснили, что без антибиотиков и тому подобных дорогостоящих лекарств, шансов на спасение конечностей у него всё равно не было никаких.
Там же на борту бывшего лайнера, Уильям получил то, что называли « Мусоровозным набором »: комплект подержанной военной формы, медальку за ранение «Пёрпл Харт» и документы на почётное увольнение из Армии.Две недели спустя « Мусоровоз » благополучно пересёк Карибское море и вывалил шестьсот свежеиспечённых инвалидов войны в порту Галвестон.
— Что за Ник Хобсон? — спросила Клэрис.Она мимоходом поцеловала мужа в ухо и принялась наливать Марку и Уильяму цветочный чай.
— Из вечерних новостей.Это тот парень, которого вчера грохнули в лесу вместе с неизвестной пока девушкой, — Марк слишком устал сегодня чтобы поддерживать разговор о серийном убийце, — Лучше расскажи, как ваш день прошёл.
— Отлично прошёл!Насобирали сегодня целых двести пятьдесят три доллара, — ответила Клэрис, милостиво оставив в покое тему серийного убийцы, — Наш персональный рекорд.Билли теперь так классно собирает пожертвования!Сначала пошли на рынок.В будние дни по утрам на рынке неплохо подают.Постояли часа четыре…Потом кто-то сказал, что в благотворительной кухне дают жратву забесплатна .Мы, конечно, опоздали, овощей уже не было, зато получили по миске вкусненького супа.Я, как всегда, занималась мытьём посуды.Потом пошли делать Маршрут , но прошли немного.С моим-то животиком, стало немного трудно ходить…
Она была на седьмом месяце беременности, и её живот был на самом деле похож на барабан.
Несмотря на ужасные увечья, Уильям удивительно хорошо приспособился, подумал Марк.Это не было бы возможным без Клэрис.В памяти Марка великолепно отпечатался тот день, когда Клэрис неожиданно позвонила ему на служебный телефон.«Уильям мне звонил только что,» — выпалила она, позабыв про приветствия: «С плавучего госпиталя. – Санта-Лючия !»
«С плавучего госпиталя?Надеюсь, ничего серьёзного?»
«Да нормально всё.Операция прошла без осложнений.Ему обе руки отчекрыжили !»
«Что?Клэрис!Обе руки?Как это— отчекрыжили ?»
«Ну, то есть – ампутировали.Говорит, что по самые плечи.»
«Чёрт!Несчастье-то какое!» — не мог поверить Марк.
«Почему несчастье?» — радостно завопила в трубку Клэрис: «У него всё клёво !Он сказал: госпиталь уходит из Каракаса на той неделе.Значит, всего через две недели наш Уильям будет дома!Живой!Живой!О, это же чудесно!»
«Чудесно?А как же – руки?» — Вот ведь дура, неожиданно раздалось в голове у Марка.И чему она, глупая, радуется?
«Да при чем тут, на фиг, руки?Главное – он живой!Живут же люди: и без ног, и без рук!А руки Уильяму можно будет сделать искусственные, так ведь?Бог поможет, мы и так проживём…»
Через десять дней она получила СМС: « Санта-Лючия » приходит завтра в полдень, родственники могут прибыть в порт, чтобы забрать своих инвалидов.В конце XX века, словечко «инвалид» в Америке использовалось только в контексте исторических книг.Про Наполеоновские войны, к примеру.Полит-корректность была в большой моде.Про человека нельзя было сказать: «он – инвалид».Говорили: «с ограниченной подвижностью» или «с ограничениями по зрению».А вместо «мальчик-дебил», говорили: «нестандартно-одарённый ребёнок».По мере того, как Соединённые Штаты вели малые и большие вооружённые конфликты, наполняя загаженные улицы разваливающихся мегаполисов безрукими и безногими калеками в потрёпанной униформе, слово «инвалид» вползло в повседневный обиход.Кое-кто мрачно шутил: «инвалид» – это укороченное от «солдат».
Клэрис потом несколько раз пересказывала историю той поездки в Галвестон.Автобус от Шелдон-Рездо Галвестона в прошлом году ещё ходил, правда, уже, что называется, на честном слове.Клэрис не повезло.По дороге автобус пару раз ломался, и водителю приходилось останавливаться и копаться в двигателе.Когда они приехали в Галвестон, было далеко за полдень.
«Я помчалась в порт,» — рассказывала Клэрис: «Выбегаю, такая, на Уарф-стрит: нифигасебе!По всей улице тащатся инвалиды на костылях.Большинство там было одноногих, да!В общем, прибежала на эту долбаную пристань.Типа: «уже рано»!Половина второго!»
«Стою на пристани – как последняя дура.Вокруг все мечутся: что-то сгружают, что-то загружают…Подходит медсестра.Говорит: кого-то ищешь, девушка?Я, начала, типа: Вы не знаете пациента?Уильям Пендерграсс?А она такая: да кто же их всех по фамилии-то упомнит?Но ты сильно опоздала, дочка: пациентов-то мы уже всех выгрузили.Я такая: еть-твою-медь!Вот дура: понадеялась на этот проклятый автобус!Надо было вставать пораньше и ехать омнибусом.На лошадях – оно куда надёжнее.А теперь Уильям подумает, что его не встречают.»
«А медсестра спрашивает: он у тебя ходячий или нет?Я говорю: в смысле?Она: ну, передвигаться он может сам?Я говорю: у Уильяма только руки ампутированы.Ноги на месте.Она такая: руки, говоришь, ампутированы?В смысле: обе?Как « Севен-Элевен »?Да уж, называется: повезло чуваку!А когда операцию ему делали?Я посчитала в уме, говорю: две недели примерно.Она такая: ну, значит, он ходячий.Наверное, он уже в город вышел, с другими инвалидами…Ты сходи, автобусную станцию проверь.А может, он в каком-нибудь баре?С дружками?У нас многие после рейса: как на берег – так сразу в бар.На корабле-то у нас – сухой закон.»
«Подождите, говорю, какже он мог уйти?Ему же глаза выбило!Тогда медсестра говорит: с ампутацией обеих рук и незрячий?Да, было у нас двое таких пацанов в этом рейсе.Как его звать, говоришь?Уильямом?Наверное, это Билли, парень с третьей палубы, на корме по правому борту.Ну да, я его неплохо запомнила, хотя это и не мояпалуба.Да уж, как говорится, карачун парню.Стопроцентный обрубок: « Севен-Элевен », да ещё и слепой.Я спрашиваю: да что ещё за « Севен-Элевен » такой?А она: ну, « Севен-Элевен » – это когда бездвурукий.Во – объяснила!«Бездвурукий» – надо же такое слово придумать!А медсестра спрашивает: ты ему кто будешь: сестра или подружка?Я говорю: жена.А она: дети были?Я говорю: мальчик.А она: еть-твою-медь!»
«А потом она вдруг и говорит: а может, и хорошо, что вы разминулись.Я: почему?А она: на твоём месте, девочка, я бы ещё подумала его домой-то забирать.А я такая: что Вы, к чертям, имеете в виду?Ну, она и говорит: ты, типа, сама прикинь.Если бы твой Билли был слепой, это ещё туда-сюда.Слепой – может как-то приспособиться, жить нормально, даже работу может найти.А если бы он был просто бездвурукий, но не слепой…В общем, такая жизнь – это, конечно, полное дерьмо, но всё-таки.А твой муженёк, роднуля, – он же стопроцентный обрубок!И слепой, и без обеих рук!Такие истории рассказывают: заберёт жена такого вот обрубка.Стопроцентного, то есть.Ну, типа: моя доля такая, я верная жена, всё такое…А потом бах: несколько месяцев, по-максимуму, год, и выгружает она его в « Дом Надежды » на вечное поселение.Она-то себе другого найдёт, а у мужа-калеки ещё и крышу сносит.В довесок к его инвалидности.Хочешь, говорит, бесплатный медицинский совет?Двигай себе потихоньку домой, а мы твоего Билли отправим напрямую отсюда – в дом инвалидов.Там, вообще… скажем так: О-кей.Он поймёт.А ты потом ему бумаги на развод по почте перешлёшь…Хреново, конечно, что сын без отца будет расти.Но мальчик тоже поймёт.Подрастёт – и поймёт.»
«Она так и сказала: развод по почте!Дэйви – без отца!Во, думаю, загибает!Ну, я ей, такая: не хочу Вас обижать, мэм, но никакого дома инвалидов и никакого развода у нас с Уильямом не будет.Ни по почте, никак.И прекратите называть его «обрубком».Мой муж будет жить нормальной жизнью.Получше чем все любые прочие!А у моего Дэйви должен быть отец!Прекратите Вашу пустую болтовню и покажите мне, наконец, где тут мой муж.Она на меня так поглядела и говорит: иди, милая, посмотри возле во-о-он того склада – в конце причала.Стопроцентных всех туда убрали…»
«Ну, я говорю: спасибо, мэм, – и повернулась бежать к тому складу.А она говорит: подожди, девонька.Я: что такое?А она: ещё одно.Ты, главное, его таким увидишь, так постарайся не заплакать.Ему и так херово, а тут ещё жена-плакса, поняла?И дай Бог вам счастья.Тебе и твоему Билли, девочка…И вы знаете, она это говорит, а у самой – слёзы в глазах блестят.А я-то, дура, думала – у неё и сердца нет!Вот такая у неё дрянная работа на этой долбаной « Санте-Лючии »…»
Остаток приключений Клэрис в Галвестоне Марк запомнил в пересказе Уильяма: «В нашей палате, то есть в каюте, было десять парней.Восемь одноногих, один однорукий, плюс я.Плюс то, что от меня осталось, точнее.Ну, пацаны всю дорогу обещали: не волнуйся, чувак, мы тебе в порту поможем.Ага, держи карман шире!Как только « Мусоровоз » пришвартовался – всех как ветром сдуло!Ну, у пацанов был хороший повод.Последние пять дней перехода бедняги говорили исключительно про женщин, пиво, самогон и травку!Остался я один в каюте.Пришла медсестра.Так, говорит, а ты почему ещё не одет?Начала меня одевать.Форму на « Мусоровозе » выдали – кому какая придётся.Кто-то менялся, чего-то подгонял, а у меня такой возможности не было.Обнаружилось, что мой комплект на три размера больше, чем нужно.Я медсестру спрашиваю: я в этом выгляжу как распоследний салабон?А она хохочет: в общем – да!Не бери в голову, солдат.На три размера больше – это не на три размера меньше.Отнесёшь к портному или продашь на барахолке, без проблем.Она одела меня по-полной за семь минут, быстро, как по уставу.Наверное, напрактиковалась на « Мусоровозе » с безрукими калеками, раз-раз: форма, ботинки, шёлковая ленточка на глаза, и медальку мне нацепила.Пустые рукава закатала и приколола по бокам, документы на увольнение – мне в правый карман, а зубную щётку и мыло – в левый.»