Но если ты действительно не
можешь идти домой, оставайся здесь, у них есть номера. Заказать
тебе?
Я обрадовался и спросил, где можно будет увидеть ее снова.
Где она живет? Этого она несказаламне.Надо,мол,только
немного поискать, и я уж найду ее.
-- А нельзя тебя пригласить?
-- Куда?
-- Куда тебе хочется и когда захочется.
-- Хорошо.Вовторник поужинаем в "Старом францисканце",
на втором этаже. До свиданья!
Она подала мне руку, и только теперь я обратил внимание на
эту руку, которая так подходила кееголосу,--красивуюи
полную,умнуюидобрую.Онанасмешливо улыбнулась, когда я
поцеловал ей руку.
В последний миг она еще раз обернулась ко мне и сказала:
-- Я хочу еще кое-что сказатьтебе--поповодуГете.
Понимаешь,тожесамое,что у тебя вышло с Гете, когда тебя
взорвало из-за его портрета, бывает у меня иногда со святыми.
-- Со святыми? Ты такая набожная?
-- Нет, я ненабожная,ксожалению,нокогда-тобыла
набожнаяикогда-нибудьеще буду опять. Ведь времени нет для
набожности.
-- Времени нет? Разве для этого нужно время?
-- Еще бы. Для набожности нужно время, больше того,нужна
даженезависимостьот времени! Нельзя быть всерьез набожной и
одновременно жить в действительности, даещеиприниматьее
тоже всерьез -- время, деньги, бар "Одеон" и все такое.
-- Понимаю. Но что же это у тебя со святыми?
-- Да, есть святые, которых я особенно люблю52, -- Стефан,
святойФранцискидругие.Ивотиногдамне попадаются их
изображения, а такжеСпасителяиБогоматери,такиелживые,
фальшивые,дурацкиеизображения, что мне и смотреть-то на них
тошно точно так же, как тебе на тот портрет Гете. Когда явижу
этакого слащавого, глупого Спасителя и вижу, как другие находят
такиекартинкипрекрасными и возвышающими душу, я воспринимаю
это как оскорбление настоящего Спасителя и я думаю:ах,зачем
Онжилитакужасно страдал, если людям достаточно и такого
глупого Его изображения! Но тем не менееязнаю,чтоимой
образ Спасителя или Франциска -- это всего лишь образ какого-то
человекаидо прообраза не дотягивается, что самому Спасителю
мой внутренний образ Егопоказалсябытакимжевточности
глупымиубогим,как мне эти слащавые образки. Я говорю тебе
это не для того, чтобы оправдать твою досаду излостьнатот
портретик,нет,туттынеправ, говорю я это, только чтобы
показать тебе, что способна тебя понять. Ведь у вас,ученыхи
художников,полно в головах всяких необыкновенных вещей, но вы
такие же люди, как прочие, и унас,упрочих,тожеестьв
головах свои мечты и свои игры. Я же заметила, ученый господин,
чтотынемножкосмутился,думая,какрассказатьмне свою
историю с Гете, -- тебенадобылопостаратьсясделатьсвои
высокиематериипонятнымипростойдевушке.
Ну вот, я и хочу
тебе показать, что незачем было особенно стараться.Ятебяи
так понимаю. А теперь довольно! Тебе надо лечь спать.
Онаушла,аменяпроводил на третий этаж старик-лакей,
вернее, сперва он осведомился о моембагажеи,услышав,что
багажа нет, взял с меня вперед то, что на его языке именовалось
"ночлежными".Затемонподнялсясомнойпостарой темной
лестнице, привел меня в какую-то комнатку и оставил одного. Там
стояла хлипкая деревянная кровать, очень короткая и жесткая,а
настеневиселисабля,цветной портрет Гарибальди и увядший
венок, оставшийся от празднества какого-то клуба.
Я многое отдал бы за ночную рубашку. Вмоемраспоряжении
были,покрайнеймере, вода и маленькое полотенце, так что я
умылся, а затем лег на кроватьводежде,непогасивсвета.
Теперьможнобылоспокойноподумать.Итак,сГетедело
уладилось. Чудесно,чтоонявилсякомневосне!Иэта
замечательнаядевушка -- знать бы ее имя! Вдруг человек, живой
человек,которыйразбилмутныйстеклянныйколпакмоей
омертвелости и подал мне руку, добрую, прекрасную, теплую руку!
Вдруг снова вещи, которые меня как-то касались, о которых я мог
думатьсрадостью,сволненьем, с интересом! Вдруг открытая
дверь, через которую ко мне вошла жизнь! Можетбыть,яснова
сумеюжить,можетбыть,опятьстанучеловеком.Моя душа,
уснувшая на холоде и почти замерзшая,вздохнуласнова,сонно
повеласлабыми крылышками. Гете побывал у меня. Девушка велела
мне есть,пить,спать,принялавомнедружескоеучастие,
высмеяламеня,назваламеняглупыммальчиком.Иеще она,
замечательная моя подруга, рассказала мнеосвятых,показала
мне, что даже в самых странных своих заскоках я вовсе не одинок
инепредставляюсобой непонятного, болезненного исключения,
что у меня есть братья и сестры, что меня понимают. Увижу лия
еевновь?Да,конечно,на нее можно положиться. "Слово есть
слово".
И вот я уже опять уснул, я проспал около четырех илипяти
часов.Былоуже больше десяти, когда я проснулся -- в измятой
одежде, разбитый, усталый, с воспоминаниемочем-тоужасном,
случившемсянакануне,но живой, полный надежд, полный славных
мыслей. При возвращении в своюквартируянечувствовални
малейшегоподобиятехстрахов,какиевнушаломнеэто
возвращенье вчера.
На лестнице, выше араукарии, явстретилсяс"тетушкой",
моейхозяйкой,которуюмнередкослучалосьвидеть,но
приветливость которой мне очень нравилась. Встреча эта была мне
неприятна,видуменя,непричесанногоинебритого,был
как-никакдовольнонесвежий. Вообще-то она всегда считалась с
моим желанием, чтобы менянебеспокоилиинезамечали,но
сегодня,кажется,ивпрямьпрорваласьзавеса,рухнула
перегородкамеждумнойиокружающиммиром--"тетушка"
засмеялась и остановилась.