– Нет бы сказала: пустил бы себе пулю в лоб и дал бы пожить спокойно. Хотя это выход. Тебе такое не приходило в голову?
– Мне в голову приходят только светлые мысли. Вообще, я хотела поговорить не о том, что ты упорно не веришь в мои чувства, а о твоих отношениях с Дедом.
– Это одно и то же, – огорошил он.
– Что? – спросила я.
– Это все звенья одной цепи, как сказали бы в романе.
– Тимур, ты сукин сын. Ты портишь жизнь себе и мне.
– Я знаю.
– Нет, ты не знаешь. Ты не желаешь мне верить. Все мои слова ты считаешь враньем, все мои поступки сплошным упрямством.
– Ах, детка, детка. Я прекрасно знаю, если бы у тебя был выбор, ты бы…
– Рада, что ты все решил за меня.
– Иди к черту, детка.
– Может, ты для разнообразия забудешь мои старые грехи и мы…
– У тебя один грех, зато какой: ты не любишь меня. Ты стараешься, очень стараешься, только это впустую.
– Все, хватит, – не выдержала я. – Убирайся. Катись отсюда и не появляйся мне на глаза.
– Отлично. Скажи, тебе стало легче?
– Идиот! – рявкнула я, схватила вазу и запустила ее в стену, она ударилась о камин и разлетелась по ковру осколками. Сашка, выскочив из кухни, отчаянно залаял.
– А ты молчи! – прикрикнула я. Сашка завыл, глядя на Тимура.
– Неплохой бросок, – кивнул тот. – Я знаю, как ты любишь бить посуду, так что продолжай, не стесняйся.
– Надо было бы запустить се в твою голову.
– Твое желание мне понятно.
– Перестань. Что ты делаешь? Какого черта, а? Я действительно тебя люблю.
– А вот это ты зря. Ты не любишь, ты позволяешь себя любить. Это разные вещи. Ты позволяешь себя любить и зеваешь во весь рот от скуки. Тебе нужны страсти, дорогая. Вот если бы я ни в грош тебя не ставил, а еще лучше – заставлял страдать, вот тогда бы ты меня полюбила. Тебе обязательно надо страдать. Ты чокнутая сука, и я с тобой окончательно спятил.
– С последним утверждением я согласна. Теперь, когда я разбила вазу, а ты смог высказаться… – Если честно, в тот момент я все‑таки надеялась, что мы сможем успокоиться и поговорить. Но я очень заблуждалась. Тагаев направился к двери, я схватила его за руку, он толкнул меня, а я заорала:
– Все, катись!
Он переобулся в холле, схватил куртку, не глядя в мою сторону, вышел и хлопнул дверью. А мне вдруг сделалось невыносимо больно, хотя и до той поры хорошо не было.
Я села на диван, обхватила себя за плечи и уставилась в пол. Сашка подполз ко мне и ткнулся носом мне в ноги.
– Твой приятель идиот. Слышишь? Сам дурак и меня достал.
Я взяла Сашку на руки и заревела. В основном от обиды.. А еще от страха. Вдруг во всем том, что он здесь наговорил, есть правда? Я любила Деда. Я любила Лукьянова. И тот, и другой заставляли меня страдать. Может, я действительно чокнутая сука?
– Эй, пес, – позвала я. – По‑твоему, он прав? – Сашка вздохнул, а мне стало стыдно. – Идем чай пить. И перестань демонстрировать глубокое горе. Никуда твой Тимур не денется. Погуляет, вернет мозги на место, а потом явится и будет делать вид, что ничего не случилось.
Держа Сашку на руках, я прошла в кухню, заварила чай, грохоча посудой, швырнула крышку от сковородки, уперлась руками в стол и покачала головой.
– Полный дурдом, – пожаловалась я своей собаке. Пить чай не хотелось. Я бестолково сновала по кухне, задержалась у окна, составляя длинные оправдательные речи. Оправдываться вроде не в чем, но так получалось.
Оправдываться вроде не в чем, но так получалось. – Черт, как все глупо, – бормотала я, злясь на себя, на Тимура, на ни в чем не повинного Сашку.
Странно, что я никак не могла успокоиться. Напротив, лихорадочно шагала из угла в угол, потом меня начала бить дрожь. Внутренности сводило судорогой, точно перед прыжком с огромной высоты, пока вдруг не пришла мысль: «Что‑то случилось». Я постаралась взять себя в руки. Что могло случиться с этим сукиным сыном? Шляется по улицам или сидит в каком‑нибудь кабаке. Я набрала номер его мобильного. Ясно, что разговор сейчас ни к чему хорошему не приведет, особенно по телефону, впрочем, я и не собиралась с ним говорить, просто хотела убедиться… «Телефон выключен или находится вне зоны действия сети». Разумеется, он его выключил. Я звонила еще раз пять, не в силах остановиться, пока не услышала, что телефон трезвонит в гостиной, он был прикрыт подушкой, Тимур забыл его на диване.
– Черт, – сказала я в досаде. Замерла возле окна. Страшно хотелось курить, но сигарет в доме не было.
Чего ж так хреново‑то, господи? Я прошла в кухню и часа полтора нарезала круги там. Сашка с печалью наблюдал за мной, лежа в кресле.
– Где его черти носят, – пробормотала я, этого Сашка не знал и только вздохнул в ответ.
Через два часа я потащила его гулять в глупой надежде, что Тагаев бродит вокруг дома.
– Не такой он дурак, как кажется, – констатировала я примерно через час. Позвонила в «Шанхай», потом в «Пирамиду». Тимура там не было, или он просто не желал, чтобы я знала, где он. В конце концов, я села в машину и сама отправилась в «Шанхай». Охранник при виде меня выразил недоумение, ресторан давно закрылся.
– Тимур Вячеславович здесь?
– Нет.
– А был сегодня?
– Я не видел.
Я позвонила в его квартиру, бесконечные гудки. Начало светать, в глаза точно песка насыпали, пора прекратить дурацкое патрулирование улиц.
Я вернулась домой в тайной надежде, что Тимур уже там. Сашка скулил в холле. Я прошла в гостиную и принялась названивать по всем возможным телефонам. Мне было совершенно безразлично, как к этому отнесутся люди, которых я поднимаю с постели на рассвете, мне было безразлично, как к этому отнесется Тимур, я хотела услышать его голос, я хотела знать, что с ним все в порядке.
Последний раз я взглянула на часы в шесть утра, а потом все‑таки заснула и, засыпая, уже знала, что ничего хорошего утро мне не принесет.
Я открыла глаза, машинально взглянула на часы и схватила трубку. Первое чувство: страшное разочарование и обида, потому что голос не принадлежал Тимуру. Звонил Вешняков.
– Ольга, – сказал он со вздохом.
– Чего? – отозвалась я, стараясь справиться с желанием сиюсекундно разреветься.
– Я это… Ты в курсе?
– Что, еще один покойник?
– Уже знаешь? А я тебе звонить боялся. Смалодушничал, пусть, думаю, кто‑нибудь другой.
– Чего ты мелешь? – насторожилась я.
– Так ты знаешь иди нет? – забеспокоился он.
Я заподозрила, что он хочет немедленно бросить трубку, и взяла себя в руки.
– Может, ты объяснишь по‑человечески, что случилось?
Он тяжко вздохнул:
– Тагаев арестован.
Страх медленно исчезал.
– За что? – буркнула я.
– За убийство гражданки Гавриловой.