Стоялвоглавеполитических
группировок, враждебных французским королям. Так, он участвовал в заговоре
против Карла IX, но был прощен потому, что предал своих соратниковЛерака
де Ла Моля и графа де Коконнаса, казненных в 1574 г. В более поздниегоды
герцог Анжуйский проявил себякакавантюристипредатель.Онпомогал
протестантам, затем участвовал в войне против них, выступал против Филиппа
II во главе восставших фламандцев, был провозглашен герцогом Брабантским и
графом Фландрским, новскореизгнансамимифламандцами.Впоходево
Фландрию герцога сопровождал верный ему воин Бюссид'Амбуаз(1549-1579),
честолюбивый и мужественный дворянин; он погиб от руки наемных убийц графа
Монсоро. Герцогу было известно, что подготовлялось это убийство, но онне
предпринял никаких мер, чтобы спасти жизнь де Бюсси.]
- Наплевать мне на это!
- Как! Вам наплевать?
- Мейнвиль! Мейнвиль! - тихо прозвучал тот же голос.
- Конечно, наплевать. Я знаю толькоодно,клянуськровьюХристовой:
сегодня у меня в Париже спешное дело,аиз-заэтогобешеногоСальседа
прямо перед моим носомзапираютворота.Чертпобери!Дряньэтотваш
Сальсед да и все тевпридачу,из-закогозакрываютворота,которым
полагается быть открытыми.
- Ого! Гасконец-то шутить нелюбит,-пробормоталБрике.-Имы,
пожалуй, увидим кое-что любопытное.
Но любопытные вещи, которых ожидал горожанин, так и непроизошли.При
этом последнем восклицании кровь бросилась влицовсаднику,нотемне
менее он молча проглотил свой гнев.
- В конце концов вы правы, - сказал он, - к черту всех, кто не дает нам
попасть в Париж.
"Ого! - подумал РоберБрике,внимательноследившийизатем,как
менялся в лице всадник, и за тем, как его терпению дважды бросалсявызов.
- Похоже, что я увижу нечто еще более любопытное, чем ожидал".
Пока он размышлял таким образом, раздался звук трубы. Почтитотчасже
вслед за тем швейцарцы, орудуя алебардами, проложили себе путь черезгущу
народа, словноразрезаягигантскийпирогсжаворонками,иразделили
собравшиеся группы людей на два плотных куска: люди выстроилисьпообеим
сторонам дороги, оставив посередине свободный проход.
По этому проходу стал разъезжатьвзадивпереднасвоемконеуже
упоминавшийся нами офицер, которому, судя по всему,вверенабылаохрана
ворот. Затем, с вызывающим видом оглядев толпу, он велел трубить.
Это былототчасжеисполнено,ивтолпепообестороныдороги
воцарилось молчание, которого, казалось,невозможнобылоожидатьпосле
такого волнения и шума.
Тогда глашатай, в расшитом лилиями мундире и с гербом города Парижана
груди, выехал вперед, держа в руке какую-то бумагу, ипрочиталгнусавым,
как у всех глашатаев, голосом:
- "Доводим до сведения жителей нашегославногогородаПарижаиего
окрестностей, что городские ворота будут заперты отселе до часупополудни
и что до указанного времени никто не вступит в город.
На то - волякороля
и постановление господина парижского прево".
Глашатай остановился передохнуть. Присутствующиевоспользовалисьэтой
паузой, чтобы выразить свое удивление и недовольстводолгимулюлюканьем,
которое глашатай, надо отдать ему справедливость,выдержалиглазомне
моргнув.
Офицер повелительно поднял руку, и тотчас же восстановилась тишина.
Глашатай продолжал безо всякого смущения и колебания; привычка, видимо,
закалила его против каких бы то ни было проявлений народных чувств!
- "Мера эта не касается тех, кто предъявит опознавательный знак илиже
окажется вызванным по особому, должным образомсоставленномуписьмуили
приказу.
ДановУправлениипарижскогопревопочрезвычайномуприказуего
величества двадцать шестого октября вгодотрождествагосподанашего
тысяча пятьсот восемьдесят пятый".
- Трубить в трубы!
Тотчас же раздался хриплый лай труб.
Едва глашатай умолк, как толпа за цепью швейцарцев и солдат дрогнулаи
зашевелилась, словно тело змеи, чьи кольца набухают и извиваются.
-Чтоэтоозначает?-спрашивалидругудруганаиболеемирно
настроенные. - Наверно, опять какой-нибудь заговор!
- Ого! Это, безо всякого сомнения, устроено длятого,чтобыпомешать
нам войти в Париж,-тихосказалсвоимспутникамвсадник,состоль
диковинным терпением сносившийдерзкиевыходкигасконца.-Швейцарцы,
глашатай, затворы, трубы - все это ради нас. Клянусь душой, я даже горд.
- Дорогу! Дорогу! Эй вы, там! - кричал офицер, командовавший отрядом. -
Тысяча чертей! Или вы не видите, чтозагородилипроходтем,ктоимеет
право войти в городские ворота?
- Я, черт возьми, знаю одного человека, который пройдет, хотя бы все на
свете горожанестоялимеждунимизаставой,-сказал,бесцеремонно
протискиваясь сквозь толпу, гасконец, чьи дерзкие речи вызваливосхищение
у мэтра Робера Брике.
Идействительно,онмгновенноочутилсявсвободномпроходе,
образовавшемся благодаря швейцарцам между двумя шеренгами зрителей.
Можно себе представить, с какой поспешностью и любопытствомобратились
все взоры на человека, которому посчастливилось выйтивперед,когдаему
ведено было оставаться на месте.
Но гасконца мало тревожили все эти завистливыевзгляды.Онсгордым
видом остановился, напрягая все мускулы своеготелаподтонкойзеленой
курткой, крепко натянутыекаким-товнутреннимрычагом.Из-подслишком
коротких потертых рукавов на добрых три дюймавыступалисухиекостлявые
запястья. Глаза были светлые, волосы курчавые и желтыелибоотприроды,
либо по причинеслучайной,иботакойцветониприобрелиотчастиот
дорожной пыли. Длинные гибкие ноги хорошо прилаживались к лодыжкам,сухим
и жилистым, как у оленя. Одна рука, притом только одна,затянутабылав
вышитую кожануюперчатку,внемалойстепениизумленнуютем,чтоей
приходится защищать кожу, гораздо более грубую, чем та, из которой сделана
она сама; в другой он вертел ореховую палку.