А самое главное, что, проснувшись, Бакенщик смог восстановить свой сон практически без потерь.
Собрались они ночью, когда спало свирепое, даже не желтое, а белое от иссушающего жара солнце. И сразу стало прохладно, как всегда в горах.
Впрочем, там, куда пришли эти люди, температура неизменна в любое время суток.
Они по одному входили через тайный ход, запираемый в обычном на первый взгляд подвале поворотной каменной плитой. Правда, и в этот «обычный» подвал не все допускались. Считалось, в помещении хранится золото города, что оправдывало меры предосторожности, включая доверенного стражника в коридоре, охранявшего вход.
На самом деле в условиях осады этот участок дворцовых подземелий хранил куда большую, по сравнению с золотом, ценность – воду.
Но знали секрет всего полтора десятка человек, от которых в городе не было никаких тайн. У них был и «пропуск» – небольшой кусок воловьей кожи с выжженным знаком, открывавший путь в этот коридор. И большой перстень-печатка: вставленный в малозаметное углубление, которое еще надо было найти в неосвещенном подземелье – он приводил в действие поворотную плиту. Это было следствием их происхождения, восходящего к временам, когда первостроители города-крепости только начинали свой труд.
Вот наконец собрались все семнадцать, владевших тогдашним «кодом доступа». Они были на удивление молоды – каждому не более тридцати – тридцати пяти.
Кроме двоих.
Один – мощный, высокий, в молодости очень красивый и сильный человек. Он и сейчас внушал уважение своей статью. Второй – еще старше, совсем старик – до шестидесяти в городе доживали единицы. Этот и выглядел на свой возраст: морщины, седые космы. Даже оружия, без которого в годы осады и дети не ходили, у него не было – ему и собственное тело самостоятельно перемещать было нелегко.
– Все в сборе, – доложил старшим крепкий коренастый человек. Хоть он был и невысокого роста, но даже в неровном свете смоляных факелов угадывалась его недюжинная физическая мощь.
– Хорошо, Агаил, – сказал высокий ветеран. И, уже обращаясь к собравшимся, начал речь. – Все ли вы знаете, почему мы здесь? – спросил он.
– Догадываемся, Игемон, – мрачно ответил кто-то из воинов. Остальные, хоть и промолчали, тоже, похоже, получили весть о том страшном, что случилось четыре часа назад.
– Наш источник отравлен, – продолжил высокий. – На малой площади одновременно умерли две женщины, ребенок и воин. Все они выпили воды из резервуара номер три. И сразу – агония. Мы дали выпить двум старым рабам – они тоже умерли.
– Может, зараза проникла только в тот резервуар? – спросил молодой Палий.
– Когда пришла пора брать воду из двух других, мы сначала дали попробовать рабам. Они умерли той же смертью, – то ли объясняя Палию, то ли продолжая рассказ, сказал Игемон.
Однако задавший вопрос не мог или не хотел поверить в то, что дни защитников крепости сочтены.
– Яд могли забросить рабы, если они добрались до черпаков, – сказал он.
– Не могли, – устало объяснил Игемон. – Они лишь вращают валы, даже не зная, что приводят в движение.
– Но, может, отравлены только резервуары? – Лицо сказавшего, не попавшее в отсвет факелов, скрывалось в черной тени.
– Может, – согласился Игемон. – Это был бы подарок Всевышнего. Но он за что-то обижен на нас. Впрочем, сейчас проверим, только сначала осмотрим печати. Палий, у тебя зоркие глаза.
Молодой воин, взяв у товарища из рук факел, обошел вокруг странного, возвышавшегося примерно на метр от пола и диаметром метра в полтора, цилиндра.
– Замки опечатаны нами, – наконец сказал он.
– Открывай, – приказал Игемон.
Палий коротким мечом, скорее даже широким кинжалом, легко взрезал четыре жгута, свитых из какой-то прочной растительной основы. Они не были замками в полном смысле этого слова. Они лишь свидетельствовали о том, что источник не вскрывался без ведома по крайней мере одного из собравшихся: на всех четырех жгутах стояли печати от перстня-«ключа». Предосторожность явно излишняя, так как без такого ключа войти в помещение было невозможно.
Два воина осторожно сняли плотно пригнанную крышку, сработанную из цельного куска векового дуба. Дубы никогда не росли в этой местности, ее много лет назад привезли издалека.
– Воды много, – сказал Палий, посветив вниз факелом.
– Введите рабыню, – приказал Игемон.
Все потупились. Еще никогда до того в тайное помещение не ступала нога не то что раба, но даже простого горожанина.
Двое вышли и втащили упиравшуюся девушку, почти девчонку лет пятнадцати-семнадцати. Она была рабыней Игемона, но ради любимого города правителю не было жалко никакого движимого или недвижимого имущества.
– Дайте ей воды, – приказал Игемон.
Один из воинов, на секунду заколебавшись, взял прислоненный к стене медный черпак. Он не хотел смерти девчонке – относительно недавно, но задолго до осады, ее купили вместе со старшим братом на ближайшем невольничьем рынке в приморском городе. Их привезли откуда-то с севера. Не будь войны – вполне могла стать наложницей, а то и женой если не самого Игемона, то какого-нибудь знатного горожанина, родить ему красивых и сильных детей, девчонка была очень хороша. Но не судьба. Ее брат попробовал воду из резервуара номер два, а ей вот придется умирать в самом сокровенном месте крепости.
А может, если Всевышний захочет, и не придется: коли вода чиста, город, возможно, будет спасен. После двух с половиной лет осады дела нападавших тоже не особо продвинулись.
Короче, не сильно волновала воина-аристократа судьба отдельно взятой, пусть и красивой северной рабыни. Не самим же пробовать?
Он грубо схватил девушку за косу и силой подтащил ее к полному черпаку:
– Пей!
– Не надо, – тихо произнес стоявший в тени старик.
Тихий голос, еле слышный, а такое ощущение, что всех в спину толкнуло. Дариан молчал уже несколько лет. Дал обет после того, что случилось с юношей-чудотворцем из Маалена. И вдруг заговорил.
Только Игемон как будто не удивился.
– Почему не надо? – спросил он сурово. – Будет лучше, если попробует кто-то из нас?
– Будет так же, – спокойно сказал старик.
– Так надо же узнать, отравлена вода или нет? – чуть не закричал державший рабыню воин.
– Отравлена, – спокойно сказал Дариан. Седые космы почти закрывали пустую орбиту его правого глаза, потерянного в битве еще тогда, когда молодых членов совета и на земле-то не существовало. Зато левый, зрячий, сверкал в свете направленных на него факелов.
– Откуда ты знаешь? – в мгновенно наступившей мертвой тишине спросил Игемон.
– Догадался, – ответил старик.
– Так расскажи всем о своих догадках, – тихо, выговаривая каждое слово, произнес Игемон.
– Сейчас, – согласился старик, явно собираясь с силами. Вокруг него как будто что-то сгустилось: воины даже чуть отступили в сторону. Назревало что-то ужасное.
– Говори, – послышались нетерпеливые голоса воинов.
– Мы ведь с тобой соправители города, не так ли, Игемон? – начал с вопроса старик.
– Думаешь? – усмехнулся тот. Сложно именовать соправителем человека, который уже несколько лет не произнес ни слова. Немой, тот хоть написать что-то может. А этот, после истории с сумасшедшим мальчишкой, просто ни с кем не общается.
– Но Совет не снимал с меня этой обязанности, – напомнил старик.
– Допустим, – нехотя согласился Игемон.
– И Кеоркс о моем состоянии ничего не знает, – продолжил Дариан.
Услышав имя предводителя осаждающих, воины зашевелились, на полшага, а то и шаг приблизившись к обоим соправителям. Игемон же заметно помрачнел.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
– Я хочу сказать, что три месяца назад мы оба получили письмо от Кеоркса. Не только ты, но и я.
– Какое письмо? – не сразу вспомнил Игемон.
– Я приносил тебе его, начальник, – напомнил ему Палий. – Они ночью закинули его через стену пращой, с камнем.
– А я принес письмо Дариану, – сказал коренастый Агаил. – Его нашел ночной стражник.
– Да, было такое, – действительно вспомнил Игемон. – Я не придал ему значения. Обычное предложение о сдаче крепости. Ты же читал письмо.
– В моем письме было не только о сдаче, – усмехнулся старик. И замолчал, собираясь с силами. Сейчас особенно была видна его физическая немощь.
– Говори же, – не выдержал кто-то, невидимый в темноте.
– В моем письме он предлагал отравить мне источник, – наконец сказал Дариан.
Вздох пронесся по рядам.
Все знали, что Дариан – большой специалист по ядам. Именно так, отравив ручей, воины его города в свое время взяли приморскую крепость Ипсис. Она не давала городу торговать с заморскими странами. Конечно, Дариан не сам смешивал снадобья и минералы. Это делал ученый раб с Дальнего Востока. Но после его смерти в покоях Дариана наверняка что-нибудь осталось из смертоносных припасов.
– И ты сделал это? – надменно сказал Игемон, кладя руку на эфес короткого меча.
– Что ты имеешь в виду? – усмехнулся старик, вызвав пока еще робкое возмущение воинов – членов совета.
– Ты бросил яд в источник? – невозмутимо уточнил вопрос Игемон, сделав шаг к старику и не снимая руки с рукояти меча.
– Нет, я не бросал, – спокойно сказал старик. – Хотя ампула с ядом из шкафа в моей комнате исчезла. И я, заметив случившееся, никому об этом не сказал.
Смущение воинов перерастало в отчетливый ропот. Откуда угодно они могли ждать предательства, но не с этой стороны.
– Как долго длится действие яда? – спросил сохранивший остатки спокойствия Палий.
– Пока вода в источнике дважды или трижды не обновится полностью, – ответил Дариан.
– Значит, мы все умрем, – сказал Палий.
Теперь, когда перспектива смерти стала очевидной, он выглядел даже спокойней, чем прежде. Нет, среди собравшихся в подземелье случайных людей не было.
– А кто же отравил источник? – вслух размышлял Игемон. – Если ты просто недоглядел за ядом, хотя и это заслуживает смерти, то кто же из нас бросил яд в воду? Ведь никто, кроме нас, не мог этого сделать. Назови имя, если сможешь.
Вот теперь тишина сгустилась до физической густоты. Казалось, ее можно было потрогать.
– Ты бросил, – уверенно сказал Дариан. По рядам офицеров пронесся стон.
– Ты к тому же и лжец, – усмехнулся Игемон и обнажил меч. – Ведь это так просто – умереть без лжи.
– Так нельзя! – между ними быстро встал Агаил. Его мощная фигура полностью заслонила старика. – Он тебя обвинил!
Игемон, быстро оценив ситуацию, отступил на шаг и спрятал меч. Он мог бы мгновенно убить Агаила – тот не успел еще обнажить оружие, – но тогда его собственная судьба была бы под вопросом.
Сейчас же все проблемы можно было решить законным путем. Незыблемый древний закон повелевал: обвинившим друг друга в страшном преступлении – при отсутствии других свидетелей – сойтись в смертельной схватке, чтобы провидение смогло наказать виновного и спасти невинного.
Воины разошлись по сторонам, освобождая площадку для поединка. Хотя слово «поединок» для данного случая вряд ли было пригодно: дряхлый старик против мощного воина.