Онаспросилаегоо
самочувствии, и он ответил, что боли в боку и в спине невелики.
Она вновь проверила его пульс и провела увлажненным полотенцемпоего
губам и по лбу.
В это время в палату зашелсанитарМедведевипередал,чтосестру
Терентьевувызываетпотелефонуначальникхирургическогоотделения
военврач Платонов. Сестра Терентьева зашла в комнату дежурного по этажу и,
взявтрубку,доложилавоенврачуПлатонову,чтобольнойпроснулся,
состояние у него обычное для перенесшего тяжелую операцию.
Сестра Терентьевапопросиласменитьее,-ейнеобходимопойтив
городскойвоенныйкомиссариатвсвязиспутаницей,возникшейпри
переадресовке денежного аттестата, выданного ей мужем.ВоенврачПлатонов
обещал отпустить ее, но велел наблюдать Шапошникова до того, какПлатонов
сам осмотрит его.
Сестра Терентьева вернулась в палату. Больной лежал в тойжепозе,в
какой она оставила его, но выражение страдания не так резковыступалона
его лице, - углы губ приподнялись, и лицо казалось спокойным, улыбающимся.
Постоянноевыражениестрадания,видимо,старилолицоШапошникова,и
сейчас, улыбающееся, оно поразило сестру Терентьеву, - худые щеки, немного
оттопыренные, полные бледныегубы,высокий,безединойморщинкилоб,
казалось, принадлежали не взрослому человеку, даже не отроку,аребенку.
Сестра Терентьева спросила о самочувствии больного, но оннеответил,-
очевидно, заснул.
Сестру Терентьеву несколько насторожило выражение его лица.Онавзяла
лейтенанта Шапошникова за руку, - пульс не прощупывался,рукабылачуть
теплой от того неживого, едва ощутимого тепла, которое хранятвсебепо
утрам топленные накануне и давно уже прогоревшие печи.
И хотя медицинская сестра Терентьева всю жизнь прожила вгороде,она,
опустившисьнаколени,тихонько,чтобынетревожитьживых,завыла
по-деревенски:
- Родименький наш, цветочек ты наш, куда ты ушел от нас?
30
В госпитале стало известно оприездематерилейтенантаШапошникова.
Мать умершего лейтенанта принял комиссар госпиталя,батальонныйкомиссар
Шиманский. Шиманский, красивый человек, с выговором,свидетельствующимо
его польском происхождении, хмурился, ожидаяЛюдмилуНиколаевну,-ему
казались неизбежными ее слезы, может быть, обморок.Оноблизывалязыком
недавно выращенные усы,жалелумершеголейтенанта,жалелегоматьи
поэтому сердился и на лейтенанта, и на его мать, - еслиустраиватьприем
для мамаши каждого умершего лейтенанта, где наберешься нервов?
Усадив ЛюдмилуНиколаевну,Шиманский,преждечемначатьразговор,
пододвинул к ней графин с водой, и она сказала:
- Благодарю вас, я не хочу пить.
Она выслушалаегорассказоконсилиуме,предшествовавшемоперации
(батальонный комиссар не счел нужным говорить ей о том, что один голос был
против операции), о трудностях операциииотом,чтооперацияпрошла
хорошо; хирурги считают, что эту операцию следуетприменятьпритяжелых
ранениях, подобных тем, что получил лейтенант Шапошников.
Онсказал,что
смертьШапошникованаступилаотпараличасердца,икакпоказанов
заключениипатологоанатома,военврачатретьегорангаБолдырева,
предвидение и устранение этого внезапного экзитуса было вне власти врачей.
Затембатальонныйкомиссарзаговорилотом,чточерезгоспиталь
проходят сотни больных, но редко кого так любил персонал,каклейтенанта
Шапошникова, - сознательный,культурныйизастенчивыйбольной,всегда
совестился попросить о чем-нибудь, утруждать персонал.
Шиманский сказал, что мать должна гордиться, воспитав сына,беззаветно
и честно отдавшего жизнь за Родину.
ЗатемШиманскийспросил,естьлиунеепросьбыккомандованию
госпиталя.
ЛюдмилаНиколаевнапопросилаизвинить,чтоонаотнимаетвремяу
комиссара, и, вынув из сумки листок бумаги, стала читать свои просьбы.
Она попросила указать ей место захоронения сына.
Батальонный молча кивнул и пометил в блокноте.
Она хотела поговорить с доктором Майзелем.
Батальонный комиссар сказал, что доктор Майзель, узнавоееприезде,
сам хотел встретиться с ней.
Она попросила встречи с медицинской сестрой Терентьевой.
Комиссар кивнул и сделал пометочку у себявблокноте.Онапопросила
разрешения получить на память вещи сына.
Снова комиссар сделал пометку.
Потом она попросила передать раненым привезенные ею для сына гостинцы и
положила на стол две коробки шпрот, пакетик конфет.
Ее глаза встретились с глазами комиссара, и онневольносощурилсяот
блеска ее больших голубых глаз.
Шиманский попросил Людмилу прийтивгоспитальнаследующийденьв
девять тридцать утра, - все ее просьбы будут выполнены.
Батальонный комиссарпосмотрелназакрывшуюсядверь,посмотрелна
подарки, которые Шапошникова передала раненым, пощупалпульсусебяна
руке, не нашел пульса, махнул рукой и стал пить воду, которую предложилв
начале беседы Людмиле Николаевне.
31
Казалось, нет у Людмилы Николаевны свободной минуты. Ночьюонаходила
по улицам, сиделанаскамейкевгородскомсаду,заходиланавокзал
греться, снова ходила по пустынным улицам скорым, деловым шагом.
Шиманский выполнил все, о чем она просила.
ВдевятьчасовтридцатьминутутраЛюдмилуНиколаевнувстретила
медицинская сестра Терентьева.
Людмила Николаевна просила ее рассказать все, что она знала о Толе.
Вместе с Терентьевой ЛюдмилаНиколаевна,надевхалат,подняласьна
второй этаж, прошла коридором, по которому несли ее сынавоперационную,
постояла у двери однокоечной палаты-бокса, поглядела на пустовавшую вэто
утро койку. Сестра Терентьева шла все время рядом снейивытираланос
платком. Они снова спустились на первый этаж, иТерентьевапростиласьс
ней. Вскоре в приемную комнату, тяжело дыша, вошел седой, тучный человек с
темными кругами под темными глазами.