Теперь вы знаете все. Вы знаете, кто первыйпроизнесслово"король".
Это был Мойсейка. Вы знаете, почему он не назвал так ни одноглазого Грача,
ни бешеного Кольку. Вы знаете все. Но чтопользы,еслинаносуувас
по-прежнему очки, а в душе осень?..
ОТЕЦ
Фроим Грач был женат когда-то. Это было давно, стоговременипрошло
двадцать лет. Жена родила тогда Фроиму дочку и умерлаотродов.Девочку
назвали Басей. Ее бабушка по матери жила вТульчине.Старуханелюбила
своего зятя. Она говорила о нем: Фроим по занятию ломовойизвозчик,иу
него есть вороные лошади, но душа Фроима чернее,чемворонаямастьего
лошадей...
Старуха не любила зятя и взяла новорожденнуюксебе.Онапрожилас
девочкой двадцать лет и потом умерла.ТогдаБаськавернуласьксвоему
отцу. Это все случилось так.
В среду, пятого числа, Фроим Грач возил в порт напароход"Каледония"
пшеницу из складов общества Дрейфус. К вечеру он кончилработуипоехал
домой. НаповоротесПрохоровскойулицыемувстретилсякузнецИван
Пятирубель.
-Почтение,Грач,-сказалИванПятирубель,-какая-тоженщина
колотится до твоего помещения...
Грач проехал дальше и увидел на своем дворе женщину исполинского роста.
У нее были громадные бока и щеки кирпичного цвета.
- Папаша, - сказала женщинаоглушительнымбасом,-меняужечерти
хватают со скуки. Я жду вас целый день... Знайте,чтобабушкаумерлав
Тульчине.
Грач стоял на биндюге и смотрел на дочь во все глаза.
- Не крутись перед конями, - закричал он в отчаянии, - бериуздечкуу
коренника, ты мне коней побить хочешь...
Грач стоял на возу иразмахивалкнутом.Баськавзялакоренниказа
уздечку и подвела лошадей к конюшне. Она распрягла их и пошла хлопотать на
кухню. Девушка повесила на веревку отцовские портянки, она вытерлапеском
закопченный чайник и стала разогревать зразу в чугунном котелке.
- У вас невыносимый грязь, папаша, - сказала она ивыбросилазаокно
прокисшие овчины, валявшиесянаполу,-ноявыведуэтотгрязь,-
прокричала Баська и подала отцу ужинать.
Старик выпил водки из эмалированного чайника и съел зразу, пахнущую как
счастливое детство. Потом он взял кнут и вышел за ворота.Тудапришлаи
Баська вслед за ним. Она одела мужские штиблеты иоранжевоеплатье,она
одела шляпу, обвешанную птицами, и уселась на лавочке. Вечер шаталсямимо
лавочки, сияющий глаз заката падалвморезаПересыпью,инебобыло
красно, как красное число в календаре.Всяторговляприкрыласьужена
Дальницкой, и налетчики проехали на глухую улицу к публичному домуИоськи
Самуэльсона. Они ехали в лаковых экипажах, разодетые, как птицы колибри, в
цветных пиджаках. Глаза их были выпучены, одна нога отставлена к подножке,
и в стальной протянутой руке они держали букеты, завороченные в папиросную
бумагу. Отлакированные их пролетки двигались шагом, в каждом экипаже сидел
один человек с букетом, и кучера,торчавшиенавысокихсиденьях,были
украшены бантами, как шафера на свадьбах.
Отлакированные их пролетки двигались шагом, в каждом экипаже сидел
один человек с букетом, и кучера,торчавшиенавысокихсиденьях,были
украшены бантами, как шафера на свадьбах. Старые еврейки в наколках лениво
следили течение привычной этой процессии - они были ковсемуравнодушны,
старыееврейки,итолькосыновьялавочниковикорабельныхмастеров
завидовали королям Молдаванки.
СоломончикКаплун,сынбакалейщика,иМоняАртиллерист,сын
контрабандиста, были в числе тех, ктопыталсяотвестиглазаотблеска
чужой удачи. Оба они прошли мимо нее, раскачиваясь, как девушки,узнавшие
любовь, они пошептались между собой и стали двигать руками, показывая, как
бы они обнимали Баську, если б она этого захотела. И вот Баська тотчасже
этого захотела, потому чтоонабылапростаядевушкаизТульчина,из
своекорыстного подслеповатого городишки. В ней было весу пять пудов иеще
несколько фунтов, всю жизнь прожилаонасехиднойпоросльюподольских
маклеров, странствующих книгонош, лесных подрядчиков и никогданевидела
таких людей, как Соломончик Каплун. Поэтому, увидев его, она стала шаркать
по земле толстыми ногами, обутыми в мужские штиблеты, и сказала отцу.
- Папаша, -сказалаонагромовымголосом,-посмотритенаэтого
господинчика: у него ножки, как у куколки, я задушила бы такие ножки...
- Эге, пани Грач, -прошепталтогдастарыйеврей,сидевшийрядом,
старый еврей, по фамилииГолубчик,-явижу,дитевашепроситсяна
травку...
- Вот морока на мою голову, - ответил Фроим Голубчику, поиграл кнутом и
пошел к себе спать и заснул спокойно, потому что не поверил старику. Он не
поверил старику и оказался кругомнеправ.ПравбылГолубчик.Голубчик
занимался сватовством на нашейулице,поночамончиталмолитвынад
зажиточными покойниками и знал о жизни все, что можно о нейзнать.Фроим
Грач был неправ. Прав был Голубчик.
И действительно, с этогодняВаськавсесвоивечерапроводилаза
воротами. Она сидела на лавочке и шила себе приданое.Беременныеженщины
сидели с ней рядом; груды холста ползли по ее раскоряченным могущественным
коленям; беременные бабы наливалисьвсякойвсячиной,каккоровьевымя
наливается на пастбище розовым молоком весны, и в это время мужья их, один
задругимприходилисработы.Мужьябранчливыхженотжималипод
водопроводным краном всклокоченные своибородыиуступалипотомместо
горбатым старухам. Старухи купали в корытах жирных младенцев, онишлепали
внуков по сияющим ягодицам и заворачивали их в поношенные свои юбки. И вот
Баська из Тульчина увидела жизнь Молдаванки, щедрой нашей матери, - жизнь,
набитую сосущими младенцами, сохнущим тряпьем и брачныминочами,полными
пригородного шику и солдатской неутомимости. Девушка захотела и себе такой
же жизни,ноонаузналатут,чтодочьодноглазогоГрачанеможет
рассчитывать на достойную партию. Тогда она перестала называть отца отцом.