- А вот меду и не купил бы.
- Что ж другое? Разве пеньку? Да вить и пеньки у меня теперьмаловато:
полпуда всего.
- Нет, матушка, другого рода товарец: скажите, у вас умирали крестьяне?
- Ох, батюшка, осьмнадцать человека - сказала старуха, вздохнувши. -И
умер такой все славный народ, все работники. После того, правда, народилось,
да что в них: все такая мелюзга; а заседатель подъехал-подать,говорит,
уплачивать с души. Народ мертвый, а плати, как за живого. На прошлойнеделе
сгорел у меня кузнец, такой искусный кузнец и слесарное мастерство знал.
- Разве у вас был пожар, матушка?
- Бог приберег от такой беды, пожар бы еще хуже; сам сгорел, отецмой.
Внутри у него как-то загорелось, чересчур выпил, только синийогонекпошел
от него, весь истлел, истлел и почернел, как уголь, а такой былпреискусный
кузнец! и теперь мне выехать не на чем: некому лошадей подковать.
- На все воля божья, матушка! - сказал Чичиков,вздохнувши,-против
мудрости божиейничегонельзясказать...Уступите-каихмне,Настасья
Петровна?
- Кого, батюшка?
- Да вот этих-то всех, что умерли.
- Да как же уступить их?
- Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам за них дам деньги.
- Да как же? Я,право,втолк-тоневозьму.Нештохочешьтыих
откапывать из земли?
Чичиков увидел, что старуха хватила далеко и чтонеобходимоейнужно
растолковать, в чем дело. В немногих словах объяснил он ей, что переводили
покупка будет значиться только на бумагеидушибудутпрописаныкакбы
живые.
- Да на что ж они тебе? - сказала старуха, выпучив на него глаза.
- Это уж мое дело.
- Да ведь они ж мертвые.
- Да кто же говорит, что они живые?Потому-тоивубытоквам,что
мертвые: вы за них платите, а теперь я васизбавлюотхлопотиплатежа.
Понимаете? Да не только избавлю,даещесверхтогодамвампятнадцать
рублей. Ну, теперь ясно?
- Право, не знаю, - произнесла хозяйка с расстановкой. - Ведь я мертвых
никогда еще не продавала
- Еще бы! Это бы скорей походило на диво, если бывыихкомунибудь
продали. Или вы думаете, что в них есть в самом деле какой-нибудь прок?
- Нет, этого-то я не думаю. Что ж в них за прок,прокуникакогонет.
Меня только то и затрудняет, что они уже мертвые.
"Ну, баба, кажется, крепколобая!" - подумал про себя Чичиков.
- Послушайте, матушка. Да вы рассудите толькохорошенько:-ведьвы
разоряетесь, платите за него подать, как за живого...
- Ох, отец мой, и не говори обэтом!-подхватилапомещица.-Еще
третью неделю взнесла больше полутораста. Да заседателя подмаслила.
- Ну, видите, матушка. А теперь примите в соображениетолькото,что
заседателя вам подмасливать больше не нужно, потому что теперьяплачуза
них; я, а не вы; я принимаю на себя все повинности.
Да заседателя подмаслила.
- Ну, видите, матушка. А теперь примите в соображениетолькото,что
заседателя вам подмасливать больше не нужно, потому что теперьяплачуза
них; я, а не вы; я принимаю на себя все повинности. Я совершу дажекрепость
на свои деньги, понимаете ли вы это?
Старуха задумалась. Она видела, что дело, точно, как будто выгодно,да
только уж слишком новое и небывалое; апотомуначаласильнопобаиваться,
чтобы как-нибудь не надул ее этот покупщик; приехал же бог знает откуда,да
еще и в ночное время.
- Так что ж, матушка, по рукам, что ли? - говорил Чичиков.
- Право, отец мой, никогда еще не случалось продаватьмнепокойников.
Живых-то я уступила, вот и третьего года протопопу двух девок, по сту рублей
каждую, и очень благодарил, такие вышлиславныеработницы:самисалфетки
ткут.
- Ну, да не о живых дело; бог с ними. Я спрашиваю мертвых.
- Право, я боюсьнапервых-топорах,чтобыкак-нибудьнепонести
убытку. Может быть, ты, отец мой, меня обманываешь, а они того... они больше
как-нибудь стоят.
- Послушайте,матушка...эх,какиевы!чтожонимогутстоить?
Рассмотрите: ведь это прах. Понимаетели?этопростопрах.Вывозьмите
всякую негодную, последнюю вещь, например даже простую тряпку, и тряпке есть
цена: ее хоть по крайней мерз купят на бумажную фабрику, а ведьэтонина
что не нужно. Ну, скажите сами, на что оно нужно?
- Уж это, точно, правда. Уж совсем ни на что ненужно;даведьменя
одно только и останавливает, что ведь они уже мертвые.
"Эк ее, дубинноголовая какая! - сказал про себяЧичиков,уженачиная
выходить из терпения. - Пойди ты сладьснею!впотбросила,проклятая
старуха!" Тут он, вынувши из кармана платок, начал отирать пот, в самом деле
выступивший на лбу. Впрочем, Чичиков напрасно сердился: иной и почтенный,и
государственный даже человек, а на деле выходит совершеннаяКоробочка.Как
зарубил что себе в голову,тоужничемегонепересилить;сколькони
представляй ему доводов, ясныхкакдень,всеотскакиваетотнего,как
резинный мяч отскакивает от стены. Отерши пот, Чичиков решилсяпопробовать,
нельзя ли ее навести на путь какою-нибудь иною стороною.
- Вы, матушка, - сказал он, - или не хотите понимать слов моих, или так
нарочноговорите,лишьбычто-нибудьговорить...Явамдаюденьги:
пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? Ведьэтоденьги.Выихне
сыщете на улице. Ну, признайтесь, почем продали мед?
- По двенадцати рублей пуд.
- Хватили немножко греха на душу, матушка. По двенадцати не продали.
- Ей-богу, продала.
- Ну видите ль? Так зато это мед. Вы собирали его,можетбыть,около
года, с заботами, со старанием, хлопотами; ездили, морили пчел, кормили их в
погребе целую зиму; а мертвые души дело не от мирасего.Тутвыссвоей
стороны никакого не прилагали старания, на тобылаволябожия,чтобони
оставили мир сей, нанеся ущерб вашему хозяйству.