.. впрочемвсЈ равно... вына
моего братаочень похожи, много, чрезвычайно, - проговорил онпокраснев; -
он семь лет умер; старший, очень, очень много.
- Должно быть, имел большое влияние на ваш образ мыслей.
- Н-нет, он мало говорил; он ничего не говорил. Я вашу записку отдам.
Онпроводилменясфонаремдоворот,чтобызаперетьзамной.
"Разумеется,помешанный",решиляпросебя.В воротах произошлановая
встреча.
IX.
Только что я занес ногу за высокий порог калитки,вдруг чья-то сильная
рука схватила меня за грудь.
- Кто сей? - заревел чей-то голос, - друг или недруг? Кайся!
- Это наш, наш! - завизжал подлеголосок Липутина- это господин Г-в,
классическоговоспитанияивсвязяхссамым высшимобществоммолодой
человек.
-Люблюколисобществом,кла-сси-чес...значит,о-бра-зо-о-
ваннейший... отставной капитан Игнат Лебядкин, к услугаммираидрузей...
если верны, если верны, подлецы!
КапитанЛебядкин,вершков десятиросту, толстый, мясистый, курчавый,
красныйи чрезвычайно пьяный, едва стоял предомной и с трудом выговаривал
слова. Я впрочем его и прежде видал издали.
- А, и этот! - взревел он опять, заметив Кириллова, который всЈеще не
уходил с своим фонарем; он поднял было кулак, но тотчас опустил его.
- Прощаю за ученость! Игнат Лебядкин - обра-зо-о-ван-нейший...
Любви пылающей граната
Лопнула в груди Игната.
И вновь заплакал горькой мукой
По Севастополю безрукий.
- Хотьв Севастополе не был и дажене безрукий, но каковы же рифмы! -
лез он ко мне с своею пьяною рожей.
-Им некогда, некогда, онидомой пойдут, - уговаривал Липутин, -они
завтра Лизавете Николаевне перескажут.
- Лизавете!.. - завопил он опять; - стой-нейди! Варьянт:
И порхает звезда на коне
В хороводе других амазонок;
Улыбается с лошади мне
Ари-сто-кратический ребенок.
"Звезде-амазонке".
-Да ведьэто же гимн!Этогимн, еслитыне осел!Бездельники не
понимают! Стой!- уцепилсяон за моепальто, хотя я рвался изо всех сил в
калитку, - передай, что я рыцарь чести, а Дашка... Дашку я двумя пальцами...
крепостная раба и не смеет...
Тут он упал,потому что я с силойвырвался у него из рук и побежал по
улице. Липутин увязался за мной.
- Его Алексей Нилыч подымут. Знаете ли, чтоя сейчас отнего узнал? -
болтал онвпопыхах;-стишки-тослышали?Ну, вот онэтисамые стихи к
"Звезде-амазонке" запечатал и завтра посылает к Лизавете Николаевне за своею
полною подписью. Каков!
- Бьюсь об заклад, что вы его сами подговорили.
- Проиграете!- захохоталЛипутин, - влюблен, влюбленкаккошка,а
знаете ли,что началось ведь сненависти.
Каков!
- Бьюсь об заклад, что вы его сами подговорили.
- Проиграете!- захохоталЛипутин, - влюблен, влюбленкаккошка,а
знаете ли,что началось ведь сненависти.Ондо того сперва возненавидел
Лизавету Николаевну зато, что она ездит верхом, что чуть не ругал ее вслух
на улице;да и ругал же! Еще третьего дня выругал, когда она проезжала; - к
счастью нерасслышала, ивдругсегоднястихи! Знаете ли,чтоонхочет
рискнуть предложение? Серьезно, серьезно!
-Я вам удивляюсь, Липутин, везде-то вывот, где только этакаядрянь
заведется, везде-то вы тут руководите! - проговорил я в ярости.
- Однакоже, вы далеко заходите,господин Г-в; не сердчишко лиу нас
Јкнуло, испугавшись соперника, - а?
- Что-о-о? - закричал я останавливаясь.
- А вот же вамв наказание и ничего не скажу дальше! А ведь как бы вам
хотелось услышать? Уж одно то, что этот дуралей теперь не простой капитан, а
помещик нашей губернии, да ещедовольнозначительный,потому чтоНиколай
Всеволодович ему всЈ свое поместье, бывшиесвои двести душ на днях продали,
ивот же вамбог не лгу! сейчас узнал, но зато из наивернейшего источника.
Ну, а теперь дощупывайтесь-ка сами; больше ничего не скажу; до свиданья-с!
X.
Степан Трофимович ждал меня в истерическом нетерпении. Уже с час как он
воротился. Я застал его как быпьяного; первые пять минут, по крайней мере,
я думал, что он пьян. Увы, визит к Дроздовым сбил его с последнего толку.
- Mon ami, я совсем потерял мою нитку... Lise... я люблю и уважаю этого
ангелапопрежнему; именно попрежнему; но,мнекажется, они ждали меня обе
единственно,чтобы кое-что выведать, то-есть по-просту вытянуть из меня,а
там и ступай себе с богом... Это так.
- Как вам не стыдно!-вскричал я не вытерпев.
-Другмой,ятеперьсовершенноодин.Enfinc'estridicule.
Представьте, что и тамвсЈ это напичкано тайнами. Так на меня инакинулись
об этихносахи ушах иеще о каких-то петербургских тайнах.Они ведь обе
только здесь впервый раз проведалиобэтихздешних историяхсNicolas
четыре года назад: "Вы тут были, вывидели, правда ли, что он сумасшедший?"
Иоткудаэтаидеявышла, непонимаю.Почему Прасковьенепременнотак
хочется, чтобы Nicolasоказался сумасшедшим? Хочется этой женщине, хочется!
Се Maurice, или, как его, МаврикийНиколаевич, brave homme tout de même, но
неужели в его пользу, ипосле тогокак сама жепервая писала из Парижак
cette pauvre amie... Enfin, эта Прасковья, как называет ее cette chère amie,
этотип,этобессмертнойпамятиГоголеваКоробочка,нотолькозлая
Коробочка, задорная Коробочка и в бесконечно увеличенном виде.
- Да ведь это сундук выйдет; уж и в увеличенном?
-Ну,в уменьшенном, всЈ равно,тольконе перебивайте, потому что у
меня всЈ это вертится, там они совсемрасплевались; кроме Lise; та всЈ еще:
"ТЈтя,тЈтя"; ноLise хитра, и тут еще что-то есть.