Штабс-капитан вскоре скрылся и явился опять внашемгороде тольков самое
последнее время,ссвоею сестройис новыми целями;ноо немвпереди.
Немудрено,чтобедный"семьянин"отводил унас душу инуждался в нашем
обществе. О домашнихделах своихон никогда впрочем у нас не высказывался.
Однаждытолько,возвращаясь со мною от Степана Трофимовича, заговорил было
отдаленноо своемположении, нотут же, схвативменя заруку,пламенно
воскликнул:
- Этоничего; это только частный случай;это нисколько,нисколько не
помешает "общему делу"!
Являлись к нам в кружоки случайные гости;ходил жидокЛямшин, ходил
капитанКартузов.Бывал некотороевремя один любознательныйстаричок, но
помер. Привел-былоЛипутинссыльногоксендзаСлоньцевского, инекоторое
время его принимали по принципу, но потом и принимать не стали.
IX.
Одновремявгороде передавалионас,чтокружокнашрассадник
вольнодумства, разврата и безбожия; да и всегда крепился этот слух. Амежду
тем унасбыла однасамаяневинная,милая,вполне русскаявеселенькая
либеральнаяболтовня."Высшийлиберализм"и"высшийлиберал",то-есть
либералбезвсякойцели,возможнытольководнойРоссии.Степану
Трофимовичу, как и всякому остроумному человеку,необходим был слушатель, и
кроме того необходимобылосознание отом,что онисполняет высший долг
пропаганды идей. А наконец надобно же было с кем-нибудь выпить шампанского и
обменяться завиномизвестногосортавеселенькимимыслямиоРоссиии
"русском духе", о боге вообщеи о "русском боге" в особенности; повторить в
сотыйразвсемизвестныеивсеминатверженныерусскиескандалезные
анекдотцы. Не прочьмы были и от городских сплетен, при чем доходили иногда
дострогих высоко-нравственных приговоров.Впадали ивобщечеловеческое,
строгорассуждалиобудущейсудьбеЕвропы ичеловечества;докторально
предсказывали,чтоФранцияпослецезаризмаразомниспадетнастепень
второстепенного государства, и совершенно были уверены, что это ужасно скоро
илегкоможет сделаться. Папе давным-давнопредсказали мырольпростого
митрополита в объединенной Италии, и были совершенно убеждены, что весь этот
тысячелетний вопрос, в наш век гуманности, промышленности и железныхдорог,
однотолькоплевое дело.Но ведь "высший русскийлиберализм" иначеи не
относится к делу. Степан Трофимович говаривалиногда об искусстве ивесьма
хорошо, но несколько отвлеченно. Вспоминал иногда о друзьях своей молодости,
- всЈ о лицах, намеченных в истории нашегоразвития, -вспоминал с умилением
и благоговением, но несколькокак бы с завистью. Если ужочень становилось
скучно,тожидокЛямшин(маленькийпочтамтскийчиновник),мастерна
фортепиано,садился играть, а в антрактах представлял свинью, грозу, роды с
первым криком ребенка, и пр.
Если ужочень становилось
скучно,тожидокЛямшин(маленькийпочтамтскийчиновник),мастерна
фортепиано,садился играть, а в антрактах представлял свинью, грозу, роды с
первым криком ребенка, и пр.и пр.; для того толькои приглашался. Если уж
оченьподпивали,- аэто случалось, хотяине часто, - топриходилив
восторг,и дажераз хором,под аккомпанемент Лямшина, пропели Марсельезу,
тольконезнаю, хорошо ли вышло.Великийдень девятнадцатого февралямы
встретили восторженно, и задолго еще началиосушатьв честь его тосты. Это
было еще давно-давно, тогда еще небыло ни Шатова, ни Виргинского, и Степан
Трофимович еще жил в одном домес Варварой Петровной.За несколько времени
довеликогодня,СтепанТрофимовичповадился-былобормотатьпросебя
известные, хотянескольконеестественныестихи,должнобытьсочиненные
каким-нибудь прежним либеральным помещиком:
"Идут мужики и несут топоры,
Что-то страшное будет".
Кажется, что-то вэтом роде, буквально не помню. Варвара Петровнараз
подслушалаи крикнула ему: "вздор, вздор!" и вышла вогневе. Липутин,при
этом случившийся, язвительно заметил Степану Трофимовичу:
- А жаль, еслигосподам помещикам бывшие их крепостные ив самом деле
нанесут на радостях некоторую неприятность.
И он черкнул указательным пальцем вокруг своей шеи.
- Cher ami, - благодушно заметил ему Степан Трофимович, - поверьте, что
это (он повторилжествокругшеи) нискольконе принесет пользы нинашим
помещикам, ни всемнамвообще. Мы и безголов ничего несумеем устроить,
несмотря на то, что наши головы всего более и мешают нам понимать.
Замечу, что унасмногие полагали,что в день манифестабудет нечто
необычайное, в том роде, как предсказывал Липутин, и всЈ ведь так называемые
знатокинарода игосударства. Кажется,и СтепанТрофимовичразделял эти
мысли, и до того даже, что почти накануневеликого дня стал вдруг проситься
уВарвары Петровны за границу;однимсловом, стал беспокоиться. Но прошел
великий день, прошло и еще некоторое время, ивысокомерная улыбка появилась
опятьнаустахСтепанаТрофимовича.Онвысказалпреднаминесколько
замечательных мыслей о характере русского человека вообще и русского мужичка
в особенности.
-Мы,какторопливые люди, слишком поспешилис нашими мужичками,-
заключилонсвой рядзамечательных мыслей;-мы их ввелив моду, и целый
отдел литературы,несколько летсряду,носился с нимикак с новооткрытою
драгоценностью.Мынадевалилавровыевенкинавшивыеголовы.Русская
деревня, за всю тысячу лет, дала нам лишь одного комаринского. Замечательный
русскийпоэт, не лишенный притомостроумия,увидев в первый разна сцене
великую Рашель, воскликнулввосторге: "непроменяю Рашельна мужика!" Я
готов пойти дальше: я и всехрусских мужичков отдам в обмен за одну Рашель.