Они находят ее чудесной, и по мне
-- пускай, это их дело, но у меня уже нетникакогодоверияк
этимлюдям,никакой дружбы с ними, никакого чувства родства и
общности. Впрочем, дружба и так-то была не Бог вестькакая.И
тутя разозлился, загрустил, увидел, что я совсем один и никто
меня не понимает. Вам это ясно?
-- Что ж тут неясного,Гарри!Апотом?Тыстукнулих
картинкой по головам?
-- Нет, я наговорил гадостей и убежал, мне хотелось домой,
но...
-- Но там не оказалось бы мамы, чтобы утешить или выругать
глупогомальчишку.Ну,Гарри,мнетебяпочти жаль, ты еще
совсем ребенок.
Верно, с этим я был согласен, как мне казалось.Онадала
мневыпитьстаканвина.Онаи правда вела себя со мной как
мама. Но временами я видел, до чего она красива и молода.
-- Значит, -- начала она снова, -- этот Гете умер столет
назад, а наш Гарри очень его любит и чудесно представляет себе,
какойу него мог быть вид, и на это у Гарри есть право, не так
ли? А у художника, который тоже ввосторгеотГетеиимеет
какое-то свое представленье о нем, у него такого права нет, и у
профессора тоже, и вообще ни у кого, потому что Гарри это не по
душе,онэтогоневыносит,онможет наговорить гадостей и
убежать.Былбыонпоумней,онпростопосмеялсябынад
художником и над профессором. Был бы он сумасшедшим, он швырнул
быимвлицоихнегоГете.Апосколькуонвсего-навсего
маленький мальчик, он убегает домойихочетповеситься...Я
хорошопонялатвоюисторию,Гарри. Это смешная история. Она
смешит меня.Погоди,непейтакбыстро!Бургундскоепьют
медленно,атоотнегобросаетвжар.Но тебе нужно все
говорить, маленький мальчик.
Онавзглянуланаменястрогоиназидательно,как
какая-нибудь шестидесятилетняя гувернантка.
-- Ода,--попросиля, обрадовавшись, -- говорите мне
все.
-- Что мне тебе сказать?
-- Все, что захотите.
-- Хорошо, я скажу тебе кое-что. Уже целый час ты слышишь,
что я говорю тебе "ты", а сам все еще говоришьмне"вы".Все
латыньдагреческий,всебытолько посложнее! Если девушка
говорит тебе "ты" ионатебенепротивна,тытожедолжен
говоритьей"ты".Ну, вот, кое-что ты и узнал. И второе: уже
полчаса, как я знаю, что тебя зовут Гарри. Я этознаю,потому
что спросила тебя. А ты не хочешь знать, как меня зовут.
-- О нет, очень хочу.
-- Поздно,малыш!Когдамыкак-нибудьснова увидимся,
можешь снова спросить. Сегодня я уже тебе не скажу. Ну, вот,а
теперь я хочу танцевать.
Онаприготовиласьвстать,иуменявдруг испортилось
настроение, я испугался, что она уйдет и оставит меня одного, и
тогда сразу все станетпо-прежнему.
А ты не хочешь знать, как меня зовут.
-- О нет, очень хочу.
-- Поздно,малыш!Когдамыкак-нибудьснова увидимся,
можешь снова спросить. Сегодня я уже тебе не скажу. Ну, вот,а
теперь я хочу танцевать.
Онаприготовиласьвстать,иуменявдруг испортилось
настроение, я испугался, что она уйдет и оставит меня одного, и
тогда сразу все станетпо-прежнему.Каквозвращаетсявдруг,
обжигая огнем, утихшая было зубная боль, так мгновенно вернулся
ко мне мой ужас. Господи, неужели я забыл, что меня ждет? Разве
что-нибудь изменилось?
-- Погодите,--взмолилсяя, -- не уходите... не уходи!
Конечно, тыможешьтанцеватьсколькохочешь,нонеуходи
надолго, вернись, вернись!
Она,смеясь,встала.Я представлял себе ее выше ростом,
она была стройна, но роста небольшого. Она снова напомниламне
кого-то -- кого? Это оставалось загадкой.
-- Ты вернешься?
-- Вернусь,но,можетбыть, не так скоро, через полчаса
или даже через час. Вот что я тебе скажу: закрой глаза и сосни;
тебе это нужно.
Я пропустил ее, и она ушла; ее юбочка заделамоиколени,
на ходу она взглянула в круглое, крошечное карманное зеркальце,
поднялаброви,припудрилаподбородоккрошечнойпуховкойи
исчезла втанцзале.Яогляделся:незнакомыелица,курящие
мужчины, пролитое пиво на мраморном столике, везде крик и визг,
рядомтанцевальнаямузыка. Мне надо соснуть, сказала она. Ах,
детка, знала бы ты, что мой сон пугливее белки!Спатьвэтом
бедламе,сидяза столиком, среди стука пивных кружек. Я отпил
глоток вина, вынул из кармана сигару, поискал взглядомспичек,
нокурить мне, собственно, не хотелось, я положил сигару перед
собой на столик. "Закрой глаза", --сказалаонамне.Одному
Богуизвестно,откудауэтойдевушкитакойголос,такой
низковатый,добрыйголос,материнскийголос.Хорошобыло
слушатьсяееголоса,явэтомубедился. Я послушно закрыл
глаза, приклонил голову к стене, услыхал,какокатываютменя
сотнигромкихзвуков, усмехнулся по поводу мысли о том, чтобы
здесь уснуть, решил пройти к двери зала и заглянуть в него,--
ведьнадожемнебылопосмотреть, как танцует моя красивая
девушка, -- шевельнулподстуломногами,почувствоваллишь
теперь, как бесконечно устал я, прослонявшись по улицам столько
часов,иосталсянаместе.Ивотяужеспал,покорный
материнскому приказу, спал жадноиблагодарноивиделсон,
такойясныйитакойкрасивый сон, каких давно не видел. Мне
снилось:
Я сидел и ждалвстаромоднойприемной.Сперваязнал
только,чтообомне доложено "его превосходительству", потом
меняосенило,чтопримет-томенягосподинфонГете.К
сожалению,япришелсюданесовсем как частное лицо, а как
корреспондент некоего журнала, это очень мешало мне, и я не мог
понять, какого черта оказался в такомположении.