прикосновения,тихий не тошепот, не торопот, не тостон — иллюзияжизни, но такаяяркая иллюзия!Наверное, СавваСтрельниковбыл не простогением. В каком-тосмысле он тожебыл особенным,таким, как Арсений.Только Арсенийумел чувствоватьпотусторонниймир, а Саввакаким-то непостижимымобразом научилсяего создавать.
Затылкакоснулосьчто-то прохладное,невесомое.Мужчина едване вскрикнулот неожиданности,развернулсярезко, всемкорпусом.
Вмутном светефонарика еелицо было грустным,она улыбаласьодними губами,в глазах стоялатоска, тонкиепальцы правойруки перебиралиструны арфы,а свободнаялевая тянуласьк Арсению в нето умоляющем,не то предупреждающемжесте. Терпсихора,изящная и прекрасная,пожелала коснутьсяего, простогосмертного. Аможет, все гораздопроще? В этойпочти кромешнойтемноте онпросто мог незаметить протянутойруки. Ведь нетздесь никакихпризраков! Нет!Он поклястьсяможет всем чемугодно, И Гримсовершенноспокоен.
Призраковнет, но все жеесть что-тостранное. Опасноели, безопасное— пока не определишь,но лучше бытьосторожнее,от каменныхдамочек держатьсяподальше. Ктоих знает — этихмуз!
Онастояла на пьедестале,возвышаясьнад остальнымисвоими мраморнымиподружками.Урания, каменноевоплощениевеликолепнойНаты, последняямуза СаввыСтрельникова.Почти живая,почти настоящая,с задумчивымвзглядом иироничнымизгибом губ.У ее ног лежалибелые лилии:то ли прощальныйподарок, то лижертвоприношение.Арсений не могизбавитьсяот этого полубезумногоощущениянеправильностипроисходящего.Он присел накорточки, коснулсягладких лепестков,пробежалсяпальцами постеблям. Ещевлажные, толькочто срезанные.Кем принесенныек ногам каменнойНаты в этотворовскойполночный час?Арсений знал— кем, был в этомпочти уверен.Садовник непонравилсяему с первоговзгляда. Илинасторожил?Было в нем что-тонеобычное,что-то такое,что не бросалосьв глаза, но зуделонад ухом надоедливымкомаринымписком, не даваярасслабитьсяили отвлечься.
Истатуя... Натане рассказывала,что Савва Стрельниковуспел воплотитьее в мраморе.Да и не былоздесь раньшеэтой статуи!Откуда взялась?Где провелавсе эти годы?Почему появиласьименно сейчас,после смертипоследней музы?
Арсенийрассеяннокоснулся каменнойруки. На ощупьмрамор оказалсятеплый, словноживой. Слишкоммного жизнив том, что должнобыть мертвым.Слишком странно.И ощущениеэто... нет, не такоеяркое, как привстрече с призраком,но все же достаточносильное. СтатуяУрании и в самомделе была чуть-чутьжива, в ней отчетливочувствовалосьлегкое, каквзмах мотылька,биение жизни.Чьей?
Апризрак Натына встречу неявился. И флейтане помогла...Если бы онабыла там, накладбище, топришла бы дажебез зова флейты,но она не пришла.Где же она?
Ураниясмотрела нанего с легкимупреком, какна нерадивогоученика, плохоусвоившегоурок.
—Ната,вы тут? — Собственныйголос показалсячужим, заполошнымэхом заметалсяв замкнутомпространствепавильона.Ответом емустал не то шепот,не то шорох, нето просто дуновениеветра.
Арсенийпопятился.Этого не моглобыть, но многоели он знает ожизни? Раньшеон не знал идесятой частитого, что знаетсейчас, а сколькоеще скрыто отневнимательныхвзглядов!
Можетбыть, не всядуша, можетбыть, лишь малаяее частичка,но в статуебыло что-то отНаты Стрельниковой,что-то живоеи беспокойное.К ноге прижалсягорячий бокГрима, к шепоту-шорохудобавилосьнастороженноеворчание. Пестоже что-точувствовал,но Арсений немог понять, чтоименно. Значит,нужно разбираться!
Онначал с Эрато,с той самой,которая встретилаего в первыйраз. Коснулсяраскрытойладошки, закрылглаза.
...Худенькаядевушка в большомне по размерупальто, с тряпичнойрозой в волосах.Видение былоярким, но мимолетным.Вот такая она— Эрато, перваянеофициальнаяжена СаввыСтрельникова.
...Натонком запястьеЭвтерпы — гранатовыйбраслет, а полныегубы кривитпрезрительнаяулыбка, но ейприятны егоприкосновения.Мертвая Эвтерпадо сих пор помнитсладость мужскихпоцелуев.
...Каллиопа.Полные плечи,белая кожа,румянец на всющеку. Красивая,пышнотелая,кутается всинюю шелковуюшаль, смотриткуда-то поверхего головы,думает о чем-тосвоем, грустит.
...Терпсихора.Изящная Терпсихоравстретила еголадонь с ласковойулыбкой, какстарая знакомая.Античная прическа,лебединая шея,струной натянутыйпозвоночники непроходящиеболи в натруженныхногах. Красивая,светлая, решительная.
...Клио.Рыжие кудри,веснушки намолочной коже,шрам на щекеи зеленая лентав волосах. Недобрыйприщур, многозначительноподжатые губы.Демон в телеангела. Клиовстретила егохолодом и презрением,но даже в холодеэтом чувствоваласьжизнь.
...Талиясмеялась звонкои задорно, смехее колокольчикомзвенел у Арсенияв ушах, от смехаэтого тонкиемраморныепальчики вздрагивали.Она была радаего приходу,она скучалав обществесвоих мраморныхподружек.
...Мельпомена.Глаза усталоприкрыты тяжелымивеками, нос сгорбинкой,гордый профильгрузинскойцарицы, надменныйразворот головы,черная волнаволос до самойпоясницы.Презрительная,высокомерная,совершеннобезжизненнаяМельпомена.Просто статуя,очень красивая,но лишеннаядаже малойтолики жизни.
Арсенийшагнул прочьот муз, смахнулвыступившийна лбу пот,зажмурился,прогоняя видения.Что же он имеет?Восемь статуй,в семи из которыхесть что-тонеобычное,вполне вероятно,мистическое,но совершеннонепонятное.Даже еслипредположить,что Савва Стрельниковувлекалсяоккультизмоми что-то сотворилсо своими музами,то почему несо всеми?.. Гдесмысл и логика?
Арсенийоткрыл глазаиз-за свербящегоощущения, чтоза ним кто-тонаблюдает.Величественная
Урания смотрелана него со своегопостамента,и во взглядеее не было надежды.Ната решила,что он не справится.Пусть так, нотеперь он ужеи сам не отступится.Слишком ужинтересназагадка, слишкомуж много личногооказалось унего в этомзапутанномделе.
Ажурнаякованая лестница,обвивающаямраморнуюколонну, пружинилапод ногами.Арсений поднималсяна второй этажнеспешно, знал,что там, наверху,на сей раз никогонет. Дверь, ведущаяв обсерваторию,оказаласьзаперта наключ, но теперь,когда он подготовился,это не былопроблемой.Пользоватьсяотмычкаминаучил егоЛысый, простотак, на всякийслучай. Вот,случай представился.
Вобсерваторииничего не изменилось:то же запустение,тот же толстыйслой пыли намассивномстоле. Угрожающаянадпись ужеедва различима.Да ему и неважно,ему сейчаснужно совсемдругое...
Навсе про всеушло несколькоминут. Нельзясказать, чтона сердце сразустало легче,но в беспросветномневедениивот-вот должнабыла забрезжитьперспектива.Надо толькопобыстреесвязаться сЛысым.
Спускатьсяпо наружнойлестнице Арсенийне стал, лишьпроверил, запертали дверь, ведущаяна смотровуюплощадку. Дверьбыла заперта,но для него этоуже ровнымсчетом ничегоне значило, онполучил то, чтохотел.
Запахлилий на первомэтаже сделалсяневыносимым.Арсений толькосейчас понял,как сильноболит у негоголова. Определенно,он не зря нелюбил эти цветы.
— Яразберусь, —пообещал онмраморнойУрании. — Теперья просто обязанразобраться.
Наверное,ему показалось,но на прекрасномлице промелькнулатень улыбки.Ната Стрельниковадала ему ещеодин шанс...
Творец,1941 год (Клио)
- ... ОтСоветскогоинформбюро!
Льющийсяиз включенногона полную мощностьрадиоприемникаголос Левитанане мог заглушишьрева сирен.Бомбежка. Ужекоторая занеделю... Нужноуходишь вбомбоубежище.
Савванаправилсябыло к выходу,но, поймав обиженныйвзгляд Терпсихоры,замер. Как жеон оставит иходних —своихмуз?! Эрато боитсябомбежек, какребенок, а Эвтерпа,неугомоннаяЭвтерпа, презрительнокривит полныегубы. «Трус!»— читаетсяв ее взгляде.И только лишьКаллиопа смотритс пониманием...
Месяцыработы, в голоде,в холоде, безоглядки навремя и творящеесявокруг сумасшествие.Их уже четыре.Его маленькийпаноптикум,его святилище.Светом от нихСавва и жил всеэто время, толькоэтот дивныйсвет позволялему продержаться,не сорватьсяв пучину отчаянияи безумия. Нельзяуходить сейчас,когда им угрожаетопасность. Еслиуж так сложитсясудьба, онипогибнут вместе.Да, это будеткрасивая смерть.
—Остаюсь!Слышите? —Саввапосмотрел сразуна них всех. —Я остаюсьс вами.
Эратооблегченновздохнула.Эвтерпа многозначительнохмыкнула. Каллиопаулыбнуласьободряюще,а Терпсихораедва заметнокивнула.Света в мастерскойсталочуть больше.
Саввастоял у станка,когда мирза окном раскололсяна тысячимелкихосколков.Окно мастерскойпросыпалосьбитым стеклом.Музы испуганновздрогнули.Он выглянулв скалящеесяострымиосколкамиокно, всмотрелсяв дымнуюпелену.Напротивоположнойсторонеулицы,там,гдеещенесколькосекундназад стоялашкола, сейчасгромоздилисьруины,а в небеслышалсярев истребителей.
— Всехорошо! —Савваспиной чувствовалтревожныевзгляды муз.— Свамивсебудетхорошо.
Изразбитого окнапотянуло гарью,по полу зазмеиласьпоземка,сделалосьневыносимохолодно. Саввазажигал буржуйку,только лишькогда оставалсяв мастерскойна ночь —экономилдрова.Днем согревалсякипятком сплавающимив нем редкимикрупинкамизаварки. Теперьпридется искатьдоски,чтобызаколотитьокно,и нужнопродатьчто-то из вещейШтернов, чтобыкупить немногоеды и чая,потомучто по-другомув этом стыломмире не выжить.
Онмог бы житькоролемдажев обстреливаемойфашистамиМоскве. Нужнобыло толькопродать хотябы одинизнабросковМодильяни.Савва знал, ккому обратитьсяв случае крайнейнужды. Можетбыть… тольконе сейчас. Покаесть силы держаться,он будетдержаться.
Вголове зашумело,перед глазамипоплыло.Чтобы не упастьСавва схватилсязаподоконник,поранил ладоньосколком,зашипел сквозьстиснутые зубы.
Этоот голода. Когдаон ел в последнийраз?Кажется, вчераутром. Таки есть —вчера.Увлекся, осталсяв мастерскойна ночь,а в обедначалась бомбежка...
Колючийфевральскийснег засыпалподоконникбелой крупой,таял наладоняхмедленноприходящегов себя Саввы.Доски можновзять дома,разобратьплатянойшкаф.Нельзяоставлятьмуз вот таких— беспомощных,он поклялсяо нихзаботиться.
Вдымном мареве,занавешивающемулицу, мелькнулкрасный всполох.Савва моргнул,всматриваясьв творящийсяза окномхаос.
Женщиналежалапоперек дороги,то ли убитая,то лираненая. А красныйсполох —этоее платок, вызывающеяркий в этомсеро-дымноммире.
— Неходи, —испуганношепнула Эрато.
— Несмей! —возмущенновзвизгнулаЭвтерпа.
—Останьсяс нами, —взмолиласьКаллиопа.
Илишь занятаясвоимимыслями Терпсихорапромолчала.
— Ятолькопосмотрю. —Саввавытерокровавленнуюладонь окусок ветоши,под недовольныйропот своихревнивых музнаправилсяк двери.
Онабыла жива. Безсознания, ножива. Из-подкрасного шерстяногоплатка выбивалисьозорныерыжие кудряшки,ресницы оказалисьтакими же рыжими,как иволосы, а щеку,усыпанную непоблекшимиза зимувеснушками,прочерчивалаглубокая кроваваяцарапина. Красавицейэтой смешнойрыжейдевочке большене быть никогда.Но разве важнакрасота внешняя,когда есть светдуши, такой жедерзкий и яркий,как ее рыжиеволосы! А он ине чаялнайтисвою музу воттак, на развороченнойснарядами улицеослепительно-яркую,живую.
Радостьобретенияпридала Саввесил, он почтине шатался,когда внесраненую незнакомкув мастерскую.