- Как скажешь. Мне придетсяпризватьнапомощькое-какиеопорные
воспоминания, пока я не найдукудаможнозакрепиться,-голосНакера
приобрел сильный оттенок неодобрения. - Ты все-такинастаиваешьнатом,
чтобы погрузиться в мозг самому, вопрекивсемпрофессиональнымсоветам.
Паранойя, паранойя, Руиз. Каждый раз, когда яплаваювтвоемсознании,
геометрия его другая. Ты слишком многообластейзакрылилизамкнулна
себя. Чудеса, да и только, что даже генч смог к чему-то прикрепить сеть.
- А у них никогда вроде бы проблем с этим не бывает. И они столько не
разговаривают.
- Теперь проваливай, - сказал Накер, и Руиз стек вниз, всвоесамое
глубокое и безопасное место.
Накер на миг замер, прежде чем начать смотреть собственными сенсорами
внеподвижноетелоРуиза.Руизлежалнаиммобилизационномложе,
заключенный в янтарный блок токгеля, на голове его торчалагустаящетина
серебряныхпроводов.ШрамыотвстречиРуизасволчеголовымибыстро
бледнели.Еслиуловлениеумазайметпобольшевремени,шрамыстанут
невидимы, прежде чем Накер вернется всвоюстекляннуюбанкуивсвое
собственное болезненное тело.ВтелеутемнойкожиРуизабылпочти
металлический оттенок, гладкость и плотность, словно она могла бы отразить
удар ножа, словно ее можно было отполировать до зеркала в формечеловека.
Накер присмотрелся к рукам Руиза, они плаваливгеле,кистисогнулись,
словно держали мячик. Накер восхищался этими руками. Подумать только,что
такиеопасныепредметымогутбытьтакимикрасивыми.Сильныепальцы
сужаются к кончикам костяшкипальцев,словновеликолепныескипетрыиз
кости. Все вместе связано жилистыми, пружинистымимышцамииоблеченов
блестящую кожу.
В этом приятном созерцании прошла минута. Потом Накерпогрузилсвой
щуп внутрь и осторожно, деликатно, рассекая холомнемоническое мореРуиза,
упал, словно игла острием вперед,впропасть.Онпогружалсяглубжеи
глубже, без усилий скользя вокруг средней глубины рифов самозащитыРуиза.
Он ловко, как втанце,увернулсяотмассивныхчувствительныхканатов
генчианской смертнойсети,структуры,котораякорениласьвбездонных
пропастях и каналах. С такой же ловкостьюонизбежалтонкогосплетения
послания-на-задание Лиги, которое мутило глубины; словно щупальца огромной
требовательной каракатицы.
В конце концов Накер расположился на дне сознания Руиза и пристроился
среди ила мертвых воспоминаний, распавшихся фрагментовжизненногоопыта,
которые постоянно дождем падалисверху.Тамондолголежалспокойно,
медленно выпуская наверхсвоисенсоры,наносянакартувещиивехи
личности Руиза, пока они проплывали над ним медленными течениями.
Когда он был удовлетворен, он выпустил пузырек стимуляцииизсвоего
собственногоестества.
Онподнялся,мерцая,поканераскололсяо
каменно-твердое дно одного из самых ранних воспоминанийРуиза,массивную
глыбу, так плотно покрытуюзащитнымслоем,что,вероятно,недоступную
самому Руизу.
Руизу было пять лет, и он помогал своемуполуотцувсарае.Особой
обязанностью Руиза было собирать теплые шарики плоти орма из гнезд,когда
ормытолпилисьвпроходе,чтобыпозавтракать.Этобылаприятная
обязанность,однаизсамыхлюбимыхуРуиза.Свежеснесенныешарики
поеживались у него в руке, пока он собирал их в корзинкудляинкубатора,
их крохотные щупальца искали на его ладонях кормящие поры, которых не было
на его человеческой коже, и ощущение былотакое,словноегоприятнои
шутливощекочут.Весинкубаторнойкорзины,когдаобязанностьбыла
выполнена,былещеоднойнаградой:каждыйшарикпредставлялсобой
небольшое,новполнеизмеримоеколичествокредита,способствующего
независимости его семьи. Хотя для его юного умаидеянезависимостибыла
весьма смутной, он знал вневсякихсомнений,чтонезависимость-это
ХОРОШО, и что обратное понятие, рабство - ПЛОХО. Это он понял по вытянутым
лицамиприглушеннымголосамзаобеденнымстолом,когдабыни
произносилось последнее слово. В последнеевремялицавытягивалисьеще
больше, а голоса не так приглушались, положение, которое беспокоило Руиза,
когда он об этом думал.
Казалось, большенепомогалото,чтоРуизприносилстолькоже
шариков, сколько всегда. И неважно, насколько сильно он уговаривалормов,
ониотказывалисьнестисьбольше,чемобычно,шариковбылопрежнее
количество. Они таращились на него своими тусклыми фасетчатыми глазами, не
понимая, чего от них хотят, когда Руиз серьезно пытался им объяснить,как
важно было, чтобы они постарались нестись лучше. Иногда,еслиголосаза
обеденным столом были чересчур громкими,Руиз,вконцеконцов,плакал
возле ормов, бессильный отгнева.Емуоченьхотелосьшвырнутьвних
камешками, чтобы наказать их за глупость.
Но не сегодня. Сегодня он был счастлив. Он нес инкубаторскуюкорзину
через весь комплекс к маточному сараю, когда блестящая штуковина ворвалась
во внутренний дворик и приземлилась в вихре взметнувшейся пыли.Руизбыл
так поражен, что уронил корзину, просыпав множествошариковвпыль.Он
немедленно поставил корзину и стал снова собиратьдрагоценныешарики.К
томувремени,когдаонихвсехподобрал,дверивоздухомобиляс
пневматическим шипением поднялись. Оттуда шагнул надсмотрщик, тощая змея с
длинной, заплетенной в косички, бородой итатуированнымибровями.Звали
надсмотрщика Боб Пикуль, имя, которое приносило в семейные беседыстолько
же напряжения, сколько и упоминание рабства.
Из общего дома, построенного изтопленогокамня,вышлипочтивсе
старшие члены семьи.