.. Много часов ходилаона
по берегу, а потом, когда солнце стало садиться, сняласпальцакольцо,
кинула его в Днепр и пошла к монастырским воротам.
Илейтенантувоздушныхсил,воспитанникудетдома,слесарюв
механическоймастерскойСталГРЭСавсевспоминаласьжизнькнягини
Долгорукой. Он шел лесом, и ему представлялось: вот уж нет его,закопали,
иподкопченныйфрицемсамолет,ушедшийносомвземлю,проржавел,
рассыпался, зарос травой, ипоэтимместамходитВераШапошникова-
остановится, спустится по обрыву к Волге, глядит на воду... Адвестилет
назад ходила здесь молодая Долгорукая, - выйдет на поляну,пройдетсреди
льна, раздвинет руками осыпанные краснымиягодамикусты.Ибольноему
делалось, и горько, и безнадежно, и сладко.
Идет лесом узкоплечий лейтенантик в старенькой гимнастерке,-сколько
их забыто в незабываемое время.
37
Викторов, еще подходя к аэродрому, понял, что произошли какие-то важные
события. Машины"бэзэ"[бензозаправщики]разъезжалиполетномуполю,
техники, мотористы из батальона аэродромного обслуживания суетилисьоколо
самолетов, стоявших под маскирующими их сетками. Обычно молчаливыйдвижок
рации стучал четко и сосредоточенно.
"Ясно", - подумал Викторов, ускоряя шаги.
И тут жевсеподтвердилось,емувстретилсялейтенантСоломатинс
розовыми пятнами ожога на скуле и сказал:
- Выходим из резерва, есть приказ.
- К фронту? - спросил Викторов.
- А куда, к Ташкенту? - спросил Соломатин и пошел в сторону деревни.
Он, видимо, былрасстроен,-унегозавязалосьсерьезноеделос
хозяйкой по квартире, и сейчас он, должно быть, спешил к ней.
- Делиться будет Соломатин: избу бабе, корову себе, - проговорилрядом
с Викторовым знакомый голос. ЭтошелпотропинкелейтенантЕремин,с
которым Викторов ходил в паре.
- Куда нас, Ерема? - спросил Викторов.
- Может, Северо-Западный пойдет в наступление. Сейчас командирдивизии
на Эр-пятом пришел. У меня пилот знакомый на "Дугласе" в штабеВоздушной,
можно спросить. Он все знает.
- Чего спрашивать, скажут сами.
А тревога уже охватила не только штаб и летчиковнааэродроме,нои
деревню. Черноглазый, пухлогубый младший лейтенант Король,самыймолодой
летчик в полку, нес по улице постиранное и отглаженное белье, поверх белья
лежала коврижка и узелок сухих ягод.
Над Королем подшучивали, что хозяйки - две вдовыестарухи-баловали
его коврижками. Когда он уходилназадания,старухишликаэродрому,
встречали его на полпути - одна высокая, прямая, другая с согнутой спиной,
- он шел между ними, злой,смущенный,избалованныймальчик,илетчики
говорили, что Король ходит взвенесвосклицательнымивопросительным
знаками.
Командир эскадрильи Ваня Мартынов вышел из дома в шинели, неся водной
руке чемоданчик, в другой параднуюфуражку,которую,боясьпомять,не
вкладывал в чемодан.
Командир эскадрильи Ваня Мартынов вышел из дома в шинели, неся водной
руке чемоданчик, в другой параднуюфуражку,которую,боясьпомять,не
вкладывал в чемодан.Рыжаяхозяйскаядочьбезплатка,ссамодельной
завивкойсмотрелаемувследтакимвзором,чтоужлишнимбылобы
рассказывать и о ней и о нем.
ХроменькиймальчикотрапортовалВикторову,чтополитрукГолуби
лейтенант Ваня Скотной, с которыми он вместе квартировал, ушли с вещами.
Викторов перебрался на эту квартиру несколько дней назад, доэтогоон
жил с Голубом у плохой хозяйки,женщинысвысокимвыпуклымлбомис
выпуклыми желтыми глазами, - посмотрев в эти глаза, человекуделалосьне
по себе.
Чтобы избавиться от постояльцев, она напускала в избу дыма,аоднажды
подсыпала им золы в чай. Голуб уговаривалВикторованаписатьрапортоб
этой хозяйке комиссару полка, но Викторов не хотел писать рапорта.
- Хай ее холера задушит, - согласился Голуб идобавилслова,которые
слышал от матери, еще мальчиком: - До нашего берега що пристанет -якне
гивно, то триска.
Они перебрались на новую квартиру, она показалась им раем. Но вот в раю
побыть пришлось недолго.
Вскоре и Викторов с вещевым мешком и продавленным чемоданчиком шел мимо
высоких, словно двухэтажных,серыхизб,хромоймальчикпрыгалрядом,
нацеливаясь подаренной ему Викторовым трофейной кобурой в кур, вкружащие
надлесомсамолеты.Онпрошелмимоизбы,откудаЕвдокияМихеевна
выкуривала его дымом, и увидел замутнымстекломеенеподвижноелицо.
Никто не заговаривал с ней, когда она,несяотколодцадвадеревянных
ведра, останавливалась передохнуть. Не было у нее ни коровы, ниовцы,ни
стрижей под крышей. Голуб расспрашивал о ней, пытался выявить еекулацкую
родословную, но оказалось, что она из бедняцкой семьи.Женщиныговорили,
что после смерти мужа она словно помешалась: забралась в холодноеосеннее
время в озеро и просидела в нем сутки. Мужики еесилойвытащилиоттуда.
Но, говорилиженщины,онаидосмертимужа,идозамужествабыла
неразговорчива.
Вот идет Викторов по улице лесной деревни, и через несколькочасовон
улетит навсегда отсюда, и все это - гудящий лес, деревня, где лоси заходят
на огороды, папоротник, желтые натеки смолы, река,кукушки-перестанет
для него существовать. Исчезнут старики, девчонки, разговорыотом,как
проводили коллективизацию, рассказы о медведях, отнимавших у баб лукошки с
малиной, о мальчишках, наступавшихголойпяткойнагадючьиголовки...
Исчезнет эта деревня, странная для негоинеобычная,всяобращеннаяк
лесу, как был обращен к заводу рабочий поселок, где он родился и вырос.
Апотомистребительприземлится,ивмигвозникнет,станетновый
аэродром, сельский или заводской поселок со своими старухами,девчонками,
со своими слезами и шутками, котами с лысыми от шрамов носами,сосвоими
рассказами о прошлом, о сплошнойколлективизации,сосвоимиплохимии
хорошими квартирными хозяйками.