- Но, клянусь папой, это она обезумела, - сказал Жуаез, - кому придет в
голову целовать камень и рыдать безо всякого повода?
- О, рыданья эти вызвала великая скорбь, а целовать камень заставила ее
глубокая любовь. Но кого же она любила? Кого оплакивала? За кого молилась?
- А ты не расспрашивал мужчину?
- Расспрашивал.
- Что он тебе ответил?
- Что она потеряла мужа.
- Да разве мужей так оплакивают? - сказал Жуаез. -Нуиответ,черт
побери. И ты им удовлетворился?
- Пришлось: другого он мне дать не пожелал.
- Он сам этот человек, кто он?
- Нечто вроде живущего у нее слуги.
- А как его зовут?
- Он не захотел сказать.
- Молод?.. Стар?
- Лет двадцати восьми - тридцати.
- Ну ладно, а дальше?.. Онаведьневсюночьнапролетмолиласьи
плакала, правда?
- Нет. Перестав плакать,тоестьистощиввсесвоислезыиустав
прижимать губы к каменной плите, она поднялась. Такая таинственнаяскорбь
осеняла эту женщину, что я, вместо тогочтобыустремитьсязаней,как
сделал бы в любом другом случае, отступил. Тогда-то онаподошлакомне,
вернее, пошла в мою сторону, ибо меня она даженезаметила.Лунныйлуч
озарил ее лицо, и оно показалось мне сияющим, необыкновенно прекрасным: на
него снова легла печать скорбной суровости. Ни трепета, ни содроганий,ни
слез -оставалсятолькоихвлажныйслед.Одниглазаещеблестели.
Полуоткрытый рот вбирал в себядыханиежизни,котороеещемигназад,
казалось, оставляло ее. Медленно, томно прошла онанесколькошагов,как
люди, блуждающие во сне. Тот человек поспешил к ней и взял ее за руку, ибо
она, по-видимому, не сознавала,чтоступаетпоземле.Обрат,какая
пугающая красотаикакаявнейбыласверхчеловеческаясила!Ничего
подобного я на свете еще не видел: лишь иногда во сне, когдапередомною
раскрывалось небо, оттуда нисходили видения, подобные этой яви.
- Дальше, Анри, дальше? - спросилАнн,увлеченныйпомимоволиэтим
рассказом, над которым он намеревался посмеяться.
- Рассказ мой сейчас кончится, брат. Слуга произнесшепотомнесколько
слов, и она опустила покрывало. Наверно, он сказал ей, что здесьнахожусь
я, но она даже не взглянула вмоюсторону.Онаопустилапокрывало,и
больше я не видел ее, брат. Мне почудилось, что все небо заволоклось и что
она не живое существо, а тень, выступившая из этих могил, которые, покая
шел, безмолвно проплывали мимо меня, заросшие буйной травой.
Она вышла из садика, япоследовалзаней.Слугавремяотвремени
оборачивался и мог меня видеть, ибо я не скрывался, как нибылпотрясен.
Что поделаешь? Надо мной ещевластныбылипрежниепошлыепривычки,в
сердце еще оставалась закваска былой грубости.
- Что ты хочешь сказать, Анри? - спросил Анн. - Я тебя не понимаю.
Юноша улыбнулся.
- Я хочу сказать, брат, что провелбурнуюмолодость,чтомнечасто
казалось,будтояполюбил,ичтодоэтогомгновенияямоглюбой
приглянувшейся мне женщине предложить свою любовь.
- Ого, а она-то что же такое? - сказал Жуаез,стараясьвновьобрести
веселость, несколько сникшую от признанийбрата.-Берегись,Анри,ты
заговариваешься. Разве это не женщина из плоти и крови?
- Брат, - ответил юноша, лихорадочно пожимая рукуЖуаеза,-брат,-
произнес он так тихо, что его дыхание едва долетало до слухастаршего,-
беру господа бога в свидетели - я не знаю, существо ли она от мира сего.
- Клянусь папой! - вскричал тот. - Я бы испугался, еслибыкто-нибудь
из Жуаезов способен был испытывать страх.
Затем, пытаясь вернуть себе веселое расположение духа, он сказал:
- Но в конце-то концов, она ходит по земле, плачет и умеетцеловать-
ты сам говорил - и, по-моему, это, друг милый, непредвещаетхудого.Но
ведь на том не кончилось, что же было дальше?
- Дальше почти ничего. Я шел вслед за ней, она не попыталасьскрыться,
свернуть с дороги, переменить направление. Она, видимо, даже и не думала о
чем-либо подобном.
- Так где же она жила?
- Недалеко от Бастилии, на улице Ледигьер. Когдаонидошлидодому,
спутник ее обернулся и увидел меня.
- Тогда ты сделал ему знак, что хотел бы с ним поговорить?
- Я не осмелился. То, что я тебе скажу, покажется нелепостью, ноперед
слугой я робел почти так же, как и перед его госпожой.
- Все равно, в дом-то ты вошел?
- Нет, брат мой.
- Право же, Анри, просто не верится, что ты Жуаез. Нонадругойдень
ты, по крайней мере, вернулся туда?
- Да, но тщетно. Тщетно ходил я и на перекресток Жипесьен, тщетно ина
улицу Ледигьер.
- Она исчезла?
- Ускользнула, как тень.
- Но ты расспрашивал о ней?
- Улица мало населена, никто не мог мне ничего сообщить. Яподстерегал
того человека, чтобырасспроситьего,ноон,какиона,большене
появлялся. Однако свет, проникавший по вечерам сквозь щели ставен,утешал
меня, указывая, что она еще здесь. Я испробовал сотни способовпроникнуть
в дом: письма, цветы, подарки - все было напрасно.Однаждывечеромдаже
свет не появился ибольшеуженепоявлялсяниразу:даме,наверно,
наскучило мое преследование, и она переехала с улицы Ледигьер. И никтоне
мог сказать - куда.
- Однако ты все же разыскал эту прекрасную дикарку?
- По счастливой случайности. Впрочем,янесправедлив,брат,вдело
вмешалось провидение, не допускающее, чтобычеловекбессмысленнотратил
дни своей жизни. Послушай, право же,всепроизошлооченьстранно.Две
недели назад, в полночь, я шел по улице Бюсси. Ты знаешь, брат, что приказ
о тушении огня строжайше соблюдается. Так вот, окна одного дома непросто
светились - на третьем этажебылнастоящийпожар.Япринялсяяростно
стучаться в двери, в окне показался человек. "У вас пожар!"-сказаля.
"Тише, сжальтесь над нами! - ответил он. - Тише, я как разтушуего".-
"Хотите, я позову ночную стражу?" - "Нет, нет,воимянеба,никогоне
зовите". - "Но, может быть, вам все-таки помочь?" - "Авынеотказались
бы? Так идите сюда, и вы окажете мне услугу, за которую я будублагодарен
вам всю жизнь".