Чичиков,будучичеловеквесьмащекотливыйидажев
некоторых случаях привередливый, потянувшиксебевоздухнасвежийнос
поутру, только помарщивался да встряхивал головою, приговаривая: "Ты,брат,
черт тебя знает, потеешь, что ли. Сходил бы ты хоть в баню". На что Петрушка
ничего не отвечалистаралсятутжезанятьсякакие-нибудьделом;или
подходилсплеткойквисевшемубарскомуфраку,илипростоприбирал
что-нибудь. Что думал он в то время, когда молчал, - может быть, онговорил
про себя: "И ты, однако ж, хорош, не надоело тебе сорок раз повторять одно и
то же", - бог ведает, трудно знать, что думает дворовый крепостной человек в
то время, барин ему дает наставление. Итак, вотчтонапервыйразможно
сказать о Петрушке. Кучер Селифан был совершенно другой человек... Ноавтор
весьма совестится занимать так долго читателей людьми низкогокласса,зная
по опыту, как неохотноонизнакомятсяснизкимисословиями.Таковуже
русский человек: страсть сильная зазнаться стем,которыйбыхотяодним
чином был его повыше, и шапочное знакомство с графомиликняземдлянего
лучше всяких тесных дружеских отношений.Автордажеопасаетсязасвоего
героя, который только коллежский советник. Надворные советники, можетбыть,
и познакомятся с ним, но те, которые подобрались уже кчинамгенеральским,
те, бог весть, может быть, даже бросят один из техпрезрительныхвзглядов,
которые бросаются гордо человеком на все, что нипресмыкаетсяуногего,
или, что еще хуже, может быть, пройдут убийственным для автораневниманием.
Но как ни прискорбно то и другое, а все,однакож,нужновозвратитьсяк
герою. Итак, отдавши нужные приказанияещесвечера,проснувшисьпоутру
очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось
только по воскресным дням, - а в тот день случись воскресенье, -выбрившись
таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкостии
лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой ипотомшинельнабольших
медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под рукутосодной,тос
другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку. Сгромомвыехалабричка
из-под ворот гостиницы наулицу.Проходившийпопснялшляпу,несколько
мальчишек в замаранных рубашках протянули руки, приговаривая: "Барин,подай
сиротиньке!"Кучер,заметивши,чтоодинизнихбылбольшойохотник
становиться на запятки, хлыснулегокнутом,ибричкапошлапрыгатьпо
камням. Не без радости был вдали узрет полосатый шлагбаум,дававшийзнать,
что мостовой, как и всякой другой муке, будет скоро конец; иещенесколько
раз ударившись довольно крепко головою в кузов, Чичиков понессянаконецпо
мягкой земле. Едва только ушел назад город, как уже пошли писать, понашему
обычаю, чушь и дичь пообеимсторонамдороги:кочки,ельник,низенькие
жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы старых,дикийверескитому
подобный вздор.
Попадались вытянутые по шнурку деревни,постройкоюпохожие
на старые складенные дрова, покрытые серыми крышамисрезнымидеревянными
под ними украшениями в виде висячих шитыхузорамиутиральников.Несколько
мужиков, по обыкновению, зевали, сидяналавкахпередворотамивсвоих
овчинных тулупах. Бабы с толстыми лицами и перевязанными грудями смотрели из
верхних окон; из нижних глядел теленокиливысовываласлепуюмордусвою
свинья. Словом, виды известные. Проехавши пятнадцатую версту,онвспомнил,
что здесь, по словам Манилова, должна быть его деревня,ноишестнадцатая
верста пролетела мимо, а деревни все не было видно, и если бы не два мужика.
попавшиеся навстречу, то вряд ли бы довелось им потрафить на лад. На вопрос,
далеко ли деревня Заманиловка, мужики сняли шляпы, иодинизних,бывший
поумнее и носивший бороду клином, отвечал:
- Маниловка, может быть, а не Заманиловка?
- Ну да, Маниловка.
- Маниловка! а как проедешь еще одну версту, так вот тебе, то есть, так
прямо направо.
- Направо? - отозвался кучер.
- Направо, - сказал мужик. - ЭтобудеттебедорогавМаниловку;а
Заманиловки никакой нет. Она зовется так, то есть ее прозвание Маниловка,а
Заманиловки тут вовсе нет. Там прямо на горе увидишь дом,каменный,вдва
этажа, господский дом, в котором, то есть, живет сам господин. Вот этотебе
и есть Маниловка, а Заманиловки совсем нет никакой здесь и не было.
Поехали отыскивать Маниловку. Проехавши две версты,встретилиповорот
на проселочную дорогу, но уже идве,итри,ичетыреверсты,кажется,
сделали, а каменного дома в два этажа все еще небыловидно.ТутЧичиков
вспомнил, что если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцать верст,
то значит, что к ней есть верных тридцать. Деревня Маниловка немногихмогла
заманить своим местоположением. Дом господский стоял одиночкойнаюру,то
есть на возвышении, открытом всем ветрам, какиетольковздумаетсяподуть;
покатость горы, на которой он стоял, была одета подстриженным дерном. На ней
были разбросаны по-английски две-триклумбыскустамисиренейижелтых
акаций;пять-шестьберезнебольшимикупамикое-гдевозносилисвои
мелколистные жиденькие вершины. Поддвумяизнихвиднабылабеседкас
плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннамиинадписью:"Храм
уединенного размышления"; пониже пруд, покрытый зеленью, что, впрочем, нев
диковинку в аглицких садах русских помещиков. У подошвы этого возвышения,и
частию по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатыеизбы,
которые герой наш, неизвестно по каким причинам,втужминутупринялся
считать и насчитал более двухсот; нигде междунимирастущегодеревцаили
какой-нибудь зелени; везде глядело толькооднобревно.Видоживлялидве
бабы, которые, картинно подобравши платья иподтыкавшисьсовсехсторон,
брели по колени в пруде, влача за два деревянные клячаизорванныйбредень,
где видны были два запутавшиеся рака иблестелапопавшаясяплотва;бабы,
казались, были между собою в ссоре и за что-топеребранивались.