– Заберу себе, а зимой с волками сведу. Потомство ночную стражу заменит.
– Фантазер! Ставим на палубу, а вдруг что и получится.
Вечером караван судов на веслах вышел из гавани, на чистой воде подняли паруса и направились на юго-восток. Когда огонь башни Эланд-Седра пришел на траверз, пожелали друг другу удачи. Караван повернул на восток, а драккары на юг. Через час сигнальные фонарики скрылись в ночной темноте.
Глава 8
Ганзеец
Ночью во время смены Норманна северный ветер значительно усилился. Парус получил чрезмерное давление, «лишний» воздух начал «стекать» со шкаторин, и драккар стал раскачиваться. Это опасно, еще чуть-чуть, и суденышко перевернется. Быстро свели шкоты, уменьшив площадь паруса и сделав его более «пузатым». На втором драккаре уже вязали рифы, однако оценили прием Норманна и перестали отставать. Рассвет встретили в Юго-Западной Балтике. Скоро появится берег, море в мелких и крутых волнах покрыто белой пеной. Срывая брызги, драккары стремительно неслись к своей цели. Жирные бакланы сидели на воде и лениво посматривали на мореходов. Верный признак скорого ослабления ветра – эти птицы никогда не ошибаются в прогнозе погоды. После обеда показались глинобитные домики рыбачьей деревушки Травемюнде. Здесь вход в реку и последний бросок к порту двух морей. Любек стоит на водоразделе, благодаря чему имеет выход и в Балтийское, и в Северное моря.
Именно географическое положение города поставило его во главу Ганзейского союза. Мудрое руководство со стороны заинтересованного в прибыли купечества, созданный собственными деньгами и послушный приказам Тевтонский орден, постепенно расширяли границы сферы влияния. Ганза монополизировала торговлю всей Западной Европы от французского Кале до норвежского Бергена. После безуспешных попыток захватить Новгород или прорваться в Белое море, ганзейцы начали экспансию через Норвегию. Но это история, которую Норманн не знал. Корабелы натянули паруса, сделав их более плоскими, и драккары лихо проскочили в реку. Через час паруса пришлось спустить, они уже не помогали, а мешали – небольшая команда налегла на весла. Шпиль собора Святого Якова казался уже совсем близким.
– Отойди от рулевого весла, – потребовал Шушун. – Мне легче самому править, чем тебе объяснять, что да как.
– Мне не нужны объяснения! – обиделся Норманн. – Укажи место стоянки, больше ничего не надо.
– Надо, не надо. Сейчас идем к таможенному причалу и становимся под арест.
– Зачем нам арест? Потом замучимся доказывать свою правоту!
– А говоришь, не нужны объяснения! – улыбнулся в бороду Шушун. – Покажешь чиновнику свои бумаги, и все.
– Что значит – все?
– С тебя не возьмут пошлину. Вернешься с биркой и перегонишь драккары к торговым причалам.
– Придумал мне головную боль с этими тканями! Так бы сразу встали на нормальное место.
– Денег много не бывает. Ты сейчас ткань задорого продашь, по весне на эти деньги вдесятеро купишь.
– Деньги, деньги. Надо идти к новгородскому причалу.
– Вон где причалы для гостей! – Шушун указал на ряд свай ниже по реке. – Там цены на товары вдвое ниже!
– Ну и что! Нанял возчика и вези на рынок.
– Так тебе и позволили! Здесь нет Гостиного двора, чужакам товар вывозить не дозволено.
– Зачем таможня?
– Пошлину собирать. Плати, если хочешь дальше идти в Гамбург или другие порты Северного моря.
– Разве эта река идет до Гамбурга?
– Здесь выше по реке есть шлюз, другой – у Гамбурга.
– Перешел из Траве в Эльбу, затем в море – и плыви себе в Голландию. Не плохо.
– Брось! Кто тебе это сказал? Здесь, как и у нас, все реки каналами соединены. Пройдешь от Любека до Антверпена и моря не увидишь.
Что верно, то верно, более трехсот лет столица немецких купцов развивалась и богатела. Обвинение Ганзейского союза в чеканке денег из псевдосеребра (мельхиора) привело торговую империю к краху. Следом рассыпался Тевтонский орден, который, по сути, являлся армией Ганзы. Строительство датчанами Кильского канала превратило Любек из цветущей столицы в заштатный городок.
Таможенный чиновник внимательно прочитал предъявленные Норманном поручительства. Затем записал в конторскую книгу все имена, выдал медный жетончик с номером причала и указал на крошечную гавань.
– Крепко привязывайте свои лодки, без предъявления ганзейской бирки вас сюда не пропустят.
Найти место стоянки оказалось совсем не сложно, все причалы пронумерованы белой краской. Сама гавань огорожена высоким забором, а в воротах стоял вооруженный стражник. И в порту, и в городе буквально физически чувствовался строгий порядок, даже детвора не бегала и не кричала. Любек оказался совсем маленьким, от городских ворот у порта до противоположной стены всего лишь пятнадцать минут пешей прогулки. Для проживания выбрали трактир буквально рядом с ратушей, несмотря на то что там имелось всего лишь три гостевых помещения с двумя кроватями в каждом. Прагматичный хозяин предложил оплатить только комнаты, а постояльцам спать в любом удобном для них месте. Норманну это не понравилось, заставлять новиков спать в коридоре или на чердаке он не хотел.
– Все комнаты с окнами! – горделиво заметил сухонький как веточка трактирщик по имени Тидеманн.
– И что с этого? – не понял причины гордости Руслан.
– Вы в Любеке первый раз! – догадался хозяин. – Налог на дом увеличивается от количества окон.
– Окна конечно же очень удобно, но моим людям нужен еще и отдых.
– Не изволит ли Herr Händler посмотреть сюда?
Трактирщик бесшумной мышкой проскользнул мимо Норманна и открыл запоры двух дверей. Обычные кладовки, не пыльно, в одной сложены мешки с мукой и крупами, в другой развешаны на шестах различные копчености и колбасы.
– Не извольте беспокоиться, – заметив скептический взгляд на копченую брюшину, заторопился трактирщик. – Уберем.
Тесновато для новиков, спать придется плечом к плечу.
– Соглашайся! – зашипел на него Шушун. – Баулы сложим в комнатах, а кто не поместится, уйдет спать на лавках в трапезной.
– Хочешь носом клевать, пока последний пьяница отсюда не выйдет?
– Какие здесь могут быть пьяницы? Город вымирает через час после захода солнца, на улице не встретишь ни единой души.
– Неужели никто не хочет посидеть с друзьями за кружкой пива? – не поверил Норманн.
– Почему же, сидят, веселятся, песни поют. Солнце уйдет за городскую стену, и веселью конец, все расходятся по домам.
– А днем новикам где находиться? Сидеть по углам да на гостей таращиться?
– Кто в комнатах дежурит, кто отдыхает после дежурства, кто с тобой по делам, да и самим есть что интересное посмотреть.
Руслан задумался над досугом людей четырнадцатого века. Вроде в кости играли да дрались, больше ничего не слышал. Ладно, это тема для отдаленного будущего, а сейчас поручил выступающему в роли переводчика Шушуну разузнать о приемных часах в правлении Ганзы.
Hansetag находился в здании городской ратуши, а ганзамистр Конрад фон Аттендорн одновременно являлся и бургомистром Любека. Секретарь пустым взглядом окинул вошедших просителей, равнодушно глянул на поданные поручительства и сказал:
– Приходите через месяц, барон фон Аттендорн буквально задыхается от городских дел, а тут еще собрание правления на носу.
Норманн поставил перед неприступным бастионом мешочек с жемчугом. Секретарь невозмутимо высыпал горошинки на стол и только после этого осознал размер упавшего на него богатства. Преображение произошло в мгновение ока, услужливый слуга низко поклонился.
– Не подождут ли господа буквально минуточку? Я быстро, ein Augenblick!
Стремглав метнулся за дверь босса и действительно через минутку почтительно открыл перед визитерами заветную дверь. Впустил не всех, только Норманна и Шушуна, который являлся переводчиком.
– Я прикажу делопроизводителям подготовить вашу бирку, – вальяжно произнес хозяин кабинета.
– Благодарю!
Норманн учтиво поклонился и поставил перед бароном фон Аттендорном благодарственный презент. Грузик для бумаг, чтоб ветром не разнесло, ящерица из стекла огненно-алого цвета с маленькими хрустальными вставками по спине. Хозяин бережно взял подношение, посмотрел на свет, ахнул и поставил на стол. Теперь на Руслана смотрел заинтересованный человек.
– На ваших бумагах должны быть три подписи, моя и управляющих делами Эберхарда фон Алена и Хинриха Плескова.
Это уже вымогательство взятки. Норманн поставил на стол еще две ящерки и добавил рождественскую безделицу с елкой, Санта-Клаусом и снежинками. Для полноты эффекта встряхнул призму, и внутри засверкал падающий снег. Фон Аттендорн завороженно замер и на несколько минут выпал из бытия.
– Где вы остановились? – наконец опомнился хозяин кабинета.
– Здесь недалеко, у господина Тидеманна.
– Вас известят в самое ближайшее время, – не отрывая взгляда от снежинок, произнес барон. – И заплатите секретарю вступительный взнос.
На столе у секретаря уже стояли весы с набором грузиков на противоположной чаше. Опытный малый заранее предвидел результат разговора с его боссом. Почтительно развернул перед Норманном конторскую книгу, где каллиграфическим подчерком расписаны статьи и суммы взноса. Однако! Общая сумма превышала три тысячи виттенов! Здесь и взнос на общественный флот, и оплата покупки двадцати кнехтов, и содержание вдов и сирот пропавших купцов.
– Если господин Норманн… э-э-э… – он заглянул в шпаргалку, – Рус платит гульденами, то полагается скидка.
– Гульдены золотые, – шепнул Шушун, – побереги свое золото.
– Серебром! – Кошель с самодельными монетами солидно звякнул о стол.
Секретарь принялся деловито пересыпать деньги на чашу весов, затем еще и еще. На стол упал второй кошель, и только на третьем взнос оказался уплаченным. Грабеж! На кой ему сдался этот Ганзейский союз! Норманн не собирался мотаться по морям и торговать пенькой и тюленьим жиром, ему не нужны Испания с Америкой. Хороший дом, жена и дети – это максимум его желаний. Попал в дикие времена! Или тебя убьют, или сам с оружием гоняй других. Оно ему надо? Нет, не зря умные люди советовали сидеть у портала и при первой же возможности уходить в другое время.
Пока огорченный Руслан Артурович Нормашов горестно вздыхал на своей кровати в трактире господина Тидеманна, в ратуше проходил экстренный совет.
– Он не может быть русским! – настаивал фон Аттендорн. – И дело не в имени, а в деньгах.
– Как торговец этот молодой человек мог привезти монеты из Тавриды или получить от парфян, – предположил фон Ален.
– В обоих вариантах надпись должна быть руническая, а здесь явная кириллица.
– А если Казань? – задумчиво сказал Хинрих Плесков.
– Там нет единой власти, а в ходу персидские деньги.
– Не мог ярославский князь начать чеканку новой монеты?
– Для этого требуется серебро, которого у него очень мало, да и воюет он с Московией.
– Вы упускаете два важных момента! – Бургомистр поднял указательный палец. – Он отсыпал секретарю жемчуг, а нам поднес стекло!
– Не вижу в этом ничего особенного, – возразил фон Ален. – Жемчуг русский, стекло венецианское.
– Подарки очень богатые!
– Щедрый, вот и все объяснение.
– Не смеши, купцы щедрыми не бывают. Он спешит вернуться к себе домой!