В этот вечер неодномуНиколаюТерентьевичусужденобылопережить
неприятные минуты. Мащук, перелистывая большой альбом в кожаном переплете,
на толстые картонные страницы которого были наклеены фотографии, вдруг так
выразительно поднял брови, чтовсеневольнопотянулиськальбому.На
фотографии был заснят Гетманов в своем довоенном обкомовскомкабинете,-
он сиделзапросторным,какстепь,письменнымстоломвгимнастерке
полувоенного образца, а над ним виселпортретСталина,такойогромный,
какой может быть только вкабинетесекретаряобкома.ЛицоСталинана
портретебылоразмалеваноцветнымикарандашами,кподбородкубыла
пририсована синяя эспаньолка, на ушах висели голубые серьги.
- Ну что за мальчишка! - воскликнул Гетмановидажепо-бабьикак-то
всплеснул руками.
Галина Терентьевна расстроилась, повторяла, оглядывая гостей:
- И ведь, знаете, еще вчера перед сном говорил: "Я дядю Сталиналюблю,
как папу".
- То ж детская шалость, - сказал Сагайдак.
- Нет, это не шалость, это злостное хулиганство, - вздохнул Гетманов.
Он посмотрел на Мащука пытливымиглазами.Иобаонивэтуминуту
вспомнили одинитотжедовоенныйслучай,-племянникихземляка,
студент-политехник, в общежитии стрельнул из духовогоружьяпопортрету
Сталина.
Они знали, что болван студентдурил,неимелникакихполитических,
террористических целей. Земляк,славныйчеловек,директорМТС,просил
Гетманова выручить племянника.
Гетманов после заседания бюро обкома заговорил с Мащуком об этом деле.
Мащук сказал:
- Дементий Трифонович, ведь мы не дети - виноват, не виноват, какое это
имеет значение... А вот если я прекращу это дело, завтра вМоскву,может
быть, самому Лаврентию Павловичу сообщат: либерально Мащук отнесся к тому,
что стреляют по портрету великого Сталина. Сегодня я вэтомкабинете,а
завтра - я лагерная пыль. Хотите на себя взять ответственность?Иовас
скажут: сегодня по портрету, а завтра не по портрету, аГетмановучем-то
этот парень симпатичен или поступок этотемунравится?А?Возьметена
себя?
Через месяц или два Гетманов спросил у Мащука:
- Ну как там тот стрелок?
Мащук, глядя на него спокойными глазами, ответил:
- Не стоит о нем спрашивать, оказалось, мерзавец, кулацкий выблядок,-
признался на следствии.
И сейчас Гетманов, пытливо глядя на Мащука, повторил:
- Нет, не шалость это.
- Да ну уж, - проговорил Мащук, -парнюпятыйгод,возраствсеже
учитывать надо.
Сагайдак с такой душевностью, что все ощутили теплоту его слов, сказал:
- Прямо вам скажу,уменянехватаетсилыбытьпринципиальнымк
детям... Надо бы, но не хватает духу. Я смотрю: были бы здоровы...
- Все сочувственно посмотрели на Сагайдака. Онбылнесчастнымотцом.
Старший сын его, Виталий, еще учась в девятом классе, вел нехорошую жизнь,
- однажды его задержала милиция за участие в ресторанномдебоше,иотцу
пришлось звонить заместителю наркома внутреннихдел,тушитьскандальную
историю,вкоторойучаствовалисыновьявидныхлюдей-генералов,
академиков, дочь писателя, дочь наркома земледелия.
.. Надо бы, но не хватает духу. Я смотрю: были бы здоровы...
- Все сочувственно посмотрели на Сагайдака. Онбылнесчастнымотцом.
Старший сын его, Виталий, еще учась в девятом классе, вел нехорошую жизнь,
- однажды его задержала милиция за участие в ресторанномдебоше,иотцу
пришлось звонить заместителю наркома внутреннихдел,тушитьскандальную
историю,вкоторойучаствовалисыновьявидныхлюдей-генералов,
академиков, дочь писателя, дочь наркома земледелия. Во время войны молодой
Сагайдак захотелпойтивармиюдобровольцем,иотецустроилегов
двухлетнееартиллерийскоеучилище.Виталияоттудаисключилиза
недисциплинированность и пригрозили отправить с маршевой ротой на фронт.
Теперь молодой Сагайдак уже месяц учился в минометном училище и никаких
происшествий с ним не случалось - отец и мать радовались и надеялись, но в
душе у них жила тревога.
Второй сынСагайдака,Игорь,вдвухлетнемвозрастеболелдетским
параличом, и последствияэтойболезнипревратилиеговкалеку-он
передвигался на костылях, сухие тонкие ножки его были бессильны. Игорек не
мог учиться в школе, учителя приходили к нему на дом, - учился он охотно и
старательно.
Не было светила-невропатолога не только наУкраине,ноивМоскве,
Ленинграде, Томске, с которым бы не советовались Сагайдаки об Игорьке.Не
было нового заграничного лекарства, которого не добылбыСагайдакчерез
торгпредства либо посольства. Онзнал,-зачрезмерностьродительской
любви его можно и должно упрекать. Но он одновременно знал, чтогрехего
не смертный грех. Ведь и он, сталкиваясь с сильнымотцовскимчувствому
некоторых областных работников,учитывал,чтолюдиновоготипаособо
глубоколюбятсвоихдетей.Онзнал-иемупроститсязнахарка,
доставленная из Одессы на самолете к Игорьку, и травка, прибывшаявКиев
фельдъегерским пакетом от какого-то священного дальневосточного деда.
- Наши вожди особые люди, -проговорилСагайдак,-янеговорюо
товарище Сталине, тутужвообщенеочемговорить,ноиближайшие
помощники его... Они умеют и в этом вопросевсегдаставитьпартиювыше
отцовского чувства.
- Да, они понимают: не с каждого спросишь такое, -сказалГетманови
намекнул о суровости, которую проявилодинизсекретарейЦКксвоему
проштрафившемуся сыну.
Разговор о детях пошел по-новому, задушевно и просто.
Казалось, вся внутренняя сила этих людей, вся их способность радоваться
связаны лишь с тем, румяны ли их Танечки и Виталики,хорошиелиотметки
приносят из школы, благополучно ли переходят с курса на курс ихВладимиры
и Людмилы.
Галина Терентьевна заговорила о своих дочерях:
- Светланка до четырех лет была плохогоздоровья,-колиты,колиты,
извелась девочка. А вылечили ее только одним - тертыми сырыми яблоками.
Гетманов проговорил:
- Сегодня перед школой она мне сказала: "Нас с Зоей в классе называют -
генеральские дочки".