Вспоминаюсулыбкой.Переехавграницу,ощутилсебя
безопасным, ощущение странное, новое, впервые послестоль долгихлет..." и
т. д. и т. д.
-Ну, всЈ вздор! - решила Варвара Петровна, складывая и этописьмо, -
кольдо рассветаафинские вечера, так не сидит же подвенадцати часовза
книгами.Спьянучтольнаписал?Эта Дундасовакак смеетмнепосылать
поклоны? Впрочем, пусть его погуляет...
Фраза "dans lepays de Makaret desesveaux" означала: "куда Макар
телятнегонял".СтепанТрофимовичнарочно глупейшим образомпереводил
иногдарусскиепословицы и коренныепоговоркинафранцузский язык,без
сомнения умея и понять и перевести лучше; но это он делывал изособого рода
шику и находил его остроумным.
Но погулялон немного,четырехмесяцевневыдержалипримчался в
Скворешники.Последниеписьма его состоялиизодних лишь излиянийсамой
чувствительной любви к своему отсутствующему другу ибуквально были смочены
слезамиразлуки.Естьнатурычрезвычайноприживающиесякдому,точно
комнатныесобачки. Свидание друзейбыловосторженное. Черездва днявсЈ
пошлопо-старомуи даже скучнеестарого."Друг мой",говорил мне Степан
Трофимович через двенедели, под величайшим секретом,"другмой, я открыл
ужасную для меня... новость:Je suis unпростойприживальщикetrien de
plus! Mais r-r-rien de plus!"
VIII.
Затему нас наступило затишье и тянулось почтисплошь всеэти девять
лет. Истерическиевзрывы и рыдания на моем плече, продолжавшиеся регулярно,
нисколько не мешали нашемублагоденствию.Удивляюсь, как Степан Трофимович
не растолстелза этовремя. Покраснел лишьнемного его носи прибавилось
благодушия. Мало-по-малу около негоутвердилсякружок приятелей,впрочем,
постоянно небольшой. Варвара Петровна хоть и мало касалась кружка, но все мы
признавали ее нашею патронессой. После петербургского урока она поселилась в
нашемгороде окончательно;зимойжила в городскомсвоем доме, а летомв
подгородномсвоем имении. Никогда она не имела столько значенияи влияния,
как в последниесемь лет, в нашем губернскомобществе,то-естьвплоть до
назначениякнам нашего теперешнего губернатора. Прежнийгубернаторнаш,
незабвенныйи мягкийИван Осипович, приходился ей близкимродственником и
был когда-то еюоблагодетельствован.Супруга его трепетала при одной мысли
неугодитьВарвареПетровне, апоклонениегубернского общества дошло до
того,чтонапоминалодаженечто греховное. Было,стало быть,хорошои
СтепануТрофимовичу.Он былчленом клуба, осанисто проигрывали заслужил
почет, хотя многие смотрели на него толькокакна "ученого". Впоследствии,
когдаВарвара Петровнапозволила емужить вдругомдоме, нам сталоеще
свободнее.Мысобиралисьунего разаподва внеделю; бываловесело,
особеннокогда он не жалелшампанского.
Мысобиралисьунего разаподва внеделю; бываловесело,
особеннокогда он не жалелшампанского. Винозабиралосьвлавке того же
Андреева.Расплачивалась по счету Варвара Петровнакаждые полгода, идень
расплаты почти всегдабывалднемхолерины. Стариннейшим членом кружка был
Липутин,губернскийчиновник, человек уже немолодой, большойлиберал ив
городе слывшийатеистом.Женат онбылво второйразнамолоденькойи
хорошенькой, взял за ней приданое и крометого имел трех подросших дочерей.
Всю семью держалв страхе божием и взаперти,был чрезмерно скуп ислужбой
скопилсебедомик и капитал. Человек был беспокойный, при томв маленьком
чине; в городе его мало уважали, а в высшем круге не принимали. К тому же он
был явный и не раз уженаказанныйсплетник, и наказанный больно, раз одним
офицером, а в другой раз почтенным отцом семейства,помещиком. Но мы любили
егоострыйум,любознательность,его особенную злуювеселость.Варвара
Петровна не любила его, но он всегда как-то умел к ней подделаться.
Не любилаона и Шатова,всего только впоследний год ставшего членом
кружка.Шатов был прежде студентом ибыл исключен после однойстудентской
истории изуниверситета;в детстве же был учеником Степана Трофимовича,а
родилсякрепостнымВарварыПетровны, отпокойногокамердинера ееПавла
Федорова,и был ею облагодетельствован.Нелюбила онаегоза гордость и
неблагодарность,и никак не моглапроститьему,что онпоизгнаниииз
университетанеприехалкнейтотчасже; напротив,дажена тогдашнее
нарочноеписьмоеекнемуничего не ответил и предпочелзакабалиться к
какому-то цивилизованному купцу учить детей. Вместес семьей этого купца он
выехалза границу, скореевкачестве дядьки, чем гувернера; ноужочень
хотелось емутогдазаграницу. Придетяхнаходиласьеще и гувернантка,
бойкая русская барышня, поступившая в дом тоже пред самым выездом и принятая
более задешевизну.Месяца черездва купец ее выгнал "за вольныемысли".
Поплелся за нею и Шатов, и в скорости обвенчался с нею в Женеве. Прожили они
вдвоемнедели с три, а потом расстались как вольныеиничемне связанные
люди; конечно, тоже и по бедности. Долго потомскиталсяон один по Европе,
жил бог знает чем; говорят, чистил наулицах сапоги и в каком-то портебыл
носильщиком.Наконец,с год тому назадвернулся к нам в родноегнездои
поселилсясостарухой теткой, которую исхоронил черезмесяц.С сестрой
своею Дашей, тоже воспитанницей Варвары Петровны, жившею у ней фавориткой на
самой благороднойноге, онимел самые редкие и отдаленные сношения.Между
нами был постоянно угрюм и не разговорчив; но изредка, когда затрогивали его
убеждения, раздражался болезненно и был оченьневоздержен наязык. "Шатова
надосначаласвязать, а потомуж снимрассуждать", шутил иногда Степан
Трофимович;но он любил его. За границей Шатов радикально изменил некоторые
изпрежних социалистическихсвоих убеждений и перескочил в противоположную
крайность.