Штрум заходил за угол, снова возвращался к подъезду госпиталя. Прохожие
бежали мимо с сетками-авоськами, состекляннымибанками,вкоторых,в
сером супе, плавали серые макаронины и картофелины.
- Витя, - окликнула его жена.
Он по ее голосу понял, что она овладела собой.
-Значит,так,-сказалаона.-ЭтовСаратове.Оказывается,
заместитель главного врача там был недавно. Он мне записал улицуиномер
дома.
Сразу возникло множество дел,вопросов,-когдаидетпароход,как
достать билет, нужно собрать вещи, продукты,надоодолжитьденег,надо
достать какую-нибудь командировку.
Уехала Людмила Николаевна без вещей и продуктов, почтибезденег,на
палубу прошла, не имея билета, в общейдавкеисуете,поднявшейсяпри
посадке.
Увезла она лишь память о прощании сматерью,мужем,Надейвтемный
осенний вечер. Зашумели убортовчерныеволны,низовойветерударил,
завыл, подхватил брызги речной воды.
21
Секретарь обкомаоднойизоккупированныхнемцамиобластейУкраины
Дементий Трифонович Гетманов был назначен комиссаромформировавшегосяна
Урале танкового корпуса.
Прежде чем выехать на место службы, Гетманов на "Дугласе" слетал в Уфу,
где находилась в эвакуации его семья.
Товарищи, уфимские работники, заботливо относились к его семье: бытовые
ижилищныеусловияоказалисьнеплохими...ЖенаГетманова,Галина
Терентьевна, до войны отличавшаяся из-за дурного обмена веществполнотой,
непохудела,даженесколькопоправиласьвэвакуации.Дведочерии
маленький, еще не ходивший в школу сын выглядели здоровыми.
Гетманов провел в Уфе пять дней. Перед отъездом к нему зашли проститься
близкие люди: младший брат жены, зам. управделами Украинскогосовнаркома;
старый товарищ Гетманова киевлянин Мащук - работник органовбезопасности;
и свояк Дементия Трифоновича,ответственныйработникотделапропаганды
украинского ЦК Сагайдак.
Сагайдак приехал в одиннадцатом часу, когда детиужелеглиспать,и
разговор шел вполголоса. Гетманов задумчиво сказал:
- А не выпить ли нам, товарищи, московской горилки по глотку?
Все в Гетманове поотдельностибылобольшим,-седеющаявихрастая
голова-башка, широкий, обширный лоб, богатый мясомнос,ладони,пальцы,
плечи, толстая мощная шея. Носамон,соединениебольшихимассивных
частей, был небольшого роста. И странно, что в его большомлицеособенно
привлекали и запоминались маленькие глаза: они были узкими,едвавидимые
из-под набухших век. Цвет их был неясный-неопределишь,чеговних
больше: серого или голубого. Но заключалось внихмногопронзительного,
живого, мощная проницательность.
Галина Терентьевна, легко подняв свое грузное тело, вышла из комнаты, и
мужчины притихли, как это часто бывает и в деревенской избе и вгородском
обществе, когда на столе должно появиться вино.
Вскоре ГалинаТерентьевна
вернулась, неся поднос. Казалось удивительным, как ее толстые рукисумели
за короткие минуты пооткрывать столько консервных банок, собрать посуду.
Мащук оглядел стены,завешенныеукраинскимиплахтами,посмотрелна
широкую тахту, на гостеприимные бутылки и консервные банки, сказал:
- А я помню эту тахту в вашей квартире, Галина Терентьевна,имолодец
же вы, что сумели ее вывезти, определенный оргталант у вас.
- Ты учти, - сказал Гетманов, - когда эвакуировались, меня дома ужене
было - все сама!
- Не бросать же ее, земляки, немцам, - сказала Галина Терентьевна. -И
Дима так привык к ней, придет с бюро обкома и сразунатахту,материалы
читает.
- Как же, читает! Спит, - сказал Сагайдак.
Она снова ушла на кухню, и Мащук плутовски сказал вполголоса, обращаясь
к Гетманову:
- Ох, и представляю я себе докторшу, военврача, с которым нашДементий
Трифонович познакомится.
- Да, уж он даст жизни, - сказал Сагайдак.
Гетманов отмахнулся:
- Бросьте, что вы, - инвалид!
- Как же, - сказал Мащук, - а кто вКисловодскевтричасаночив
палату возвращался?
Гости захохотали, и Гетманов мельком, но пристально погляделнабрата
жены.
Вошла Галина Терентьевна и, оглядев смеющихся мужчин, проговорила:
- Только жена вышла, а они уж моего бедного Диму черт знает чему учат.
Гетманов стал разливать водку в рюмки, и все стали озабоченновыбирать
закуску.
Гетманов, поглядев на портрет Сталина, висевший на стене, поднялрюмку
и сказал:
- Что ж, товарищи, первый тост за нашегоотца,пускайоннамбудет
здоров.
Сказал он эти слова немного грубоватым, товарищескимголосом.Вэтом
простецком тоне суть состоялавтом,чтовсембылоизвестновеличие
Сталина, но собравшиеся за столом люди пили за него, прежде всеголюбяв
немпростого,скромногоичуткогочеловека.ИСталиннапортрете,
сощурившись, оглядывая стол и богатую грудь Галины Терентьевны,казалось,
говорил: "Вот, ребята, я раскурю трубочку и подсяду к вам поближе".
- И верно, хайнашбатькоживет,-сказалбратхозяйки,Николай
Терентьевич. - Что б мы все без него делали?
Он оглянулся на Сагайдака, придерживая возле рта рюмку,нескажетли
тот чего-нибудь, но Сагайдак посмотрел на портрет: "О чемже,отец,еще
говорить, ты все знаешь", и выпил. Все выпили.
Дементий Трифонович Гетманов был родом из Ливен Воронежской области, но
у него имелись долгие связи с украинскими товарищами, так как он много лет
вел партийнуюработунаУкраине.ЕгосвязисКиевомбылиупрочены
женитьбой на Галине Терентьевне, - ее многочисленные родственники занимали
видные места в партийном и советском аппарате на Украине.
Жизнь Дементия Трифоновича была довольно бедна внешнимисобытиями.Он
не участвовал в гражданской войне. Его не преследовали жандармы, и царский
суд его никогда не высылал в Сибирь. Доклады на конференциях и съездахон
обычно читал по рукописи.