Взгляд егобылскореепечальным,чемироническим,онбыл
безмерноибезнадежнопечален;тихое,почти уже вошедшее в
привычку отчаяние составляло содержаниеэтоговзгляда.Своей
отчаяннойясностьюон просвечивал не только личность суетного
оратора, высмеивал не только сиюминутную ситуацию,ожиданияи
настроенияпублики,несколькопретенциозноезаглавие
объявленной лекции -- нет, взгляд Степноговолкапронзалвсе
наше время, все мельтешение, весь карьеризм, всю суетность, всю
мелкуювознюмнимой,поверхностной духовности -- да что там,
взгляд этот проникал, увы, еще глубже,былнаправленгораздо
дальше,чем только на безнадежные изъяны нашего времени, нашей
духовности, нашей культуры. Он былнаправленвсердцевсего
человечества,водну-единственную секунду он ярко выразил все
сомнения мыслителя, может быть мудреца, в достоинстве, в смысле
человеческой жизни вообще. Этот взгляд говорил: "Воткакиемы
шутыгороховые!Воткаков человек!" -- и любая знаменитость,
любой ум, любые достижения духа, любые человеческиепотугина
величие и долговечность шли прахом и оказывались шутовством!
Ясильнозабежалвпереди,собственно, вопреки своему
намеренью и желанью, в общем-то уже сказал самое существенное о
Галлере, хотя спервасобиралсянарисоватьегопортретлишь
исподволь,путемпоследовательногорассказаомоемсним
знакомстве.
Разужятакзабежалвперед,тонестоитбольше
распространятьсянасчетзагадочной"диковинности"Галлера и
подробноизлагать,какяпостепеннопочувствовалиузнал
причины и смысл этого чрезвычайного и ужасного одиночества. Так
будетлучше,ибосвою собственную персону мне хотелось бы по
возможности оставить в тени. Я не хочу ни писатьисповедь,ни
рассказыватьистории,нипускаться в психологию, а хочу лишь
какочевидецприбавитькое-какиештрихикпортретуэтого
странногочеловека,от которого остались эти записки Степного
волка.
Уже с первого взгляда,когдаонвошелчерезтетушкину
застекленнуюдверь,запрокинулпо-птичьиголовуи похвалил
хороший запахнашегодома,язаметилвнезнакомцечто-то
особенное,ипервоймоей наивной реакцией было отвращение. Я
почувствовал (и моя тетка, человек, в отличие отменя,совсем
неумственный,почувствовалапримернотожесамое)--я
почувствовал, чтоонболен,толикак-тодушевно,толи
какой-тоболезньюхарактера, и свойственный здоровым инстинкт
заставилменяобороняться.Современемэтооборонительное
отношение сменилось симпатией, основанной на большом сочувствии
ктому,ктотакглубокоидолгострадал и чье внутреннее
умирание происходило у меня на глазах.Вэтотпериодявсе
большеибольшеосознавал,чтоболезньэтогострадальца
коренится не в каких-то пороках егоприроды,а,наоборот,в
великомбогатстве его сил и задатков, не достигшем гармонии.
Современемэтооборонительное
отношение сменилось симпатией, основанной на большом сочувствии
ктому,ктотакглубокоидолгострадал и чье внутреннее
умирание происходило у меня на глазах.Вэтотпериодявсе
большеибольшеосознавал,чтоболезньэтогострадальца
коренится не в каких-то пороках егоприроды,а,наоборот,в
великомбогатстве его сил и задатков, не достигшем гармонии. Я
понял, что Галлер -- гений страдания, что он, в духенекоторых
тезисовНицше3,выработалв себе гениальную, неограниченную,
ужасающую способность к страданию. Одновременнояпонял,что
почва его пессимизма -- не презрение к миру, а презрение к себе
самому, ибо, при всей уничтожающей беспощадности его суждений о
заведенныхпорядкахилиолюдях,он никогда не считал себя
исключением, свои стрелы он направлял в первую очередьвсебя
самого, он ненавидел и отрицал себя самого в первую очередь...
Тут я должен вставить одно психологическое замечание. Хотя
я мало что знаю о жизни Степного волка, у меня есть все причины
полагать,чтолюбящие,нострогиеиоченьблагочестивые
родители и учителя воспитывали его в том духе, который кладет в
основувоспитания"подавлениеволи".Таквот,уничтожить
личность,подавить волю в данном случае не удалось, ученик был
для этого слишком силен и тверд, слишком гордиумен.Вместо
тогочтобыуничтожитьего личность, удалось лишь научить его
ненавидеть себя самого. Ипротивсебясамого,противэтого
невинногоиблагородного объекта, он пожизненно направлял всю
гениальность своей фантазии, всюсилусвоегоразума.Ибов
том-тоонибыл, несмотря ни на что, истинным христианином и
истинным мучеником, что всякую резкость, всякую критику, всякое
ехидство, всякую ненависть, на какуюбылспособен,обрушивал
преждевсего,первымделомнасебясамого.Чтокасалось
остальных,окружающих,тоонупорнопредпринималсамые
героическиеисамые серьезные попытки любить их, относиться к
ним справедливо, непричинятьимболи,ибо"любиближнего
твоего"въелосьв него так же глубоко, как ненависть к самому
себе, и, таким образом, вся его жизнь была примеромтого,что
безлюбвиксебесамомуневозможнаи любовь к ближнему, а
ненависть к себе -- в точности то же самое и приводиткточно
такойжеизоляциииктакомужеточноотчаянию,каки
отъявленный эгоизм.
Но пора мне отставитьсобственныедомыслыиперейтик
фактам.Итак,первое, что я узнал о Гарри Галлере, -- отчасти
благодаря своему шпионству, отчасти иззамечанийтетушки,--
касалосьегообраза жизни. Что он человек умственно-книжный и
не имеет никакого практического занятия, выяснилось вскоре.Он
всегдазалеживалсявпостели,частовставалчутьли не в
полдень ипроделывалвхалатенесколькошагов,отделявших
маленькуюспальнюотегогостиной.