Галя без сил опустилась на скамью. Историю про крестик она выдумала – иначе Тата не соглашалась его носить.
«Никакого переезда к Климу не будет…»
– Ну и хорошо, что ты вернулась, – неживым голосом произнесла Галя. – Я страшно по тебе соскучилась.
Тата так изумилась, что аж привстала на своем тюфячке. Голова ее запуталась в висевшей на вешалках одежде.
– Ты что – совсем на меня не сердишься? – спросила она, раздвигая полы юбок.
Тата перебралась к матери на скамью, и они долго сидели, обнявшись, и плакали.
– Я думала, что ты замуж за дядю Клима собралась, – всхлипывала Тата. – Я не хотела вам мешать…
– Да бог с тобой! У нас и разговора-то такого не было.
– Это очень хорошо, что ты разобралась в его гнилой сущности! С такими типами надо бороться! И еще у него надо забрать Китти – как думаешь, это можно сделать? Давай напишем в органы, чтобы нам отдали ее на воспитание?
Тата была безнадежна. Ее не возмущало то, что интернатские дети лезут в ее дела, именно потому, что она сама была готова указывать окружающим, как им жить, что носить и во что верить.
Галя не могла спасти своего ребенка: разрыв поколений – трагический и безысходный, – привел к тому, что они вообще не понимали друг друга.
«Что же мне теперь делать?» – в растерянности думала Галя.
Она должна была принести в жертву либо себя, либо ребенка. Вернешь Тату в интернат, и безжалостные пионеры затравят ее, а если она останется в Москве – значит, о собственной личной жизни можно забыть.
В дверь постучали.
– Эй, Галина! – послышался голос Митрофаныча. – Принимай работу – сегодня письмо из Нижегородского архива прислали!
В щель под дверью влетел большой надорванный конверт.
3.
Галя пошла в ванную, разожгла колонку, но так и не залезла в воду. Она сидела на полу под сохнувшими на трубе тряпками и, рыдая, разбирала архивные выписки.
Мужчина, которого Галя любила больше жизни, все время лгал ей. Он родился в семье окружного прокурора, был дворянином и наследником крупного состояния. В 1917 году он приехал в Нижний Новгород, будучи аргентинским, а не американским подданным, – об этом имелось свидетельство из участка, где он проходил регистрацию. В 1919 году Клим работал в газете «Нижегородская коммуна» – вот, пожалуйста, сведения об уплате профсоюзных взносов.
А вот выписка о регистрации брака с Купиной Ниной Васильевной – декабрь 1918 года. Венчались они в Георгиевской церкви – той самой, о которой Клим так сокрушался.
Была еще справка из военкомата: в разгар наступления Деникина товарищ Рогов (тогда еще товарищ, а не мистер!) выехал на фронт в качестве руководителя бригады красных агитаторов. После этого никаких известий о нем не было.
Все это могло означать только одно: Клим Рогов перешел на сторону белых, эмигрировал, а потом вернулся в СССР, чтобы разыскать жену. Но она ему отказала: этим и объяснялась «рождественская история» и все то, что последовало за ней.
А ребеночек у них был не родной.
Первой мыслью Гали было броситься к Алову и сдать Клима с потрохами. Бумаг, которые ей достались, было достаточно, чтобы погубить его – даже если он не имел никакого отношения к белогвардейским организациям.
В ее памяти всплыл окровавленный «воронок» и веселый Ибрагим со шлангом. Алов будет счастлив и выпишет Гале пару фунтов повидла или отрез габардина, Тата будет довольна…
Галя поднялась, открыла заслонку на водогрейке и принялась совать бумаги в тлеющие угли. Пламя взметнулось вверх, и в лицо Гале пахнуло жаром.
В дверь постучала соседка тетя Наташа:
– Чего у тебя там горит? Развела вонь на весь коридор!
– Я сейчас… сейчас… – бессмысленно повторяла Галя.
Плевать, что Клим белогвардеец! Пусть он будет хоть террористом – она не могла без него жить.
4.
«Книга мертвых»
5.
Глава 28. Шоферские курсы
1.
Целый день Клим ездил по московским рынкам, чтобы написать статью об экономической ситуации в Москве.
Он разговорился с мужиком, продававшим конские хвосты, которые шли на изготовление мягкой мебели.
– Как же лошадь без хвоста будет? – удивился Клим. – Ее же мухи заедят!
Но мужик только пожал плечами:
– Сейчас все сдают коней на мясо. Тех, у кого есть лошади, называют кулаками и обкладывают дополнительным налогом. А если ты гол, как сокол, то в следующем году можно будет вступить в колхоз и получить трактор.
Что такое «колхоз» мужик не знал и не хотел знать.
– Ничего, проживем как-нибудь, – равнодушно сказал он. – Не может же Рассея взять и окочуриться?
«Еще как может», – подумал Клим.
Россия погибала частями: в Мировой войне сгинуло восемьсот тысяч человек, в Гражданской – десять миллионов, за время голода в Поволжье – еще пять. Это ж население целой страны вроде Румынии! Причем официальной статистике вряд ли стоило верить: потери наверняка были куда больше.
А что ждало СССР во время грядущей пятилетки, даже страшно было представить. Угроза голода и невероятных лишений была более, чем реальна.
2.
Клим приехал на шоферские курсы в самом угрюмом расположении духа. Занятия еще не начались, и будущие водители – молодые парни в рабочих спецовках – столпились перед запертой дверью в классную комнату.
Клим подошел ближе и замер, услышав Нинин голос.
– Самовар потух, и моя дочь решила «поддать огоньку» – рассказывала она. – Взяла и плеснула в него керосину, но не в трубу, а в воду. Хозяйка пришла, налила себе чашку – а из нее бог весть чем воняет!
Парни захохотали.
На Нине было голубое платье и ажурная белая шаль с длинной бахромой. Простой наряд, золотой загар и обольстительная девчоночья улыбка – разумеется, будущие шоферы не могли отвести от нее глаз.
Заметив Клима, Нина чуть заметно кивнула и продолжила:
– Хозяйка побежала к соседям спрашивать – почудился ей запах керосина или нет, а моя Китти испугалась, что ей попадет, и «исправила положение»: вылила в самовар флакон одеколона!
«Вернулась-таки! – подумал Клим, чувствуя, как у него теплеет на сердце. – Ну что ж, интересно, что она теперь устроит».
Явился преподаватель – пузатый смешливый старик с закрученными кверху усами. Он открыл дверь, и ученики ввалились в класс, увешенный таблицами пересчета аршин в метры и фунтов в килограммы. Нина села впереди вместе с каким-то белокурым невежей, который не потрудился снять картуз в помещении, а Клим отправился на «камчатку» – на самую последнюю парту.
Преподаватель повесил на доску схему автомобиля.
– Мы с вами будем разбирать современную легковую машину модели «Форд-Т» с четырехцилиндровым двигателем. Данный автомобиль обладает мощностью в двадцать лошадиных сил и развивает бешеную скорость в 70 километров в час или, по-нашему, 65 верст.
Клим не отрывал взгляда от кудрявого затылка Нины, но она ни разу не оглянулась. У нее был такой вид, будто ей действительно интересно, где у машины находится топливный бак и как с помощью специальной линейки измерять уровень бензина.
Во время перемены Нина опять собрала вокруг себя поклонников и принялась рассказывать байки про свое крымское житье-бытье. Клим стоял чуть поодаль и слушал, мрачнея с каждой минутой. К нему подошел маленький ушастый красноармеец.
– Эх, первосортная бабенка! – сказал он, показывая на Нину. – И ведь дает кому-то – как же без этого?
Клим едва удержался, чтобы не съездить ему по морде.
После занятий Нина распрощалась с новыми знакомыми и ушла.
Клим подсчитал свои трофеи на личном фронте: кивок головы – одна штука.
3.
Клим был уверен, что Нина записалась на курсы шоферов только из-за него, но она совершенно не обращала внимание на бывшего мужа. На переменах вокруг нее всегда собиралась толпа, и Клим сумел поговорить с Ниной, только когда их обоих заставили залезть под старенький фордик.
– Нашли рессору? – спросил преподаватель.
– Нашла, – отозвалась Нина.
– Если машина сломается по дороге, вам придется чинить ее в самостоятельном порядке. Приступайте! А вы, товарищ Рогов, наблюдайте за ней и помогайте, если надо.
Гайку заело, и сколько Нина ни пыталась отвинтить ее, у нее ничего не выходило.
– Давай я! – предложил Клим, но она лишь досадливо дернула плечом:
– Не надо.
– Тебе же просто силы не хватает.
– Зато у меня упорства – хоть отбавляй.
С этим было не поспорить.
Нина таки открутила гайку и под одобрительные крики шоферов вручила ее преподавателю.
– Терпение и труд все перетрут! – сказал тот, пожимая ей руку.
После занятий Клим подошел к Нине.
– Ты меня ни разу не спросила о Китти. Тебе не интересно, как она поживает?
– А я знаю, – спокойно отозвалась она. – Капитолина приводит ее на занятия в детской библиотеке, и мы там встречаемся.
Клим не знал, что и сказать.
– А где Элькин? – спросил он.
– Остался в Крыму. Он сделал мне предложение, но я ему объяснила, что у нас ничего не выйдет.
– Почему?
– Догадайся с трех раз! – рассмеялась Нина и, помахивая сумочкой, пошла по дорожке к парку.
4.
Китти призналась, что она действительно встречается с мамой. Капитолина, помнившая Нину по прежним временам, решила, что та устроилась воспитательницей в детскую библиотеку, и попросту оставляла ей ребенка и уходила по своим делам.
– Почему ты мне ничего не сказала? – строго спросил Клим Китти.
– Потому что ты уже отнял у меня Тату!
На нее было больно смотреть: Китти была уверена, что папа сейчас введет очередной запрет, и заранее приготовилась плакать.
Клим притворился, что ему нет дела до ее тайных свиданий с матерью.
Три раза в неделю он тоже виделся с Ниной, вернее, виделее – она чаще разговаривала с гардеробщиком, чем с ним.
Она была близка и в то же время недоступна; она сделала все, чтобы превратить себя в ценный приз – именно поэтому ее окружал сонм почитателей. Она заставляла Клима думать о себе и гадать, где она живет, как зарабатывает и какие строит планы. Ее окружала тайна .
Странное это было чувство: знать, что тебя беззастенчиво соблазняют, возмущаться этим и в то же время с нетерпением ждать очередного сеанса душевных пыток.
Клим приметил, что после занятий Нина не идет со всеми на остановку, а торопливо бежит в парк. Так повторялось из раза в раз, и это могло означать только одно: она с кем-то там встречалась.
Разумеется, Клим не выдержал и однажды отправился вслед за ней.
Вечернее небо было чистым и нежным, а над запоздалыми цветами летали простенькие московские бабочки.
Клим шел в некотором отдалении от Нины и злился на несущихся навстречу велосипедистов, которые кричали ему «Поберегись!» Не дай бог Нина обернется и увидит его!
Когда она исчезла за поворотом, Клим прибавил шагу. Он уже представлял, как наткнется на какого-нибудь красного командира, поджидающего Нину на лавочке, но вместо этого он застал ее в компании большого серого гуся: она стояла на берегу пруда и кормила его с ладони.
Завидев чужака, гусь встрепенулся, растопырил крылья и с шипением пошел на Клима.