ВсЈ это, говорит, могло повлиять на настроение ума его. Разумеется, говорит,
яне говорюпро помешательство, этого никогдабыть не может! (твердои с
гордостию высказано). Номоглобыть нечтостранное, особенное,некоторый
оборотмыслей,наклонность к некоторому особому воззрению(всЈ это точные
словаих, ияподивился, Степан Трофимович,скакоюточностиюВарвара
Петровнаумеетобъяснятьдело.Высокогоумадама!).Покрайней мере,
говорит,ясамазаметилавнемнекотороепостоянноебеспокойствои
стремление кособенным наклонностям.Но я мать, авы человек посторонний,
значит,способны, при вашем уме, составить более независимое мнение. Умоляю
вас, наконец (таки было выговорено: умоляю),сказать мне всю правду, безо
всякихужимок,и есливыпри этомдадите мне обещаниенезабыть потом
никогда,чтояговориласвами конфиденциально,то можете ожидать моей
совершеннойивпредьвсегдашней готовности отблагодарить васпривсякой
возможности". Ну-с, каково-с
- Вы... вы такфрапировали меня... -пролепеталСтепан Трофимович, -
что я вам не верю...
-Нетзаметьте,заметьте,- подхватил Липутин, какбыи не слыхав
Степана Трофимовича, -каково же должно быть волнение и беспокойство, когда
с таким вопросом обращаются с такой высоты к такому человеку, как я,да еще
снисходят до того, что сами просят секрета. Это что же-с? Ужне получили ли
известий каких-нибудь о Николае Всеволодовиче неожиданных?
- Я не знаю... известийникаких... я несколько днейне видался, но...
но замечувам...-лепетал СтепанТрофимович, видимоедва справляясь со
своимимыслями,-нозамечувам,Липутин,чтоесливампередано
конфиденциально, а вы теперь при всех...
-Совершенно конфиденциально! Да разрази меня бог, еслия...Аколи
здесь... так ведь чтоже-с? Разве мычужие, взять даже хотьбыи Алексея
Нилыча?
- Я такого воззрения не разделяю; безсомнения, мы здесь трое сохраним
секрет, но вас, четвертого, я боюсь и не верю вам ни в чем!
-Дачто выэто-с? Да я пуще всехзаинтересован,ведьмневечная
благодарностьобещана! Авотяименнохотел,посемужеповоду,на
чрезвычайно странный случай один указать, более так-сказать психологический,
чемпростостранный.Вчеравечером,под влияниемразговорауВарвары
Петровны (самиможете представить, какое впечатлениенаменяпроизвело),
обратилсяякАлексею Нилычусотдаленным вопросом:вы,говорю,и за
границей, ив Петербургеещепрежде знали НиколаяВсеволодовича; как вы,
говорю, его находите относительноумаи способностей?Они и отвечают этак
лаконически, по их манере, что, дескать, тонкого ума и со здравым суждением,
говорят,человек. А не заметили ли вы, в течение лет,говорю,некоторого,
говорю,какбыуклоненияидей,илиособенногооборотамыслей,или
некоторого,говорю,какбытак-сказатьпомешательства?Однимсловом,
повторяювопрос самой Варвары Петровны.
Представьте же себе: АлексейНилыч
вдругзадумались и сморщились вот точнотак, как теперь: "Да, говорят, мне
иногдаказалось нечтостранное". Заметьтепри этом, чтоесли ужАлексею
Нилычу моглопоказатьсянечто странное, то что же на самом-тоделеможет
оказаться, а?
- Правда это? - обратился Степан Трофимович к Алексею Нилычу.
-Яжелалбы не говорить обэтом,-отвечал Алексей Нилыч,вдруг
подымая голову и сверкая глазами, -я хочу оспорить ваше право, Липутин. Вы
никакого неимеете права на этот случай про меня.Я вовсе не говорил моего
всего мнения. Я хоть и знакомбыл в Петербурге, но это давно, а теперь хоть
и встретил, но мало оченьзнаю Николая Ставрогина. Прошу вас меня устранить
и... и всЈ это похоже на сплетню.
Липутин развел руками в виде угнетенной невинности.
- Сплетник! Да уж не шпион ли?Хорошо вам, Алексей Нилыч, критиковать,
когда вы во всем себя устраняете. Авы вот не поверите, СтепанТрофимович,
чего уж, кажется-с,капитанЛебядкин, ведь уж кажетсяглуп как... то-есть
стыднотолькосказатькакглуп;естьтакоеоднорусскоесравнение,
означающеестепень; а ведьион себя отНиколаяВсеволодовича обиженным
почитает, хотяи преклоняется пред его остроумием:"Поражен, говорит, этим
человеком:премудрыйзмий" (собственныеслова).Ая ему (всЈ под тем же
вчерашним влиянием и уже после разговора с Алексеем Нилычем): а что, говорю,
как вы полагаете с своейстороны: помешан вашпремудрый змий илинет? Так
верите ли,точно я его вдруг сзадикнутом охлестнул,безего позволения;
просто привскочил с места: "Да, говорит... да, говорит, только это, говорит,
не можетповлиять..." на что повлиять, - не досказал; да так потом горестно
задумался, так задумался,чтоихмельсоскочил. Мы в Филипповом трактире
сидели-с. И только черезполчаса развеударил вдруг кулаком по столу: "да,
говорит, пожалуй и помешан, толькоэтонеможетповлиять..." иопять не
досказал,начтоповлиять.Я вам, разумеется, толькоэкстракт разговора
передаю, но ведь мысль-то понятна; кого ни спроси, всем одна мысль приходит,
хотя быпрежде никому и в головуневходила: "да, говорят, помешан; очень
умен, но, может быть, и помешан".
Степан Трофимович сидел в задумчивости и усиленно соображал.
- А почему Лебядкин знает?
-А обэтом не угодноли у АлексеяНилыча справиться, которыйменя
сейчас здесь шпионом обозвал. Я шпион и - не знаю, а Алексей Нилыч знают всю
подноготную и молчат-с.
- Я ничего не знаю, или мало, -с тем же раздражением отвечал инженер,
-вы Лебядкина пьяным поите, чтоб узнавать. Выименясюда привели, чтоб
узнать, и чтоб я сказал. Стало быть, вы шпион!
-Я еще егоне поил-с,да и денег таких он нестоит, совсемиего
тайнами, вот что они для меня значат, не знаю какдля вас. Напротив, это он
деньгами сыплет, тогдакак двенадцать дней назад ко мне приходил пятнадцать
копеек выпрашивать,и это он меняшампанским поит, ане я его.