Нож сделал в воздухе двойное сальтои,задрожав,
вонзился в ствол по серединулезвия.Эддипротянулрукукветке,на
которой висела кобура стрелка, выхватил револьвер и взвел курок.
Остаться или дать тягу?
Но молодой человек обнаружил, что уже не может позволить себе роскошь
решать этот вопрос. Тварь была не только огромной, но и _б_ы_с_т_р_о_й_, и
бежать было поздно. В проходе между деревьями с севернойстороныполяны,
куда он смотрел, ему начали открываться исполинскиеочертания-силуэт,
поспорить вышиною с которыммоглилишьсамыевысокиедеревья.Гигант
тяжело и неуклюже шел прямо на юношу. Взгляд чудовища уперся в Эдди Дийна,
и оно вновь заревело.
- Мама родная, шиздец,-прошепталЭдди,когдаочередноедерево
согнулось, выстрелило, точно пушка, и с громким треском рухнуло налесную
подстилку, подняв облако пыли и сухой хвои. Теперь зверь - медведьростом
с Кинг-Конга, - ломая сучья, надвигался на поляну. Землядрожалаунего
под ногами.
"Что будешь делать, Эдди?" - внезапно спросил Роланд. -"Думай!Это
единственное преимущество, какое есть у тебя передонымзверем.Чтоты
будешь делать?"
Что оного зверя удастся убить, Эдди не думал. Из базуки - может быть,
но из стрелкова сорок пятого калибра - нет. Можно было бы убежать, ноему
отчего-то казалось, что наступающий на поляну зверь прижеланииспособен
проявить изрядное проворство. Эдди догадывался, чтовероятностьокончить
жизнь раздавленным влепешкупятоймедведя-великанасоставляетдобрых
пятьдесят процентов.
Так на что решиться?Остатьсяистрелятьилибежатьотсюдакак
угорелому?
Эдди пришло в голову, что есть итретийвариант:можновзобраться
наверх.
Он повернулся к дереву, о которое опирался спиной. Это былаогромная
вековая сосна, бесспорно, самое высокоедеревовэтойчастилеса.Ее
первая ветвь развернула свой зеленыйперистыйвеерввосьмифутахот
земли. Эдди снял револьвер с курка,сунулзапоясштанов,подпрыгнул,
ухватился за ветку и лихорадочно подтянулся. Заегоспинойвновьзычно
взревел ворвавшийся на поляну медведь.
Молодой человек так или иначенепременносталбыегодобычей,и
висеть бы тогда кишкам Эдди Дийна веселыми яркими нитями на нижнихветвях
сосны, если бы в этот миг медведь опять нерасчихался.Поднявнаместе
бывшего костра черную тучу пепла, зверь замер, согнувшись чуть ли не вдвое
и уперев передние лапищи в огромные ляжки, отчегонамгновениесделался
похож на старика в шубе - на простуженного старика. Ончихаличихал-
АП-ЧХИ! АП-ЧХИ! АП-ЧХИ! - и от его морды летели мириады паразитов. Горячая
струя мочибиламеждулапвкострище,сшипениемразмываяроссыпь
угольков.
Не тратя попусту дарованныеемунесколькодополнительныхрешающих
секунд, Эдди с обезьяньим проворством взлетел на сосну, остановившись лишь
раз, чтобы убедиться, что револьвер по-прежнему крепко сидит за поясом его
штанов.
Эдди владел ужас; он уженаполовинуубедилсебя,чтопогибнет
(чего же и ждать, когда рядом нету Генри, который бы Приглядывал заним),
- и все равно в голове у юноши клокотал безумный смех.
"Положение безвыходное, - подумал Эдди. - Не хило, а, фанаты?Загнан
на дерево Медведзиллой".
Тварьсноваподнялаголову-солнцекороткимиослепительными
вспышками заиграло на вращающейся штуке меж ее ушей - иатаковаладерево
Эдди. Высоко занеся лапу, медведьударил,намереваясьсшибитьмолодого
человека с сосны, как шишку. Эдди перемахнул на следующий сук.Втотже
миг огромная лапа переломилаветку,накоторойонтолькочтостоял,
пропоров и сорвав с Эддиботинок.Ошметкиразодранногонадвоебашмака
отлетели прочь.
"Ничего-ничего, все нормально, - думал Эдди. -Еслихочешь,Братец
Медведь, забери оба. Чертовы штиблеты все равно давно сносились".
Медведь заревел и хлестнул по дереву, оставив в древней коре глубокие
раны, из которыхпотеклапрозрачнаяживица.Эдди,неостанавливаясь,
судорожно карабкался вверх по редеющим ветвям. Осмелившись мельком глянуть
вниз,онуперсявзглядомпрямовмутныеглазамедведя.Фономдля
запрокинутой головызверяслужилаполяна,превратившаясявмишеньс
грязным пятном раскиданного кострища вместо яблочка.
- Промахнулся, гнида косма... - начал молодой человек, и тут медведь,
не опуская головы, чтобывидетьЭдди,чихнул.Эддинемедленнозалило
горячей слизью,замешаннойнатысячахбелыхчервячков.Ониотчаянно
извивались у него на руках, на рубахе, на шее и на лице.
Пронзительно вскрикнув от неожиданности и отвращения,Эддипринялся
прочищать глаза и рот, потерял равновесие и едва успел вовремязацепиться
сгибом руки за соседнюю ветку. Удерживаясь таким образом, онотряхивался,
ожесточенно, всей пятерней, стирая с себя как можно больше кишащей червями
густой мокроты.
Медведь взревел и снова ударил по дереву. Сосна раскачивалась, словно
мачта в шторм... но новые царапины появились по меньшей мере семьюфутами
ниже той ветки, в которую что было сил упирался ногами Эдди.
Червяки издыхают, понял молодойчеловек.Должнобыть,ониначали
гибнуть, едва покинув зараженные трясины в теле чудовища.Отэтоймысли
ему немного полегчало, и он опять принялсякарабкатьсявверхпососне.
Через двенадцать футов Эдди остановился, не рискуя подниматься выше. Ствол
сосны,диаметркоторогоуподножиясоставлял,вероятно,добрых
восемнадцать футов, здесь имел в поперечнике не более восемнадцати дюймов.
Эдди распределил свой вес между двумя ветвями, но он чувствовал,какобе
они пружинисто гнутся под его тяжестью. Отсюда, с высоты птичьегополета,
открывался вид на расстилающийся внизу волнующийся ковер лесаизападные
предгорья. При иных обстоятельствах этой картинойстоилобынасладиться
без спешки.
"Крыша мира, мамочка", - подумал Эдди.