- Понятно, - сказал Березкин.Онвыпилчашкучаю,поелстудняиз
телячьихножек,позвонилкомиссаруиначальникуштаба,сказал,что
отправляется в батальоны, надел ватник и пошел к двери.
Глушков встряхнул полотенце, повесил его на гвоздик, пощупал гранату на
боку, похлопал себя по карману - на местеликисет-и,взяввуглу
автомат, пошел за командиром полка.
Березкин вышел из полутемного блиндажа и зажмурилсяотбелогосвета.
Ставшая за месяц знакомой картина лежала передним,-глинистаяосыпь,
бурый откос весь в пятнах засаленных плащ-палаток, прикрывавших солдатские
землянки, дымящиетрубысамодельныхпечей.Наверхутемнелизаводские
корпуса со снесенными крышами.
Левее, ближе к Волге, возвышались заводские трубы"КрасногоОктября",
громоздились товарные вагоны, как ошалевшее стадо, сбившеесявокругтела
убитого вожака, лежащего на боку паровоза. А еще дальше виднелосьширокое
кружево мертвых городских развалин, иосеннеенебопросвечивалосквозь
бреши окон тысячами голубых пятен.
Меж заводских цехов поднимался дым, мелькало пламя, и ясный воздухбыл
полон то тягучим шелестом, то сухим, дробнымтарахтением.Казалось,что
заводы работают полным ходом.
Березкин внимательно оглядел свои триста метров земли, - оборону полка,
-онапроходиласредидомиковрабочегопоселка.Внутреннеечувство
помогало в путанице развалин, улочек ощутить,вкакомдомеваряткашу
красноармейцы, в каком едят шпик и пьют шнапс немецкие автоматчики.
Березкин пригнул голову и ругнулся, прошелестела в воздухе мина.
На противоположном склоне оврага дым закрыл вход в один из блиндажей, и
тотчас же звонко треснул разрыв.Изблиндажавыглянулначальниксвязи
соседней дивизии, - он был без кителя, в подтяжках. Едваонсделалшаг,
как снова засвистело, и начальник связипоспешноотступилиприхлопнул
дверь,-минаразорваласьметрахвдесяти.Вдверяхблиндажа,
расположенного на углу оврага и волжского откоса, стоял Батюкинаблюдал
происходившее.
Когда начальник связи пытался шагнутьвперед,Батюк,гакая,кричал:
"Огонь!" - и немец, как по заказу, пускал мину.
Батюк заметил Березкина и крикнул ему:
- Здорово, сосед!
Эта проходка по пустынной тропинке посуществусвоемубылаужасным,
смертным делом, -немцы,выспавшисьипокушавфрюштик,наблюдализа
тропинкой с особым интересом, садили, не жалея припасов,повсякому.На
одном из поворотов Березкин постоял угрудыскрапаи,промеривглазом
лукаво задумавшееся пространство, проговорил:
- Давай, Глушков, беги первый.
- Что вы, разве можно, тут снайпер у них, - сказал Глушков.
Перебегать первымопасноеместосчиталосьпривилегиейначальников,
немцы обычно не успевали открыть огонь по первому бегущему.
Березкин оглянулся на немецкие дома, подмигнул Глушкову и побежал.
Когда он подбежал к насыпи, закрывавшей обзоризнемецкихдомов,за
спиной его четко чокнуло, щелкнуло - немец стрельнул разрывной пулей.
Березкин, стоя под насыпью, стал закуривать. Глушковпобежалдлинным,
быстрым шагом. Очередь резанула ему под ноги, казалось, сземливзлетела
стайка воробьев. Глушковметнулсявсторону,споткнулся,упал,вновь
вскочил и подбежал к Березкину.
- Чуть не срезал, - сказал они,отдышавшись,объяснил:-Ядумал
подгадать, он вас пропустил и с досады сигарету закуривать станет,аон,
холера, видно, некурящий.
Глушков пощупал обкромсанную полу ватника и обматерил немца.
Когда они подошли к командному пункту батальона, Березкин спросил:
- Подранило, товарищ Глушков?
- Он мне каблук отгрыз, совсем раздел, подлец, - сказал Глушков.
Командный пунктбатальонанаходилсявподвалезаводскогомагазина
"Гастроном", и в сыром воздухе стоял запах квашеной капусты и яблок.
На столе горели два высоких светильника из снарядных гильз. Наддверью
был прибит плакат: "Продавец и покупатель, будьте взаимно вежливы".
В подвале размещались штабы двух батальонов - стрелкового исаперного.
Оба комбата,ПодчуфаровиМовшович,сиделизастоломизавтракали.
Открывая дверь, Березкин услышал оживленный голос Подчуфарова:
- Я разбавленный спиридон не люблю, по мне бы его вовсе не было.
Оба комбата поднялись, вытянулись. Начальник штабаспряталподгруду
ручных гранат четвертинку водки, а повар заслонил своимтеломсудака,о
котором минуту назадбеседовалснимМовшович.ВестовойПодчуфарова,
сидевшийнакорточкахисобиравшийсяпоставитьпоуказаниюсвоего
начальника на патефонный диск пластинку "Китайская серенада", вскочилтак
быстро, что успел лишь скинуть пластинку, а патефонный моторчикпродолжал
жужжать вхолостую:вестовой,глядяпрямымиоткрытымвзором,каки
следовало боевому солдату, ловил уголком глазазлойвзглядПодчуфарова,
когда проклятый патефон особенно трудолюбиво подвывал и курлыкал.
Обакомбатаиостальные,причастныекзавтраку,хорошознали
предрассудок начальников: старшие полагали - батальонные люди должнылибо
вестибои,либоглядетьвбинокльнапротивника,либоразмышлять,
склонившись над картой.Новедьлюдинемогутдвадцатьчетыречаса
стрелять, говорить по телефону с ниже- и вышестоящими, - надо и покушать.
Березкин покосился в сторону журчащего патефона и усмехнулся.
- Так, - сказал он и добавил: - Садитесь, товарищи, продолжайте.
Слова эти имели, возможно, обратный, анепрямойсмысл,иналице
Подчуфарова появилось выражение грусти и раскаяния, а налицеМовшовича,
командовавшего отдельным саперным батальоном и потомунепосредственноне
подчиненного командиру полка, выражение одной лишь грусти, безраскаяния.
Примерно так же разделились выражения лиц, подчиненных им.
Березкин продолжал особо неприятным тоном:
- А где судак ваш на пять килограмм,товарищМовшович,онемужв
дивизии все знают.