Но Гришин не взглянул на бумажку,положенную
перед ним, сказал:
- Никаких запросов я делать не буду.
- Но почему же? - спросила она.
- Не положено.
- Подполковник Ризин говорит, что без запроса, хотя бы устного,онне
имеет права давать справки.
- Раз не имеет права, пусть не пишет.
- Но как же мне быть?
- А я почем знаю.
Женя терялась от его спокойствия, - если б он сердился, раздражалсяее
бестолковостью,казалось,былобылегче.Аонсидел,повернувшись
вполоборота, не шевельнув веком, никуда не спешил.
Мужчины, разговаривая с Евгенией Николаевной, всегда замечали, чтоона
красива, она всегда ощущала это. Но Гришин смотрел на нее так же,какна
старух со слезящимися глазами и на инвалидов, - входя в егокомнату,она
уже не была человеком, молодой женщиной, лишь носителем просьбы.
Она терялась от своей слабости, от огромности его железобетоннойсилы.
Евгения Николаевна шла по улице, спешила, опоздав к Лимонову больше чем на
час, но, спеша, она уже не радоваласьпредстоящейвстрече.Онаощущала
запах милицейского коридора, в глазах ее стоялилицаожидавших,портрет
Сталина,освещенныйтусклымэлектричеством,ирядомГришин.Гришин,
спокойный,простой,вобравшийвсвоюсмертнуюдушувсесилие
государственного гранита.
Лимонов,толстыйивысокий,большеголовый,смолодымиюношескими
кудрями вокруг большой лысины, встретил ее радостно.
- А я боялся, что вы не придете,-говорилон,помогаяснятьЖене
пальто.
Он стал расспрашивать ее об Александре Владимировне:
- Ваша мама еще со студенческих времен для меня стала образцомрусской
женщины с мужественной душой. Я о ней всегда в книгахпишу,тоестьне
собственно о ней, а вообще, словом, вы понимаете.
Понизив голос и оглянувшись на дверь, он спросил:
- Слышно ли что-нибудь о Дмитрии?
Потом они заговорили о живописи и вдвоем стали ругатьРепина.Лимонов
принялся жарить яичницу на электроплитке, сказал, что он лучший специалист
по омлетам в стране, - повар из ресторана "Националь" учился у него.
- Ну как? - с тревогой спросил он, угощая Женю, и, вздохнув, добавил: -
Грешен, люблю пожрать.
Как велик был гнет милицейских впечатлений! Придя в теплую, полную книг
ижурналовкомнатуЛимонова,кудавскорепришлиещедвоепожилых
остроумных, любящих искусство людей,онавсевремяхолодеющимсердцем
чувствовала Гришина.
Но велика сила свободного, умного слова, иЖеняминутамизабывалао
Гришине, о тоскливых лицах в очереди. Казалось, ничего нет в жизни,кроме
разговоров о Рублеве, о Пикассо, о стихах Ахматовой иПастернака,драмах
Булгакова.
Она вышла на улицу и сразу же забыла умные разговоры.
Гришин, Гришин... В квартире никто не говорил с ней о том, прописана ли
она, никто не требовал предъявления паспорта с штампом о прописке. Ноуже
несколько дней ей казалось, что за ней следит старшая по квартиреГлафира
Дмитриевна, длинноносая, всегдаласковая,юркаяженщинасвкрадчивым,
беспредельнофальшивымголосом.
.. В квартире никто не говорил с ней о том, прописана ли
она, никто не требовал предъявления паспорта с штампом о прописке. Ноуже
несколько дней ей казалось, что за ней следит старшая по квартиреГлафира
Дмитриевна, длинноносая, всегдаласковая,юркаяженщинасвкрадчивым,
беспредельнофальшивымголосом.Каждыйраз,сталкиваясьсГлафирой
Дмитриевной и глядя в ее темные, одновременно ласковыеиугрюмыеглаза,
Женя пугалась. Ей казалось, чтовееотсутствиеГлафираДмитриевнас
подобранным ключом забирается кнейвкомнату,роетсявеебумагах,
снимает копии с ее заявлений в милицию, читает письма.
ЕвгенияНиколаевнастараласьбесшумнооткрыватьдверь,ходилапо
коридору на цыпочках, боясь встретитьстаршуюпоквартире.Вот-вотта
скажет ей: "Что ж это вы нарушаете законы, а я за вас отвечать должна?"
Утром Евгения Николаевна зашла в кабинет кРизину,рассказалаемуо
своей очередной неудаче в паспортном столе.
- Помогите мне достать билет на пароход до Казани, а то меня, вероятно,
погонят на торфоразработки за нарушение паспортного режима.
Она больше не просила его о справке, говорила насмешливо, зло.
Большой красивый человек с тихим голосом смотрел на нее, стыдясьсвоей
робости. Она постоянно чувствовала на себе его тоскующий,нежныйвзгляд,
он оглядывал ееплечи,ноги,шею,затылок,ионаплечами,затылком
чувствовалаэтотнастойчивый,восхищенныйвзгляд.Носилазакона,
определявшего движения исходящих и входящих бумаг, видимо, была нешуточная
сила.
Днем Ризин подошел к Жене и молча положил начертежныйлистзаветную
справку.
Женя так же молча посмотрела на него, и слезы выступили на ее глазах.
- Я запросил через секретную часть, - сказал Ризин, - но не надеялсяи
вдруг получил санкцию начальника.
Сотрудникипоздравлялиее,говорили:"Наконец-токончилисьваши
мучения".
Она пошла в милицию. Люди вочередикивалией,некоторыесталией
знакомы, спрашивали: "Ну как?.."
Несколько голосов произнесли:"Пройдитебезочереди...увасведь
минутное дело, чего же опять ждать два часа".
Конторскийстол,несгораемыйшкаф,грубораскрашенныйподдерево
коричневыми разводами, не показались ей такими угрюмыми, казенными.
Гришин смотрел, как торопливые пальцы Жени положилипереднимнужную
бумагу, едва заметно, удовлетворенно кивнул:
- Ну что ж, оставьте паспорт, справки, через три днявприемныечасы
получите документы в регистратуре.
Голос его звучал по-обычному,носветлыеглазаГришина,показалось
Жене, приветливо улыбнулись.
Она шла к дому и думала, что Гришин оказался такимжечеловеком,как
все, - смог сделать хорошее и улыбнулся. Он оказался не бессердечен,-и
ей стало неловко за все то плохое, что она думала о начальнике паспортного
стола.
Через три днябольшаяженскаярукасчерно-краснымилакированными
ногтями протянула ей из окошечка паспорт саккуратновложеннымивнего
бумагами.