Солнце всплыло над верхушкамизеленойкладбищенскойрощи.Арье-Лейб
поднес пальцы к глазам. Из потухших впадин выдавилась слеза.
Каштановая аллея, светясь, уходила к мертвецкой. Каштаны были вцвету,
деревья несли высокиебелыецветынарастопыренныхлапах.Незнакомая
женщина в шали, туго подхватывавшей грудь, хозяйничала вмертвецкой.Там
все было переделано наново -стеныукрашеныелками,столывыскоблены.
Женщина обмывала младенца. Она ловко ворочала егосбокунабок:вода
бриллиантовой струей стекала по вдавившейся, пятнистой спинке.
Бройдин в крагахсиделнаступенькахмертвецкой.Унегобылвид
отдыхающего человека. Он снял свое кепи и вытирал лоб желтым платком.
- В союзе я так исказалатоварищуАндрейчику,-голоснезнакомой
женщины был певуч,-мыработынебежим...Онаспустьспросятв
Екатеринославе... Екатеринослав знает нашу работу...
- Устраивайтесь, товарищ Блюма, устраивайтесь, - мирно сказалБройдин,
пряча в карман желтый платок, - со мнойможноладить...Сомнойможно
ладить,-повторилониобратилсверкающиеглазакАрье-Лейбу,
подтащившемуся к самому крыльцу, - не надо только плевать мне в кашу...
Бройдиннеокончилсвоейречи:уворотостановиласьпролетка,
запряженная высокой вороной лошадью. Из пролетки вылез заведующий комхозом
в отложной рубашке. Бройдин подхватил его и повел к кладбищу.
Старый портняжеский подмастерьепоказалсвоемуначальникустолетнюю
историюОдессы,покоящуюсяподгранитнымиплитами.Онпоказалему
памятникиисклепыэкспортеровпшеницы,корабельныхмаклерови
негоциантов, построивших русский Марсель на местепоселкаХаджибей.Они
лежали тут - лицом к воротам - Ашкенази,ГессеныиЭфрусси,-лощеные
скупцы, философические гуляки, создатели богатствиодесскиханекдотов.
Они лежали под памятниками из Лабрадора и розовогомрамора,отгороженные
цепями каштанов и акаций от плебса, жавшегося к стенам.
- Они не давали жить при жизни, - Бройдин стучал по памятникусапогом,
- они не давали умереть после смерти...
Воодушевившись,онрассказалзаведующемукомхозомсвоюпрограмму
переустройства кладбища и план кампании против погребального братства.
- И вот этих убрать, - заведующийуказалнанищих,выстроившихсяу
ворот.
- Делается, - ответил Бройдин, - понемножку все делается...
- Ну, двигай, - сказал заведующий Майоров, - у тебя, отец, порядочек...
Двигай...
Он занес ногу на подножку пролетки и вспомнил о Федьке.
- Это что за петрушка была?..
- Контуженый парень, -опустивглаза,сказалБройдин,-ибывает
невыдержанный... Но теперь ему объяснили, и он извиняется...
- Варит котелок, - сказал Майоров своему спутнику, отъезжая, - ворочает
как надо...
Высокаялошадьнеслакгородуегоизаведующегоотделом
благоустройства.
..
Высокаялошадьнеслакгородуегоизаведующегоотделом
благоустройства. По дороге им встретились Старики и старухи, выгнанныеиз
богадельни. Они прихрамывали, согнувшись под узелками,иплелисьмолча.
Разбитныекрасноармейцысгонялиихвряды.Тележкипарализованных
скрипели. Свист удушья, покорное хрипение вырывалосьизгрудиотставных
канторов,свадебныхшутов,поварихнаобрезанияхиотслуживших
приказчиков.
Солнце стояло высоко. Зной терзал груду лохмотьев, тащившихся по земле.
Дорога их лежала побезрадостному,выжженномукаменистомушоссе,мимо
глинобитных хибарок,мимополей,задавленныхкамнями,мимораскрытых
домов, разрушенных снарядами, и чумной горы. Невыразимопечальнаядорога
вела когда-то в Одессе от города к кладбищу.
ДИ ГРАССО
Мне былочетырнадцатьлет.Япринадлежалкнеустрашимомукорпусу
театральных барышников. Мой хозяин был жулик с всегда прищуренным глазом и
шелковыми громадными усами. Звали его Коля Шварц. Я угодил кнемувтот
несчастный год, когда в Одессе прогорела итальянскаяопера.Послушавшись
рецензентов из газеты, импресарио не выписал на гастроли АнсельмииТито
Руффо и решил ограничиться хорошим ансамблем. Он был наказанзаэто,он
прогорел, а с ним и мы.ДляпоправкиделнампообещалиШаляпина,но
Шаляпин запросил три тысячи за выход.Вместонегоприехалсицилианский
трагик ди Грассо с труппой. Их привезли в гостиницунателегах,набитых
детьми, кошками, клетками, в которых прыгали итальянскиептицы.Осмотрев
этот табор, Коля Шварц сказал:
- Дети, это не товар...
Трагик после приезда отправился с кошелкой на базар. Вечером - с другой
кошелкой - он явился втеатр.Напервыйспектакльсобралосьедвали
пятьдесят человек. Мы уступали билеты за полцены, охотников не находилось.
Играли в тот вечер сицилианскую народную драму,историюобыкновенную,
как смена дня и ночи. Дочь богатого крестьянина обручилась с пастухом. Она
была верна ему до тех пор, пока из города не приехалбарчуквбархатном
жилете. Разговаривая с приезжим,девушканевпопадхихикалаиневпопад
замолкала. Слушая их, пастух ворочалголовой,какпотревоженнаяптица.
Весь первый акт он прижимался к стенам,куда-тоуходилвразвевающихся
штанах и, возвращаясь, озирался.
- Мертвое дело, - сказалвантрактеКоляШварц,-этотовардля
Кременчуга...
Антракт был сделан для того,чтобыдатьдевушкевремясозретьдля
измены. Мы не узнали ее во втором действии - она была нетерпима, рассеянна
и, торопясь, отдала пастуху обручальное кольцо. Тогда он подвел ее к нищей
и раскрашенной статуе святой девы и на сицилианском своем наречии сказал:
- Синьора, - сказал он низким своим голосом и отвернулся, - святая дева
хочет, чтобы вы выслушали меня... Джованни, приехавшему из города,святая
дева даст столько женщин, сколько он захочет; мне же никто не нужен, кроме
вас, синьора.