И осталась она
после него с тремя малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной что я хотя и много видал
приключений различных, но даже и описать не в состоянии. Родные же все
отказались. Да и горда была, чересчур горда... И тогда-то милостивый государь,
тогда я, тоже вдовец, и от первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою
предложил, ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и воспитанная и
фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но пошла! Плача и рыдая и руки
ломая - пошла! Ибо некуда было идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый
государь, что значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво и свято и не
касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо чувство имею. Но и сим не мог
угодить; а тут места лишился, и тоже не по вине, а по изменению в штатах, и
тогда прикоснулся!.. Полтора года уже будет назад, как очутились мы наконец,
после странствий и многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал... Достал и опять
потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине потерял, ибо черта моя
наступила... Проживаем же теперь в угле, у хозяйки Амалии Федоровны
Липпевехзель, а чем живем и чем платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме
нас... Содом-с, безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка
моя, от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи своей,
возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и преисполнена
великодушных чувств, но дама горячая и раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да
нечего вспоминать о том! Воспитания, как и представить можете, Соня не получила.
Пробовал я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю проходить; но
как я сам в познании сем был некрепок, да и приличных к тому руководств не
имелось, ибо какие имевшиеся книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих
книжек, то тем и кончилось все обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг содержания
романического, да недавно еще, через посредство господина Лебезятникова, одну
книжку - "Физиологию" Льюиса[7], изволите знать-с? - с большим интересом прочла
и даже нам отрывочно вслух сообщала: вот и все ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом приватным: много
ли может, по-вашему, бедная, но честная девица честным трудом заработать?..
Пятнадцать копеек в день, сударь, не заработает, если честна и не имеет особых
талантов, да и то рук не покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток,
Иван Иванович, - изволили слышать? - не только денег за шитье полдюжины
голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с обидой погнал ее, затопав
ногами и обозвав неприлично, под видом будто бы рубашечный ворот сшит не по
мерке и косяком. А тут ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки
ломая, по комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, - что в
болезни этой и всегда бывает: "Живешь, дескать, ты, дармоедка, у нас, ешь и
пьешь и теплом пользуешься", а что тут пьешь и ешь, когда и ребятишки-то по три
дня корки не видят! Лежал я тогда... ну, да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу,
говорит моя Соня (безответная она, и голосок у ней такой кроткий...
белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: "Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?" А уж Дарья Францевна, женщина
злонамеренная и полиции многократно известная, раза три через хозяйку
наведывалась.
..
белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: "Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?" А уж Дарья Францевна, женщина
злонамеренная и полиции многократно известная, раза три через хозяйку
наведывалась. "А что ж, - отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, - чего
беречь? Эко сокровище!" Но не вините, не вините, милостивый государь, не вините!
Не в здравом рассудке сие сказано было, а при взволнованных чувствах, в болезни
и при плаче детей не евших, да и сказано более ради оскорбления, чем в точном
смысле... Ибо Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в шестом,
Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с квартиры отправилась, а в
девятом часу и назад обратно пришла. Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на
стол перед ней тридцать целковых молча выложила. Ни словечка при этом не
вымолвила, хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый зеленый
платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый), накрыла им совсем голову и
лицо и легла на кровать, лицом к стенке, только плечики да тело все
вздрагивают... А я, как и давеча, в том же виде лежал-с... И видел я тогда,
молодой человек, видел я, как затем Катерина Ивановна, также ни слова не говоря,
подошла к Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках простояла,
ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и заснули вместе,
обнявшись... обе... обе... да-с... а я... лежал пьяненькой-с.
Мармеладов замолчал, как будто голос у него пресекся. Потом вдруг поспешно
налил, выпил и крякнул.
- С тех пор, государь мой, - продолжал он после некоторого молчания, - с тех
пор, по одному неблагоприятному случаю и по донесению неблагонамеренных лиц, -
чему особенно способствовала Дарья Францевна, за то будто бы, что ей в
надлежащем почтении манкировали, - с тех пор дочь моя, Софья Семеновна, желтый
билет принуждена была получить, и уже вместе с нами по случаю сему не могла
оставаться. Ибо и хозяйка, Амалия Федоровна, того допустить не хотела (а сама же
прежде Дарье Францевне способствовала), да и господин Лебезятников... гм... Вот
за Соню-то и вышла у него эта история с Катериною Ивановной. Сначала сам
добивался от Сонечки, а тут и в амбицию вдруг вошли: "Как, дескать, я, такой
просвещенный человек, в одной квартире с таковскою буду жить?" А Катерина
Ивановна не спустила, вступилась... ну и произошло... И заходит к нам Сонечка
теперь более в сумерки, и Катерину Ивановну облегчает, и средства посильные
доставляет. Живет же на квартире у портного Капернаумова, квартиру у них
снимает, а Капернаумов хром и косноязычен, и все многочисленнейшее семейство его
тоже косноязычное. И жена его тоже косноязычная... В одной комнате помещаются, а
Соня свою имеет особую, с перегородкой... Гм, да... Люди беднейшие и
косноязычные... да... Только встал я тогда поутру-с, одел лохмотья мои, воздел
руки к небу и отправился к его превосходительству Ивану Афанасьевичу. Его
превосходительство Ивана Афанасьевича изволите знать?.. Нет? Ну так божия
человека не знаете! Это - воск... воск перед лицом господним; яко тает воск!..
Даже прослезились, изволив все выслушать. "Ну, говорит, Мармеладов, раз уже ты
обманул мои ожидания... Беру тебя еще раз на личную свою ответственность, - так
и сказали, - помни, дескать, ступай!" Облобызал я прах ног его, мысленно, ибо
взаправду не дозволили бы, бывши сановником и человеком новых государственных и
образованных мыслей; воротился домой, и как объявил, что на службу опять
зачислен и жалование получаю, что тогда было!.