– Сказать?
– Ну, знаешь, у порога, перед видеокамерами.
– Там будут камеры?
– Уверен, учитывая всю важность момента… Нам надо будет сказать какую‑нибудь вечную фразу. Я думаю: «Это важный момент в истории человечества».
– «Важный момент»? – Норман нахмурился.
– Ты прав, это неуклюже, – сказал Тед. – Быть может, «переломный момент»?
Норман покачал головой.
– А как насчет «перекрестка эволюции разумных рас»?
– Разве у эволюции может быть перекресток?
– А почему бы и нет? – сказал Тед.
– Перекресток это пересечение дорог… Эволюция – дорога? Полагаю, это не так, она же не прямая.
– Ты слишком буквален.
– Готовьтесь, – сказал пилот. – Девятьсот футов.
Погружение замедлилось, они услышали прерывистое зудение сонара.
– «Новый виток эволюции»? – предложил Тед.
– Годится… Ты думаешь, это действительно так?
– А как же иначе? – удивился Тед.
– А если внутри звездолета не окажется ничего, кроме кучи ржавого хлама?
– Ну, это мы еще посмотрим, – сказал Тед.
– Девятьсот пятьдесят, включаю прожектор, – сказал пилот.
Они увидели белые пятна. Пилот пояснил, что это взвешенные частицы.
– Визуальный контакт, вижу дно.
– Дайте взглянуть, – попросил Тед. Пилот наклонился, и Норман увидел тусклую безжизненную плоскость – ускользающую за освещение и растворяющуюся в темноте.
– Боюсь, здесь мало что можно увидеть, – сказал пилот.
– Удивительно мрачное зрелище, – сказал Тед без следов разочарования.
– Я ожидал встретить больше жизни.
– Здесь слишком холодно. Температура воды, м‑м… тридцать шесть по Фаренгейту.
– Почти ледяная.
– Да, сэр. Давайте поищем ваш новый дом… – перед иллюминатором взметнулись грязевые осадки; субмарина развернулась и поплыла над дном.
Несколько минут они видели только серый ландшафт, затем появились огни.
– Нам туда.
Множество подводных огней, образующих прямоугольник.
– Это решетка, – пояснил пилот. Субмарина поднялась и плавно скользнула над растянувшейся на полмили решеткой. Затем они увидели водолазов, которые помахали проплывающей субмарине. Пилот просигналил гудком.
– Они услышат?
– Несомненно, ведь вода хороший проводник.
– Боже мой! – сказал Тед. Прямо по курсу возвышался гигантский титановый стабилизатор – Норман совсем не ожидал таких размеров. Субмарина свернула влево и почти с минуту стабилизатор полностью заслонял обзор.
Тускло‑серый металл, совершенно нетронутый, за исключением белых пятен морских наростов.
– И никаких следов коррозии, – заметил Тед.
– Да, сэр, – сказал пилот. – Специалисты считают, что это из‑за металлопластика, но я не думаю, что они в этом уверены.
Когда они миновали стабилизатор, субмарина снова развернулась и впереди появились огни, расположенные вертикальными рядами. Норман увидел желтый цилиндр с иллюминаторами и низкий металлический купол.
– Слева ГД‑7, подводный дом водолазов, – сказал пилот. – Он очень утилитарный. Вам, парни, в ГД‑8, который, уж поверьте на слово, намного комфортабельней, – он развернул субмарину вправо и появились другие огни.
Когда они приблизились, Норман насчитал пять цилиндров – вертикальных и горизонтальных, соединенных в единый комплекс.
Когда они приблизились, Норман насчитал пять цилиндров – вертикальных и горизонтальных, соединенных в единый комплекс.
– Вот ваше пристанище, джентльмены, – сказал пилот. – Через минуту состыкуемся.
– Что дальше? – спросил Норман.
– Герметизация, – пояснил Тед. – Они поменяют воздух на экзот‑газ.
Здесь мы не можем дышать земным воздухом.
– Почему? – удивился Норман.
Сейчас, глядя на холодные стальные стены, он пожалел, что спал на лекции.
– Потому что атмосфера Земли смертельна, – сказал Тед. – Ты даже не представляешь, но кислород находится в той же химической группе, что и хлор со фтором… а фтористоводородная кислота самая едкая из всех известных кислот… Коррозийное свойство кислорода – заставляющее буреть недоеденное яблоко или ржаветь железо – невероятно разрушительно для человеческого организма. Под высоким давлением, кислород становится очень токсичным газом, и, при долгом воздействии, неизбежен смертельный исход.
Поэтому сейчас содержание кислорода снизится. Если на поверхности ты вздыхал двадцать один процент, здесь будет только два, но ты не заметишь никакой разницы.
– Начинаем герметизацию, – послышался чей‑то голос.
– Кто это? – спросил Норман.
– Барнс, – ответил голос, который совсем не походил на голос Барнса и звучал как‑то неестественно.
– Это из репродуктора, – сказал Тед каким‑то чудным голосом, и рассмеялся. – Они пустили гелий.
– Ты говоришь, как Дональд Дак, – сказал Норман и засмеялся. Он и сам пищал, как Диснеевский персонаж.
– Говори за себя, Микки, – пискнул Тед.
– Я аккккуратттный… я делллаю пудддинг, – сказал Норман. Оба веселились, слыша собственные голоса.
– Кончай балдеж, парни, – сказал Барнс. – Шутки в сторону.
– Да, кэп, – сказал Тед, но его голос стал таким невнятным, что они снова заржали. Их жестяные голоса походили на звуки школьниц, шалящих в стальной трубе – гелий сделал голоса высокими и писклявыми. Но имелся и другой эффект.
– Холодно? – спросил Барнс.
Они и в самом деле продрогли… Норман видел, как дрожит Тед и чувствовал, что его собственные ноги покрываются гусиной кожей. Словно бы их пронизывал ветер – вот только никакого ветра здесь не было – их охлаждал гелий.
Тед что‑то сказал, но Норман уже был не в состоянии разбирать его тонкий писк.
– Пищите, как пара крыс, – с удовлетворением отметил Барнс.
Тед покосился на репродуктор и что‑то пискнул.
– Переговорники под сиденьем, – сказал Барнс.
Норман открыл металлический сундучок – металл заскрипел, точно мел по школьной доске.