Тайны. Носо старухой
рассорились.CettepauvreтЈтя,правда,всехдеспотирует...атути
губернаторша, и непочтительность общества, и "непочтительность" Кармазинова;
а тут вдруг эта мысль о помешательстве, се Lipoutine, се que je ne comprends
pas...и-и, говорят, голову уксусом обмочила, а тут имыс вами, с нашими
жалобами ис нашими письмами... О, как я мучил ееи в такое время! Je suis
un ingrat! Вообразите, возвращаюсь и нахожу от нее письмо; читайте, читайте!
О, как неблагородно было с моей стороны.
Он подал мнетолько что полученноеписьмоот ВарварыПетровны. Она,
кажется, раскаялась в утрешнем своем: "сидите дома". Письмецо было вежливое,
но всЈ-такирешительное и немногословное.Послезавтра, в воскресенье,она
просила ксебеСтепана Трофимовича ровнов двенадцатьчасов и советовала
привести с собой кого-нибудь издрузей своих (в скобках стояло моеимя). С
своейстороны,обещаласьпозватьШатова, какбрата ДарьиПавловны. "Вы
можете получить от нее окончательный ответ, довольно ли с вас будет? Этой ли
формальности вы так добивались?"
-Заметьте эту раздражительнуюфразу вконце о формальности. Бедная,
бедная, друг всеймоейжизни! Признаюсь, это внезапное решение судьбы меня
точнопридавило... Я, признаюсь, всЈ еще надеялся, а теперь tout est dit, я
ужзнаю,чтокончено; c'estterrible.О,кабынебылосовсемэтого
воскресенья, а всЈ по-старому: вы бы ходили, а я бы тут...
- Вас сбили с толку все эти давешние Липутинские мерзости, сплетни.
- Друг мой, вы сейчас попалив другоебольное место,вашим дружеским
пальцем.Этидружеские пальцывообщебезжалостны,а иногдабестолковы,
pardon, но, вотверите ли, а я почти забыл обо всемэтом, омерзостях-то,
то-естья вовсе не забыл, но я,по глупостимоей, всЈвремя, покабыл у
Lise, старался бытьсчастливым и уверял себя, чтоя счастлив. Но теперь...
о,теперь япроэтувеликодушную,гуманную,терпеливуюк моимподлым
недостаткамженщину, - то-есть хоть и несовсем терпеливую, но ведь и сам-то
я каков, с моим пустым, скверным характером! Ведь я блажной ребенок, со всем
эгоизмом ребенка, нобез его невинности. Онадвадцатьлет ходила за мной,
как нянька,cettepauvre тЈтя, как грациозно называетее Lise... И вдруг,
после двадцатилет,ребенок захотелжениться, женидажени,письмоза
письмом, а у ней голова в уксусе и... и, вот и достиг, в воскресенье женатый
человек, шутка сказать... И чего сам настаивал, ну зачем я письма писал? Да,
забыл: Liseбоготворит Дарью Павловну, говорит по крайней мере; говорит про
нее: "c'estunange, но тольконесколько скрытный". Обе советовали,даже
Прасковья... впрочем, Прасковья не советовала. О, сколько яду заперто в этой
Коробочке!Да иLiseсобственнонесоветовала:"кчему вамжениться;
довольно с вас и ученых наслаждений". Хохочет. Я ей простил ее хохот, потому
что уней у самой скребет на сердце. Вам, однако, говорят они, безженщины
невозможно.
Вам, однако, говорят они, безженщины
невозможно. Приближаются вашинемощи, аона вас укроет, иликак там... Ма
foi, яи сам, всЈ этовремясвами сидя, думалпро себя, что провидение
посылает ее на склоне бурных дней моих, и что она меня укроет или как там...
enfinпонадобится в хозяйстве. Вон у меня такой сор, вон смотрите, всЈэто
валяется,давечавелел прибрать,икнига на полу.LapauvreamieвсЈ
сердилась,что уменя сор... О, теперь ужне будетраздаваться голос ее!
Vingt ans! И-и у них, кажется, анонимные письма, вообразите, Nicolas продал,
будто бы,Лебядкину имение. C'est un monstre; et enfin, кто такой Лебядкин?
Lise слушает, слушает, ух, как она слушает! Япростил ей ее хохот, я видел,
скаким лицомонаслушала,исеMaurice... ябы не желалбыть вего
теперешней роли,brave homme tout demême, но несколько застенчив; впрочем
бог с ним..."
Онзамолчал;онусталисбилсяисидел, понуривголову,смотря
неподвижно в полусталыми глазами. Я воспользовался промежутком и рассказал
о моем посещении домаФилиппова,при чем резко и сухо выразил моемнение,
что,действительно,сестраЛебядкина(которую яневидал)моглабыть
когда-токакой-нибудь жертвой Nicolas,в загадочную поруегожизни,как
выражалсяЛипутин,ичтоочень можетбыть,чтоЛебядкин почему-нибудь
получает с Nicolas деньги, но вот и всЈ. Насчет же сплетен о Дарье Павловне,
то всЈ это вздор,всЈ это натяжки мерзавца Липутина, и чтотакпо крайней
мере сжаром утверждаетАлексейНилыч, которому нет оснований неверить.
Степан Трофимович прослушалмоиуверения с рассеянным видом,как будто до
негоне касалось.Якстати упомянули оразговоремоемс Кирилловым и
прибавил, что Кириллов, может быть, сумасшедший.
-Он не сумасшедший, но это люди с коротенькими мыслями, - вяло икак
бынехотя промямлил он. - Cesgens-lа supposentlanature et lasociété
humaine autres que Dieu ne les a faitesetqu'ellesnesont réelement. С
ними заигрывают, но по крайней мере не Степан Верховенский. Я видел их тогда
в Петербурге, avec cette chére amie (о,какя тогдаоскорблялee!)и не
только ихругательств, -я даже ихпохвал неиспугался.Не испугаюсьи
теперь,maisparlons d'autre chose.. я,кажется, ужасныхвещейнаделал;
вообразите, я отослалДарье Павловне вчера письмо и...как я кляну себя за
это!
- О чем же вы писали?
- О,друг мой, поверьте, что всЈ это с таким благородством. Я уведомил
ее, что я написал к Nicolas, еще дней пять назад и тоже с благородством.
- Понимаю теперь! - вскричал я с жаром, - и какое право имели вы их так
сопоставить?
- Но, mon cher, не давите же меня окончательно, не кричите на меня; я и
товесь раздавлен, как... как таракан,и наконец я думаю,что всЈ это так
благородно.Предположите,чтотамчто-нибудьдействительнобыло.