Шатов опять подтолкнул меня локтем.
- А что колии ребенка утебясовсем не былои всЈ этоодин только
бред, а?
- Трудныйты вопрос задаешьмне, Шатушка, - раздумчиво и безо всякого
удивлениятакому вопросуответила она, -на этотсчет ятебеничего не
скажу, может инебыло; по-моему, одно только твое любопытство; я ведь всЈ
равно о нем плакать не перестану, не во сне же я видела? -И крупныеслезы
засветилисьв ее глазах.-Шатушка, Шатушка, а правда,что жена оттебя
сбежала? - положила она емувдруг обе руки на плечи и жалостливо посмотрела
на него. - Да ты не сердись, мне ведь и самой тошно. Знаешь, Шатушка, ясон
какойвидела: приходитон опять комне, манитменя, выкликает: "кошечка,
говорит,моя, кошечка, выйдико мне!"Вотя"кошечке"-топущевсего и
обрадовалась: любит, думаю.
- Может и наяву придет, - вполголоса пробормотал Шатов.
- Нет, Шатушка, это уж сон... не придти ему наяву. Знаешь песню:
"Мне не надобен нов-высок терем,
Я останусь в этой келейке,
Уж я стану жить-спасатися,
За тебя богу молитися".
Ox, Шатушка, Шатушка,дорогой ты мой, чтоты никогда меня ни о чем не
спросишь?
- Да ведь не скажешь, оттого и не спрашиваю.
- Не скажу, не скажу, хоть зарежь меня, нескажу, -быстро подхватила
она, - жгименя, не скажу.И сколько бы яни терпела, ничего не скажу, не
узнают люди!
-Ну вот видишь, всякому, значит, свое,- ещетише проговорил Шатов,
всЈ больше и больше наклоняя голову.
-А попросил бы, может и сказала бы; может и сказала бы! - восторженно
повторила она.-Почему не попросишь? Попроси,попросименяхорошенько,
Шатушка, может,ятебе искажу; умолименя,Шатушка,так чтобясама
согласилась... Шатушка, Шатушка!
Но Шатушкамолчал;с минуту продолжалосьобщее молчание.Слезы тихо
текли поее набеленнымщекам;она сидела, забыв свои обе рукинаплечах
Шатова, но уже не смотря на него.
- Э,что мне до тебя, да и грех! - поднялся вдруг соскамьиШатов. -
Привстаньте-ка! - сердито дернулон из-под меня скамью и, взяв, поставил ее
на прежнее место.
- Придет, так чтоб не догадался; а нам пора.
- Ах, тывсЈ про лакеямоего! - засмеяласьвдруг Марья Тимофеевна, -
боишься! Ну, прощайте, добрыегости; а послушай одну минутку, чтоя скажу.
Давеча пришел это сюда этот Нилыч с Филипповым, с хозяином, рыжаябородища,
а мой-то на тупору на меня налетел. Как хозяин-то схватит его, какдернет
по комнате, а мой-то кричит: "Не виноват, за чужую винутерплю!" Так веришь
ли, все мы как были, так и покатились со смеху...
- Эх, Тимофевна, да ведьэто я был заместо рыжей-то бороды, ведь это я
его давечаза волосы от тебяотволок; а хозяин к вам третьего дня приходил
браниться с вами, ты и смешала.
- Постой, ведьи в самом делесмешала, может и ты. Нучего спорить о
пустяках; не всЈ ли ему равно кто его оттаскает, - засмеялась она.
-Пойдемте, - вдруг дернул меня Шатов, -воротазаскрипели; застанет
нас, изобьет ее.
И не успели мы еще взбежать на лестницу, какраздался в воротах пьяный
крик и посыпалисьругательства. Шатов, впустив меня к себе,запер дверь на
замок.
- Посидеть вам придетсясминуту, если не хотите истории. Вишь кричит
какпоросенок,должнобыть,опятьзапорогзацепился;каждый-тораз
растянется.
Без истории однако не обошлось.
VI.
Шатов стоял у запертойсвоейдвери и прислушивался на лестницу; вдруг
отскочил.
- Сюда идет, я так и знал! - яростно прошептал он, - пожалуй до полночи
теперь не отвяжется.
Раздалось несколько сильных ударов кулаком в двери.
- Шатов, Шатов, отопри! - завопил капитан, - Шатов, друг!..
Я пришел к тебе с приветом,
Р-рассказать, что солнце встало,
Что оно гор-р-рьячим светом
По... лесам... затр-р-репетало.
Рассказать тебе, что я проснулся, чорт тебя дери,
Весь пр-р-роснулся под... ветвями...
Точно под розгами, ха-ха!
Каждая птичка... просит жажды.
Рассказать, что пить я буду,
Пить... не знаю пить что буду.
Ну да и чортпобери с глупым любопытством! Шатов, понимаешь ли ты, как
хорошо жить на свете!
- Не отвечайте, - шепнул мне опять Шатов.
- Отвори же! Понимаешь ли ты, что есть нечто высшее, чем драка... между
человечеством; есть минуты блага-а-родного лица...Шатов, ядобр;я прощу
тебя... Шатов, к чорту прокламации, а?
Молчание.
- Понимаешь литы, осел, что явлюблен, яфрак купил, посмотри, фрак
любви, пятнадцатьцелковых; капитанская любовь требует светских приличий...
Отвори! - дико заревел он вдруг и неистово застучал опять кулаками.
- Убирайся к чорту! - заревел вдруг и Шатов.
- Р-р-раб! Раб крепостной, и сестра твоя раба и рабыня... вор-ровка!
- А ты свою сестру продал.
- Врешь! Терплю напраслину, когда могуодним объяснением...понимаешь
ли, кто она такова?
- Кто? - с любопытством подошел вдруг к дверям Шатов.
- Да ты понимаешь ли?
- Да уж пойму, ты скажи кто?
- Я смею сказать! Я всегда всЈ смею в публике сказать!..
- Ну навряд смеешь, - поддразнил Шатов икивнул мнеголовой, чтобыя
слушал.
- Не смею?
- По-моему, не смеешь.
- Не смею?
- Да ты говори, еслибарских розог не боишься... Тыведьтрус, а еще
капитан!
-Я...я.