.." - и стал взбивать сено.
Парикмахер внимательноследил,немешаетлиегоигракомандирам,
готовый в любую минуту прервать ее.
Но почему Ян Кубелик, вспомнившийся Крымовувэтиминуты,седой,в
черном фраке, отступил, склонившисьпередштабнымпарикмахером?Почему
тонкий, дребезжащийголосскрипки,поющийнезамысловатую,какмелкий
ручеек, песенку, казалось, выражал в эти минуты сильней, чем Бах и Моцарт,
всю просторную глубину человеческой души?
Снова, в тысячный раз Крымов ощутилбольодиночества.Женяушлаот
него...
Снова с горечью он подумал, что уходЖенивыразилвсюмеханикуего
жизни: он остался, но его не стало. И она ушла.
Снова онподумал,чтонадосказатьсамомусебемногострашного,
беспощадно жестокого... полно робеть, прикрываться перчаткою...
Музыка, казалось, вызвала в нем понимание времени.
Время - прозрачная среда,вкоторойвозникают,движутся,бесследно
исчезают люди... Во времени возникают и исчезаютмассивыгородов.Время
приносит их и уносит.
Новнемвозниклосовсемособое,другоепониманиевремени.То
понимание, которое говорит: "Мое время... не наше время".
Время втекает в человека и в царство-государство, гнездитсявних,и
вотвремяуходит,исчезает,ачеловек,царствоостаются...царство
осталось, а его время ушло... человек есть, а время его исчезло. Гдеоно?
Вот человек, он дышит, он мыслит, он плачет, атоединственное,особое,
только с ним связанное время ушло, уплыло, утекло. И он остается.
Самое трудное - быть пасынкомвремени.Неттяжелееучастипасынка,
живущего не в свое время. Пасынков времени распознают сразу-вотделах
кадров,врайкомахпартии,вармейскихполитотделах,редакциях,на
улице... Время любит лишь тех, кого оно породило,-своихдетей,своих
героев, своих тружеников. Никогда, никогда не полюбит онодетейушедшего
времени, и женщины не любят героев ушедшего времени,имачехинелюбят
чужих детей.
Вот таково время, - все уходит, аоноостается.Всеостается,одно
время уходит. Как легко, бесшумно уходитвремя.Вчераещетыбылтак
уверен, весел, силен: сын времени. А сегодня пришло другоевремя,ноты
еще не понял этого.
Время, растерзанное в бою, возниклоизфанернойскрипкипарикмахера
Рубинчика. Скрипка сообщала одним, что время их пришло, другим, чтовремя
их уходит.
"Ушло, ушло", - подумал Крымов.
Он смотрел на спокойное, добродушное, большое лицо комиссараВавилова.
Вавилов прихлебывал из кружки чай,старательно,медленножевалхлебс
колбаской, его непроницаемые глаза были повернуты ксветлевшемувустье
трубы пятну света.
Родимцев, зябко поднявши прикрытые шинелью плечи, со спокойным иясным
лицом,внимательно,вупорсмотрелнамузыканта.
Вавилов прихлебывал из кружки чай,старательно,медленножевалхлебс
колбаской, его непроницаемые глаза были повернуты ксветлевшемувустье
трубы пятну света.
Родимцев, зябко поднявши прикрытые шинелью плечи, со спокойным иясным
лицом,внимательно,вупорсмотрелнамузыканта.Рябоватыйседой
полковник, начальник артиллерии дивизии, наморщивлоб,отчеголицоего
казалось недобрым, смотрел на лежащую перед ним карту, и лишь погрустным
милым глазам его видно было, что картыонневидит,слушает.Бельский
быстро писал донесение в штаб армии; он, казалось, был занят только делом,
но писал он, склонив голову и повернув ухо в сторону скрипача.Апоодаль
сидели красноармейцы - связные, телефонисты, писаря, и на ихизнеможенных
лицах, в их глазах было выражение серьезности,какоевозникаетналице
крестьянина, жующего хлеб.
Вдруг вспомнилась Крымову летняя ночь - большиетемныеглазамолодой
казачки, ее жаркий шепот... Хороша все же жизнь!
Когда скрипач перестал играть,сталослышнотихоежурчание,-под
деревянным настилом бежала вода, и Крымову показалось, что душа его -вот
тот самый невидимый колодец, который стал пуст, сух, атеперьпотихоньку
вбирает в себя воду.
Полчаса спустя скрипач брил Крымова и сосмешащейобычнопосетителей
парикмахерских преувеличеннойсерьезностьюспрашивал,небеспокоитли
Крымова бритва, щупал ладонью - хорошоливыбритыкрымовскиескулы.В
угрюмом царстве земли и железапронзительностранно,нелепоигрустно
запахло одеколоном и пудрой.
Родимцев, прищурившись, оглядел попрысканного одеколоном и напудренного
Крымова, удовлетворенно кивнул и сказал:
- Что ж, гостя побрил на совесть. Теперь меня давай обработай.
Темные большие глаза скрипача наполнились счастьем. Разглядываяголову
Родимцева, он встряхнул беленькую салфеточку и произнес:
-Можетбыть,височкивсе-такиподправим,товарищгвардии
генерал-майор?
13
Послепожаранефтехранилищгенерал-полковникЕременкособралсяк
Чуйкову в Сталинград.
Эта опасная поездка не имела никакого практического смысла.
Однако душевная,человеческаянеобходимостьвнейбылавелика,и
Еременко потерял три дня, ожидая переправы.
Спокойно выглядели светлые стены блиндажа в Красном Саду, приятнабыла
тень яблонь во время утренних прогулок командующего.
Далекий грохот и огонь Сталинграда сливались с шумом листвы и с жалобой
камыша, и в этом соединении было что-то непередаваемо тяжелое, командующий
во время утренних прогулок кряхтел и матерился.
УтромЕременкосообщилЗахаровуосвоемрешенииотправитьсяв
Сталинград и велел ему принять на себя командование.
Он пошутил с официанткой, расстилавшей скатерть для завтрака,разрешил
заместителю начальника штаба слетать на два дня в Саратов, он внял просьбе
генерала Труфанова, командовавшего одной из степных армий,иобещалему
побомбить мощныйартиллерийскийузелрумын.