В полусумраке различил он сидящего на корточкахчеловека,увиделего
широкое лицо, услышал славный голос:
- Вот и гость к нам пришелвграновитуюпалату,милостипросим,-
водочки сто грамм, печеное яичко на закуску.
В пыльной и душной полумгле Николаю Григорьевичу пришло вголову,что
он никогда не расскажет Евгении Николаевне о том,каконвспоминалее,
забравшись в сталинградскую мартеновскую берлогу. Раньше ему всехотелось
отделаться от нее, забыть ее. Но теперьонпримирилсястем,чтоона
неотступно ходит за ним. Вот и в печь полезла, ведьма,неспрячешьсяот
нее.
Конечно, все оказалось проще пареной репы. Кому нужны пасынкивремени?
В инвалиды его, на мыло, в пенсионеры! Ееуходподтвердил,осветилвсю
безнадежность его жизни, - даже здесь, в Сталинграде, нет емунастоящего,
боевого дела...
А вечером в этом же цеху Крымов последокладабеседовалсгенералом
Гурьевым. Гурьев сидел без кителя, то и дело вытирая красное лицо платком,
громким, хриплым голосом предлагал Крымову водки, этим же голосом кричал в
телефон приказания командирам полков;этимжегромкимхриплымголосом
выговаривал повару, несумевшемупоправиламзажаритьшашлык,звонил
соседу своемуБатюку,спрашивалего,забивалиликозланаМамаевом
кургане.
- Народ у нас, в общем, веселый, хороший, - сказал Гурьев.-Батюк-
мужик умный, генерал ЖолудевнаТракторном-мойстаринныйдруг.На
"Баррикадах" Гуртьев, полковник, тоже славныйчеловек,ноонужочень
монах, совсем отказался от водки. Это, конечно, неправильно.
Потом он стал объяснять Крымову, что ни у когонеосталосьтакмало
активных штыков, как у него, шесть-восемь человек в роте; никкомутак
трудно не переправиться, как к нему, ведь, бывает, с катеров третьючасть
снимают раненными, - вот разве только Горохову в Рынке так достается.
- Вчера вызвал Чуйков моего начальника штаба Шубу, что-то не сошлосьу
него при уточнении линии переднего края, такмойполковникШубасовсем
больной вернулся.
Он поглядел на Крымова и сказал:
- Думаете, матом крыл? - и рассмеялся. -Чтомат,матомяегосам
каждый день крою. Зубы выбил, весь передний край.
- Да, -протяжносказалКрымов.Это"да"выражало,что,видимо,
достоинство человека не всегда торжествовало на сталинградском откосе.
Потом Гурьев стал рассуждать о том, почемутакплохопишутгазетные
писатели о войне.
- Отсиживаются, сукины дети, ничего сами не видят, сидят заВолгой,в
глубоком тылу, и пишут. Кто его лучше угостит, про того онипишет.Вот
Лев Толстой написал "Войну и мир". Сто летлюдичитаютиещестолет
читать будут. А почему? Сам участвовал, сам воевал, вот онизнает,про
кого надо писать.
-Позвольте,товарищгенерал,-сказалКрымов.-Толстойв
Отечественной войне не участвовал.
-Позвольте,товарищгенерал,-сказалКрымов.-Толстойв
Отечественной войне не участвовал.
- То есть как это "не участвовал"? - спросил генерал.
- Да очень просто, не участвовал, - проговорил Крымов. -Толстойведь
не родился, когда шла война с Наполеоном.
- Не родился? - переспросил Гурьев. - Как это так, не родился? Кто ж за
него писал, если он не родился? А? Как вы считаете?
И у них загорелся вдруг яростный спор. Это был первыйспор,возникший
после доклада Крымова. К удивлению НиколаяГригорьевича,оказалось,что
переспорить собеседника ему не удалось.
57
На следующий деньКрымовпришелназавод"Баррикады",гдестояла
Сибирская стрелковая дивизия полковника Гуртьева.
Он с каждым днем все больше сомневался, нужны лиегодоклады.Иногда
ему казалось, чтослушаютегоизвежливости,какневерующиеслушают
старика священника. Правда, приходу его бывали рады, но он понимал, - рады
ему по-человечески, а неегоречам.Онсталоднимизтехармейских
политотдельцев, что занимаются бумажными делами,болтаются,мешаюттем,
кто воюет. Лишь те политработники были на месте, которые не спрашивали, не
разъясняли, не составлялидлинныхотчетовидонесений,незанимались
агитацией, а воевали.
Он вспоминал довоенные занятия вуниверситетемарксизма-ленинизма,и
ему и его слушателямбылосмертноскучноштудировать,каккатехизис,
"Краткий курс" истории партии.
Но вот в мирное время эта скука была законна,неизбежна,аздесь,в
Сталинграде, стала нелепа, бессмысленна. К чему все это?
Крымов встретился с Гуртьевым у входа в штабной блиндаж и не призналв
худеньком человеке, одетом в кирзовые сапоги, в солдатскую,непоросту
куцую шинель, командира дивизии.
Доклад Крымова состоялся впросторном,снизкимпотолкомблиндаже.
Никогда за все время своего пребываниявСталинградеКрымовнеслышал
такого артиллерийскогоогня,каквэтотраз.Приходилосьвсевремя
кричать.
Комиссар дивизии Свирин, человексгромкойскладнойречью,богатой
острыми, веселыми словами, перед началом доклада сказал:
- А к чему это ограничивать аудиторию старшим командным составом? А ну,
топографы, свободные бойцы роты охраны, недежурящиесвязистыисвязные,
пожалуйте на доклад о международном положении! После докладакино.Танцы
до утра.
ОнподмигнулКрымову,какбыговоря:"Нувот,будетещеодно
замечательное мероприятие; сгодится для отчета и вам и нам".
По тому, как улыбнулся Гуртьев, глядя на шумевшего Свирина, и потому,
как Свирин поправил шинель, накинутую на плечи Гуртьеву, Крымов понялдух
дружбы, царивший в этом блиндаже.
И по тому,какСвирин,сощуривибезтогоузкиеглаза,оглядел
начальника штаба Саврасова, а тот неохотно, с недовольнымлицом,сердито
поглядел на Свирина, Крымов понял, что не только дух дружбы и товарищества
царит в этом блиндаже.