Чеговы
смотрите на эту утопленницусмертвымребенком в мертвыхруках? Смотрите
лучше на меня, как я не вынес этого зрелища и от него отвернулся. Вот я стал
спиной; вотя вужасе и не всилахоглянуться назад; я жмурюглаза - не
правдали,как этоинтересно?"Когдаяпередалмоемнениеостатье
Кармазинова Степану Трофимовичу, он со мной согласился.
Когдапошлиунаснедавниеслухи,чтоприедетКармазинов,я,
разумеется,ужаснопожелалегоувидатьи,есливозможно,сним
познакомиться. Я знал, что мог бы этосделать чрез Степана Трофимовича; они
когда-то былидрузьями.И вот вдруг я встречаюсьс ним наперекрестке. Я
тотчас узнал его; мне уже его показали дня три тому назад, когда он проезжал
в коляске с губернаторшей.
Этобыл оченьневысокий,чопорныйстаричок, летвпрочемнеболее
пятидесятипяти,сдовольнорумянымличиком,сгустымиседенькими
локончиками, выбившимися из под круглой цилиндрической шляпы и завивавшимися
около чистеньких,розовеньких, маленьких ушков его.Чистенькое личикаего
было несовсем красиво,стонкими,длинными,хитро сложеннымигубами,с
несколько мясистым носоми с востренькими, умными,маленькими глазками. Он
был одет как-то ветхо, в каком-то плащев накидку, какой например носили бы
вэтот сезон где-нибудь в Швейцарииили вСеверной Италии.Но по крайней
меревсемелкиевещицыегокостюма:запоночки,воротнички,пуговки,
черепаховый лорнет на черной тоненькойленточке, перстенек, непременно были
такие же, как и у людей безукоризненно хорошего тона. Я уверен, что летом он
ходитнепременновкаких-нибудьцветных,плюнелевыхботиночкахс
перламутровыми пуговками сбоку. Когдамыстолкнулись, он приостановился на
повороте улицы иосматривался со вниманием. Заметив, что я любопытна смотрю
на него, он медовым, хотя несколько крикливым голоском, спросил меня:
- Позвольте узнать, как мне ближе выйти на Быкову улицу?
-НаБыковуулицу?Даэтоздесь,сейчасже,-вскричаляв
необыкновенном волнении. - ВсЈпрямо поэтойулице к потом второй поворот
налево.
- Очень вам благодарен.
Проклятие наэту минуту: я, кажется, оробел исмотрел подобострастно!
Он мигом всЈ это заметили конечно тотчас же всЈ узнал,то-есть узнал, что
мнеужеизвестно, ктоон такой, что яего читал и благоговел пред нимс
самого детства, что я теперьоробел и смотрюподобострастно. Он улыбнулся,
кивнул еще раз головой и пошелпрямо, как я указал ему. Не знаю длячего я
поворотил за ним назад; не знаю для чего я пробежал подле него десять шагов.
Он вдруг опять остановился.
-Анемоглибывымнеуказать,гдездесьвсегоближестоят
извозчики?-прокричал он мне опять.
Скверный крик; скверный голос!
- Извозчики? извозчики всего ближе отсюда... у собора стоят, там всегда
стоят, - и вот я чуть было не повернулся бежать за извозчиком. Я подозреваю,
что онименно этого и ждал отменя.Разумеется, я тотчасжеопомнился и
остановился, но движение мое он заметил очень хорошои следил за мною всЈ с
тою же скверною улыбкой. Тут случилось то, чего я никогда не забуду.
Онвдругуронилкрошечныйсак,который держал в своей левойруке.
Впрочем,этобылнесак,а какая-токоробочка,или, вернее,какой-то
портфельчик, или еще лучше, ридикюльчик, в роде старинных дамских ридикюлей,
впрочем не знаю, что это было, но знаютолько, что я, кажется, бросился его
поднимать.
Ясовершенноубежден, чтояегонеподнял,нопервоедвижение,
сделанное мною,было неоспоримо;скрыть его я уже немог и покраснелкак
дурак.Хитрец тотчасже извлек изобстоятельства всЈ, чтоему можно было
извлечь.
- Не беспокойтесь,я сам, - очаровательно проговорил он, то-есть когда
уже вполнезаметил, что яне подниму емуридикюль,поднял его, как будто
предупреждаяменя,кивнулеще разголовойиотправилсясвоею дорогой,
оставив меня в дураках. Было всЈ равно как бы я сам поднял. Минут с пять я •
считалсебявполнеинавекиопозоренным;ноподойдякдомуСтепана
Трофимовича, я вдруг расхохотался. Встреча показалась мне так забавною,что
янемедленно решил потешить рассказом СтепанаТрофимовича и изобразить ему
всю сцену даже в лицах.
III.
Нона этотраз,кудивлениюмоему,язасталего вчрезвычайной
перемене. Он, правда, скакою-то жадностию набросилсяна меня только что я
вошел, и стал меня слушать, но с таким растерянным видом, что сначала видимо
непонималмоихслов.Нотолько чтояпроизнесимяКармазинова,он
совершенно вдруг вышел из себя.
- Не говорите мне, не произносите! - воскликнул он чуть не в бешенстве,
- вот, вот смотрите, читайте! читайте!
Онвыдвинулящик и выбросилнастолтри небольшиеклочкабумаги,
писанные наскоро карандашем, все от Варвары Петровны. Первая записка была от
третьегодня, втораяот вчерашнего, а последняя пришласегодня, всего час
назад; содержания самого пустого, всеоКармазиновеи обличали суетноеи
честолюбивое волнение Варвары Петровныот страха, что Кармазинов забудет ей
сделать визит. Вот первая, от третьегодня (вероятнобылаи от четвертого
дня, а, может быть, и от пятого):
"Если оннаконецудостоит вас сегодня, то обо мне прошу ни слова.Ни
малейшего намека. Не заговаривайте и не напоминайте."В. С."
Вчерашняя:
"Если онрешится,наконец,сегодняутромвам сделатьвизит, всего
благороднее, я думаю,совсемнепринять его.Такпо-моему, не знаю, как
по-вашему.