Бенчик стоял налевомфлангеуголубятни.Левка
стоял на правом фланге у дворницкой.
- Люди и хозяева! - сказал Мендель Крик чуть слышно и опустилкнут.-
Вот смотрите на мою кровь, которая заносит на меня руку.
И, соскочив с биндюга, старик кинулся к Бене иразмозжилемукулаком
переносье. Тут подоспел Левка и сделал что мог. Он перетасовал лицо своему
отцу, как новую колоду. Но старик был сшит из чертовой кожи, и петлиэтой
кожи были заметаны чугуном. Старик вывернул Левке руки икинулназемлю
рядом с братом. Он сел Левке на грудь, и женщины закрыли глаза,чтобыне
видеть выломанных зубов старика и лица, залитого кровью. И в это мгновение
жители неописуемой Молдавы услышали быстрые шаги Двойры и ее голос:
- За Левку, - сказала она, - за Венчика, за меня,Двойру,изавсех
людей, - и провалила папаше голову друшляком.Людивскочилинаногии
побежали к ним, размахивая руками. Они оттащили старика к водопроводу, как
когда-то Двойру, и открыли кран. Кровь текла по желобу, как вода,ивода
текла, каккровь.МадамГоробчикпротискаласьбокомсквозьтолпуи
приблизилась, подпрыгивая, как воробей.
- Не молчи,Мендель,-сказалаонашепотом,-кричичто-нибудь,
Мендель...
Но, услышав тишину во дворе и увидев, что старикприехалсработыи
кони не распряжены и никто нельетводынаразогревшиесяколеса,она
кинулась прочь и побежала по двору, каксобакаотрехногах.Итогда
почетные хозяева подошли ближе. Папаша Крик лежал бородою кверху.
- Каюк, - сказал Фроим Грач и отвернулся.
- Крышка, - сказал Хаим Дронг,нокузнечныймастерИванПятирубель
помахал указательным пальцем перед самым его носом.
- Трое на одного, - сказал Пятирубель, - позор для всей Молдавы, но еще
не вечер. Не видел я еще того хлопца, который кончит старого Крика...
- Уже вечер, - прервал его Арье-Лейб, неведомо откуда взявшийся, -уже
вечер, Иван Пятирубель. Не говори"нет",русскийчеловек,когдажизнь
шумит тебе "да".
И, усевшись возле папаши, Арье-Лейб вытер ему платкомгубы,поцеловал
его в лоб и рассказал ему о царе Давиде, о царе над евреями, имевшем много
жен, много земель и сокровищ и умевшем плакать вовремя.
- Не скули, Арье-Лейб,-закричалемуХаимДронгисталтолкать
Арье-Лейба в спину, - не читай нам панихид, ты не у себя на кладбище!
И, оборотившись к папаше Крику, Хаим Дронг сказал:
- Вставай, старыйломовик,прополощиглотку,скажинамчто-нибудь
грубое, как ты это умеешь, старый грубиян, и приготовьпаруплощадокна
утро, бо мне надо возить отходы...
И весь народ стал ждать, что скажетМендельнасчетплощадок.Ноон
молчал долго, потом открыл глаза и стал разевать рот, залепленный грязью и
волосами, и кровь проступила у него между губами.
- У меня нет площадок, - сказал папаша Крик, - меня сыныубили.Пусть
сыны хозяйнуют.
И вот не надо завидоватьтем,ктохозяйнуетнадгорькимнаследием
Менделя Крика.
Не надо им завидовать, потому что всекормушкивконюшне
давно сгнили, половину колес надо было перешиновать. Вывеска надворотами
развалилась, на ней нельзя было прочесть ни одного слова, и у всех кучеров
истлело последнее белье. Полгорода было должноМенделюКрику,нокони,
выбирая овес из кормушки, вместе с овсом слизывали цифры, написанные мелом
на стене. Целый день к ошеломленным наследникам ходили какие-томужикии
требовали денег за сечку и ячмень. Целый день ходили женщины и выкупали из
заклада золотые кольца иникелированныесамовары.Покойушелиздома
Криков, но Беня, которому через несколько месяцев сужденобылосделаться
Беней Королем, несдалсяизаказалновуювывеску"Извозопромышленное
заведение Мендель Крик и сыновья". Это должно было быть написанозолотыми
буквами по голубому полю и перевито подковами, отделанными под бронзу.Он
купил еще штуку полосатого тика на исподники для кучеров и неслыханный лес
для ремонта площадок. Он подрядилПятирубелянацелуюнеделюизавел
квитанции для каждого заказчика. И к вечеру следующегодня,знайтеэто,
люди, он уморился больше, чем; если бы сделал пятнадцать туров из Арбузной
гавани на Одессу Товарную. И к вечеру, знайте это, люди, он не нашелдома
ни крошки хлеба и ни одной перемытой тарелки. Теперь обнимите умом заядлое
варварствомадамГоробчик.Невыметенноесметьележаловкомнатах,
небывалый телячий холодец выбросили собакам. И мадамГоробчикторчалау
мужниной лежанки, как облитая помоями ворона на осенней ветке.
- Возьми их под заметку, - сказал тогда Венчик младшему брату, -держи
их под микроскопом, эту пару новобрачных, потому, сдается мне, Левка,они
копают на нас.
Так сказал Левке брат его Венчик, видевший всех насквозь своими глазами
Бени Короля, но он, Левка-подпасок, не поверил илегспать.Папашаего
тоже храпел уже на своих досках, а мадам Горобчикворочаласьсбокуна
бок. Она плевала на стены и харкала на пол. Вредный характер еемешалей
спать. Под конец заснулаиона.Звездырассыпалисьпередокном,как
солдаты, когда они оправляются, зеленые звезды по синемуполю.Граммофон
наискосок, у Петьки Овсяницы, заиграл еврейские песни, потомиграммофон
умолк. Ночь занималась себе своим делом, и воздух, богатый воздух лилсяв
окно к Левке, младшему из Криков. Он любилвоздух,Левка.Онлежал,и
дышал, и дремал, и игрался с воздухом. Богатое настроение испытывал он,и
это было до тех пор, пока наотцовскойлежанкенепослышалсяшорохи
скрип. Парень прикрыл тогда глаза и выкатил на позициюуши.ПапашаКрик
поднял голову, как нюхающая мышь, и сполз с лежанки. Старик вытянул из-под
подушки торбочку с монетой и перекинул через плечо сапоги. Левкадалему
уйти, потому что куда он мог уйти, старый пес? Потом парень вылез вслед за
отцом и увидел, что Венчик ползет с другойстороныдвораидержитсяу
стенки. Старик подкрался неслышно к биндюгам, он всунул голову в конюшню и
засвисталлошадям,илошадисбежались,чтобыпотеретьсямордамиоб
Менделеву голову. Ночь была во дворе, засыпанная звездами, синимвоздухом
и тишиной.