"Почему это, я заметил", шепнул мне раз тогда Степан Трофимович, "почему это
все эти отчаянные социалистыи коммунисты в то же время и такие неимоверные
скряги,приобретатели,собственники,идажетак,чточембольшеон
социалист,чемдальшепошел,тем сильнееисобственник... почемуэто?
Неужелитожеотсентиментальности?"Янезнаю,есть ли правда вэтом
замечанииСтепанаТрофимовича; я знаю только, что Петрушаимелнекоторые
сведения о продаже рощи и о прочем, а СтепанТрофимович знал, что тот имеет
эти сведения. Мнеслучалось тоже читать и Петрушины письма к отцу; писал он
покрайностиредко,развгодиеще реже.Тольков последнее время,
уведомляя о близком своем приезде, прислал два письма, почти одно за другим.
Все письма его были коротенькие, сухие, состояли из одних лишь распоряжений,
и так как отец с сыном еще с самого Петербурга былипо-модному, на ты, то и
письма Петруширешительноимеливидтехстаринныхпредписанийпрежних
помещиковиз столиц ихдворовымлюдям, поставленнымими в управляющие их
имений.Ивдруг теперьэтивосемь тысяч,разрешающиедело, вылетают из
предложения Варвары Петровны,и при этом онадает яснопочувствовать, что
ониниоткудаболееинемогутвылететь. Разумеется,Степан Трофимович
согласился.
Он тотчасже по ее уходе прислал замной, а от всех других заперся на
весьдень.Конечнопоплакал,многоихорошоговорил,много исильно
сбивался, сказал случайнокаламбур и остался им доволен, потом былалегкая
холерина,- одним словом,всЈпроизошло в порядке. После чегоон вытащил
портрет своей, уже двадцать лет томуназадскончавшейся немочки, и жалобно
начал взывать: "Простишь ли ты меня?" Вообщеон был как-то сбит столку. С
горя мынемножкоивыпили.Впрочем,онскоро и сладкозаснул. На утро
мастерски повязал себе галстук, тщательно оделся и часто подходил смотреться
в зеркало. Платок спрыснулдухами впрочем, лишь чуть-чуть, и только завидел
ВарваруПетровну в окно, поскорей взял другойплаток, а надушенный спрятал
под подушку.
- Ипрекрасно! - похвалила Варвара Петровна, выслушав его согласие.-
Во-первых, благородная решимость,аво-вторых, вывнялиголосу рассудка,
которомувы такредко внимаетевваших частных делах. Спешить,впрочем,
нечего, -прибавила она, разглядывая узел его белого галстука,-покамест
молчите, и я буду молчать. Скоро день вашего рождения; я буду у вас вместе с
нею.Сделайте вечерний чай и пожалустабез винаи без закусок; впрочемя
самавсЈустрою. Пригласитевашихдрузей,- впрочеммы "вместе сделаем
выбор. Накануне вы с нею переговорите, если надо будет; а на вашем вечере мы
неточтообъявим,или там сговоркакой-нибудьсделаем, атолькотак
намекнем или дадимзнать, безо всякой торжественности.А там неделичерез
две и свадьба, по возможностибез всякого шума... Даже обоим вам можно бы и
уехать навремя, тотчас из-под венца, хоть в Москву например.
.. Даже обоим вам можно бы и
уехать навремя, тотчас из-под венца, хоть в Москву например. Я тоже, может
быть, с вами поеду... А главное до тех пор молчите.
Степан Трофимович был удивлен. Он заикнулся было, что невозможно же ему
так, что надо же переговорить с невестой, но Варвара Петровна раздражительно
на него накинулась:
- Это зачем? Во-первых, ничего еще может быть и не будет...
- Как не будет! - пробормотал жених, совсем уже ошеломленный.
- Так. Я еще посмотрю... А впрочем всЈ так будет,как ясказала, и не
беспокойтесь, я самаее приготовлю. Вам совсем не зачем. ВсЈ нужное будет
сказано и сделано, а вам туда не за чем. Для чего? Для какой роли? И сами не
ходитеи писем не пишите.И ни слухунидуху,прошу вас.Ятожебуду
молчать.
Онарешительнонехотелаобъяснятьсяиушла видиморасстроенная.
Кажется,чрезмернаяготовностьСтепана Трофимовичапоразилаее. Увы, он
решительно не понималсвоего положения, и вопрос еще непредставился ему с
некоторых других точекзрения. Напротив явилсякакой-то новыйтон, что-то
победоносное и легкомысленное. Он куражился:
- Это мне нравится!-восклицал он,останавливаясь предо мной иразводя
руками,-выслышали? Онахочет довести дотого,чтобя,наконец, не
захотел.Ведь я тоже могутерпение потерять и...незахотеть! "Сидитеи
нечего вам тудаходить", но почему я, наконец, непременно долженжениться?
Потому только, что у ней явилась смешная фантазия? Но я человек серьезный, и
могу не захотетьподчиняться праздным фантазиям взбалмошной женщины! У меня
естьобязанностикмоему сыну и... и ксамомусебе!Я жертвуприношу-
понимает ли она это? Я, можетбыть,потому согласился,чтомне наскучила
жизнь имне всЈ равно. Ноона может меня раздражить, и тогда мне будет уже
не всЈ равно;я обижусь и откажусь. Et enfin, leridicule...Что скажут в
клубе? Чтоскажет... Липутин? "Может, ничего ещеи не будет"- каково! Но
ведь это верх!Это уж... это что же такое? - Je suisunforçat, un
Badinguet, un припертый к стене человек!..
Ивтожевремякакое-токапризноесамодовольствие,что-то
легкомысленно-игривоепроглядывалосреди всехэтихжалобных восклицаний.
Вечером мы опять выпили.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Чужие грехи.
I.
Прошло с неделю, и дело начало несколько раздвигаться.
Замечу вскользь,что в эту несчастнуюнеделю я вынесмноготоски, -
оставаясьпочтибезотлучноподлебедногососватанногодругамоего,в
качестве ближайшего егоконфидента.Тяготил его, главное, стыд,хотя мы в
эту неделю никого не видали и всЈ сидели одни; но он стыдился даже и меня, и
до того, что чем болеесам открывал мне, тем более идосадовал на меняза
это. По мнительности же подозревал, что всЈ уже всем известно, всему городу,
и не тольков клубе, но даже в своем кружке боялсяпоказаться.